Тут подал голос Вальбрас:
— Я знаю, куда идти.
Все взгляды остановились на нем.
— И куда? — с затаенной надеждой спросил доктор Лорс.
— Судя по сказанному во время перехода, мы в лабиринте Междумирья. Но и Междумирье всегда меняется, как Обелиск. Я этого точно не знаю, но так считаю. Так понял. В переходе нам всем была дана подсказка, ее породил сам Обелиск или нечто разумное, что породило его и господствует здесь. Надо запастись терпением, чтобы найти выход из лабиринта…
— А при чем тогда Дуэ? — удивился Митсар.
— При том, что для нас Междумирье — это Дуэ.
Ольсар изумился не меньше карлика:
— Разве так может быть, Вальбрас?! Разве может быть, чтобы для одних Междумирьем оказался Дуэ, для других — Рэя?..
— Да, а для третьих — наш Кирранот!
Голос Зелиды прозвучал необыкновенно звонко, невзирая даже на фиолетовый туман, скрадывающий все звуки.
— Может быть, — кивнул ей Вальбрас. — Даже больше: так есть. Я потом объясню, откуда знаю это, а нам пора. Хотя, признаться, звучит странно для безвременья Дуэ…
— Да понятно, откуда ты это знаешь, — буркнул Айнор, поворачивая Эфэ в коридор, свод которого терялся в туманной вышине.
— Я рад, что мне не придется лишний раз вспоминать о былой профессии!
— Не знал, что от пристрастия к дохлым вельможам и богачам можно отделаться, дабы называть свою профессию «былой».
Обменявшись любезностями, телохранитель и вор двинулись вперед, а за ними последовали все остальные в карете и повозках.
Ольсару было поистине страшно. Пожалуй, так страшно, как он даже не ожидал. Эта фиолетовая тишина, эти заиндевелые стены, подпирающие невидимый потолок, сам лабиринт, где каждый новый коридор в точности повторял пройденный ранее.
Страх порождала отнюдь не фантазия, плодящая чудовищ. Нет. Сейчас его подпитывало всякое отсутствие воображения. Сыскарь не мог даже представить себе, какая опасность караулит их за любым из поворотов, и эта неизвестность была ужаснее всякого ночного кошмара.
Ольсар был уверен, что в точности то же самое чувствует каждый из его спутников, и тем более подскочил на сидении кареты, когда лабиринт вдруг внезапно, без каких-либо намеков или предупреждений, изменил свои очертания. Может быть, они миновали какую-то невидимую и неосязаемую преграду, рубеж, означенный Междумирьем как точка отсчета?
Коридор более не напоминал пещеру. В нем было достаточно света — не живого, от солнца, но и не искусственного, от огня, — чтобы с непривычки прищуриться или заградить глаза ладонью.
При всей чужеродности, помещение казалось не просто рукотворным, а узнаваемым. В таких местах никогда не живут, зато всегда работают: здесь витал запах казенщины и бурной деятельности.
Потолок темнел ржавыми потеками, а стены растрескались. Двери были покрашены лишь бы как, а плинтусы давно провалились под неопрятный настил пола.
И тем нелепее смотрелись здесь запряженные повозки, карета и верховые, пусть даже места хватало с лихвой.
Вдоль стен выстроились в очередь клубящиеся тени. Они роптали, но бесцветно и без малейшей надежды быть услышанными. Двери открывались и закрывались, впуская и выпуская новые тени. Дверей было так много, что очередь не редела. Стоящие в ней лишь менялись местами, возвращались, занимали сразу в несколькие кабинеты, переругивались между собой.
Путники блуждали до тех пор, пока не сообразили, что это новый лабиринт, что он закольцован и что чудовищ, к бою с которыми они все так тщательно готовились, здесь нет.
— Вальбрас! — позвал Ольсар, уже давно выбравшийся из кареты, равно как спешились и Айнор с Вальбрасом. — Скажите, что нам делать дальше? Заглянуть в одну из этих дверей?
