Хан и Чуви молча проследовали за Захарой по коридору. Хану не особенно нравилось, что врач косилась по сторонам и поглядывала через плечо. Надо признать, она была симпатичной, но страх на её лице портил всё впечатление. И она что-то скрывала. По опыту он знал, что женщина в сочетании с тайной давала гремучую смесь, которая могла рвануть сильнее, чем вышедший из-под контроля ядерный реактор.
– Далеко ещё? – спросил он.
Она не ответила и даже не глянула на него, а только подняла руку: то ли "заткнись", то ли "стойте", то ли и то, и другое. Хан обернулся к вуки, чтобы вслух полюбопытствовать: сколько ещё им терпеть такое к себе отношение?
Они уже давно находились в плену, несколько недель с тех самых пор, как имперцы взяли "Тысячелетний сокол" на абордаж и конфисковали корабль вместе с грузом. Специальным челноком их доставили на эту баржу – ещё пару неизвестных контрабандистов, до которых нет дела остальной галактике.
Так бы они и закончили свои дни здесь, если бы несколько дней назад Хан не потерял терпение и не попытался устроить побег во время хорошо разыгранного беспорядка в коридоре. Он от души врезал стражнику, Чуви бросил штурмовика через стол, а потом они помнили лишь темноту.
Было очень темно.
В карцере они большей частью гадали, что будет с ними дальше, с кем бы организовать побег, если такое вообще возможно. У контрабандистов почти нет друзей, а таких, которые ради Хана рискнут своей головой, вообще не было. Ему в первый раз пришла в голову мысль, что они с Чуви проведут остаток своих дней в тёмном и тесном исправительном каземате.
Захара остановилась, повернулась и глянула в открытый люк. Хотя Хан ещё ни разу здесь не был, он догадался, что это медсанчасть. Он подошёл к ней, тоже посмотрел внутрь, а потом на Захару. По выражению её лица он понял, что, когда она отсюда уходила, всё выглядело совсем по-другому.
Все койки были пусты.
Всё медицинское оборудование, мониторы, насосы работали, мигали, жужжали сами по себе, но капельницы, трубки и катетеры висели просто так. Из капающих лечебных жидкостей уже набрались лужицы. Запачканные потом и кровью одеяла и простыни висели в беспорядке, а иногда и просто валялись на полу. От повисшей тишины Хан невольно напряг плечи, а правой руке стало неудобно от отсутствия бластера там, где он обычно висел. Хан заставил себя успокоиться.
– Как здесь беспокойно! – сострил он.
Захара помотала головой.
– Когда я уходила, тут было полно больных.
– Без обид, доктор, а тебя болезнь не задела?
– Ты не понимаешь. Они все были мертвы. Двадцать или тридцать человек: стражники, заключённые. Некоторые лежали на полу. Я бы не оставила их здесь, если бы хоть кому-то могла помочь.
– А где твой дроид?
– Не знаю. Мусор! – позвала она.
2-1В не ответил. Хан и Чуви обошли Захару с боков, оглядывая ряды пустых коек. Чуви что-то прорычал.
– Да, мне тоже, – пробормотал в ответ Хан.
Он остановился взглядом на окровавленном белом халате, который будто разорвали пополам, а потом посмотрел на Захару.
– Слушай, а ты права. Здесь действительно никого не осталось в живых. Как мы будем отсюда выбираться?
– На звёздном разрушителе.
Хан был готов поклясться, что не так её расслышал.
– Повтори-ка.
– Он прямо над нами. Брошенный корабль, судя по всему. Баржа пристыковалась к нему, чтобы разжиться запчастями для двигателей. Тогда-то всё и началось. Не знаю, успели ли починить двигатели до гибели техников. Иначе...
– Получается, заразу занесли с разрушителя?
Она кивнула.
– Похоже, туда лучше не соваться.
Захара не ответила. Она наклонилась, чтобы рассмотреть пятна крови под одной из коек. Протянув руку, она что-то подняла с пола – Хан не разобрал что именно – и вытащила предмет на свет.
– Что это? – спросил Хан, но потом увидел сам.
Это была человеческая рука, оторванная с мясом. Кости предплечья были переломаны тяжёлым тупым предметом. Не хватало двух пальцев, вырванных с костяшками. Захара разглядывала руку совершенно без эмоций на лице.
– Это одного из стражников, – сказала она.
– Откуда ты знаешь?
Она показала на печатку.
– Военное училище.
Она отпустила руку, и та с глухим стуком упала на пол. Позади Захары, с другой стороны ряда коек, зарычал Чубакка.
– Э-э... доктор, кажется, нашёлся твой дроид, – сообщил Хан.
Едва Захара туда посмотрела, как поняла, что где-то в самом мрачном уголке своей души она ждала именно такого итога с того самого мгновения, как пришла в одиночку и не дождалась там Мусора.
2-1В лежал, разорванный на куски, на полу за последней койкой. Руки, ноги и голову оторвали и разбили, а грудной отдел настолько пострадал, что панель инструментов беспорядочно мигала под защитным кожухом. Дроид ещё пытался что-то сказать, издавая бессмысленные звуки.
– Доктор Коди?
– Мусор, что здесь произошло?
– Простите. Порядок анализа написан на стене. Это было великолепно. Хотите попробовать ещё?
– Мусор, послушай меня, – она села рядом с ним. – Пациенты, тела – куда они подевались?
– Слушайте, доктор, – начал было Хан. – Давай отсюда выбираться, а? Тут всё...
– Тихо! – шикнула Захара, не отрывая взгляда от дроида. – Трупы, Мусор. Их кто-то забрал?
– Простите. Ничего не осталось. Они не ходят без трёх и двух частей. Простите. Я сделал всё, что мог.
2-1В прищёлкнул, что-то заискрилось и звякнуло где-то в его нижних процессорах.
– Мы должны выполнять святой обет... – он запнулся, икнул и, осознав смысл её вопроса, продолжил. – Это просто удивительно! Настоящее чудо! Восхитительно!
А затем, до ужаса ясным голосом:
– Они проснулись!
Внутри него опять что-то щёлкнуло, в этот раз с дребезгом и надломом, а когда дроид заговорил, его голос был густым и медлительным:
– Они... едят!
– Что?
Компоненты грудного отдела опять вспыхнули, но дроид больше ничего не сказал.
– Эй, кто-нибудь из вас разбирается в дроидах? – Захара обернулась к Хану и Чубакке.
Но их там уже не было.