Расхититель гробниц подавленно озирался. Изменение облика лабиринта на сей раз было для него неожиданностью, и это слегка умерило его самодовольство. Айнор понял это без лишних слов. Убрав меч, он сам направился к ближайшей двери, а остальные покорно потянулись вслед за ним.
Но не тут-то было! Едва телохранитель положил ладонь на ручку двери и потянул на себя, все тени пришли в ярость. Обратившись в гигантский смерч, они напали на Айнора и его попутчиков, и весь караван был отброшен назад, на середину коридора.
— Куда прете без очереди?
— Ослепли?
— Мы все тут сидим с последнего потопа!
— Становитесь в хвост!
— Ишь какие умные!
— Наглые!
— Умные и наглые!
— А я говорю — просто наглые!
— Самый умный, да?!
В глазах Айнора мелькнула растерянность. Он бился с воинственными кочевниками диких земель, он в клочья разносил свирепых разбойников на больших дорогах, он готов был сразиться с любым чудовищем, какими бы клыками или когтями оно не обладало. Но телохранитель оказался беспомощен, как младенец, в противостоянии с этой неестественной силой. Возможно, впервые за всю свою жизнь он ощутил себя ничтожной песчинкой, которая имела несчастье попасть внутрь какому-то бездушному всеобъемлющему механизму.
— Что это было? — пробормотал Ольсар.
— Ну-ка, подвиньтесь! — сказала Зелида, вместе с косой спускаясь с повозки и раздвигая остолбеневших попутчиков в разные стороны. — Я сейчас разберусь, кто тут у нас умный, а кто наглый! Ты, языкастая, ты тут всем, я так погляжу, советы раздаешь и отвечаешь, когда тебя саму не спрашивают. Ну-ка, пойди сюда, рвань ты неумытая! Чего глазами лупаешь? Ах, ты сюда и попала за то, что лезла во все дырки? Так у тебя есть возможность потрепать языком! Слышь чего, ты у нас тут самая умная и все знаешь — или не ты?
Тени очереди взъярились и завыли на десятки разных голосов, безликие и одинаковые. Зелиду едва не сносило ветром, но она продолжала, но она продолжала визжать подобно рыночной торговке, у которой из-под самого носа увели товар. Она лишь махнула косой в сторону двери.
Ольсар понял ее намек, и пока актерка держала на себе огонь озверевшей очереди грешников, он под шумок проскочил в заветный кабинет. А из коридора все еще неслось: «Это я корова? Да это мамаша твоя корова, на том свете титькой отродье Дуэ кормит!» — «Да на себя посмотри! Из-за таких, как вы, наглых, в кабинет не войдешь!» — «А ты, козел, чего тут блеешь?! Пшел вон!»
— Ну, Зелида, — пробормотал сыскарь, стыдливо ухмыляясь, — ну и горазда ты браниться!
Лицо его горело, как будто маска была раскалена докрасна. Он даже не сразу вспомнил, зачем пробивался сюда, пока из-за спины не донеслось:
— Ну-с, долго еще ждать?
Ольсар оглянулся. За столом восседал странный… человек-не человек?.. словом, странное нечто в виде очень длинной сардельки. Из середины ее торчала пружинка, к которой крепилась палочка, способная писать на пергаменте. Возле сардельки, почтительно склонившись, стояла абсолютно бесстыжая девица: и снизу неприкрыта, и лицо без маски, и грудь наружу. Сыскарь побыстрее отвернулся.
— Нам бы выйти из Обелиска… — нерешительно проговорил он, сарделька качнула верхушкой:
— Из какого еще Обелиска? Послушайте, что вы мне тут голову морочите? Мне, по-вашему, заняться больше нечем? Вы тратите мое рабочее время!
— Мы ищем выход из вашего… учреждения, — нашелся Ольсар, чуть обдумав ответ. — Что для этого нам надобно сделать?