— Дайте мне, пожалуйста, револьвер, командир,— попросил я Морияму, застегивая перчатки.
Он покачал головой.
— Это бессмысленно, Леонард. Уже слишком поздно. Осталось всего двадцать минут.
— Этого достаточно.
— Халид пристрелит вас.
— Это я пристрелю его. Дайте оружие, kudasai!
Морияма неохотно отдал револьвер, и я закрепил рукоять на своем правом бедре с помощью длинных полос лейкопластыря.
— Леонард, подумайте еще раз,— попросил командир. — Вы ранены, вы истощены. Вы можете умереть. — Яготов умереть.
С этими словами я закрепил на вороте скафандра шлем и открыл внутренний люк шлюза.
До этого момента я нечасто выходил в открытый космос, а если и выходил — то лишь на «светлой стороне» станции. Так что, когда я выбрался из запасного шлюза, моим глазам открылся невероятный, невиданный прежде пейзаж. Внизу, подо мной (мозг сразу же принялся устанавливать свои координаты), расстилалось бесконечное серое поле солнечных панелей — словно гигантская Стена Плача всей вселенной. Над моей головой висел земной шар. Сейчас он тонул во тьме, лишь тонкая, как волос, серебристая полукруглая линия очерчивала его краешек. Это был терминатор — граница между светом и тенью, между ночью и рассветом. Я видел над собой огромный массив темной воды — Индийский океан. Оставались считанные минуты до Аравийского полуострова, до последней битвы за Священный город. Не мешкая больше, я захлопнул за собой наружный люк шлюза и повернулся к башне. Сто пятьдесят метров — это всего лишь число, причем, по космическим меркам не слишком большое. Но лишь сейчас, стоя у основания башни, я понял, насколько она высока. Словно колокольня первого космического собора или дочка-акселератка Эйфелевой башни — филигранная конструкция из железных балок, теряющаяся в поднебесье. Я снова посмотрел на часы. У меня оставалось в запасе двадцать минут.
Я нырнул внутрь металлического скелета башни и принялся взбираться по горизонтальным балкам. Теперь на мне был современный японский скафандр, и двигаться в нем было гораздо легче. Можно было даже продемонстрировать некоторую элегантность и грацию, а главное — экономнее расходовать свои силы. В этом великое преимущество технического прогресса — за довольно короткий период времени любой аппарат становится компактнее, проще в обращении и дешевле.
Из-за невесомости у меня не было ощущения, что я поднимаюсь — казалось, я ползу по длинному, уходящему во тьму тоннелю. То и дело на моем пути попадались кабели толщиной с руку, на которых горели красные лампочки — они предупреждали, что кабели находятся под высоким напряжением. Хотя сейчас, пока солнечные панели еще не были включены, кабели были не опаснее мотка обычной проволоки.
В наушниках скафандра слышался странный треск — он становился все громче по мере того, как я приближался к вершине башни. Балки становились все тоньше, и двигаться по ним было все сложнее. Я то и дело оглядывался, но не замечал ничего подозрительного.
Цель своего путешествия я увидел внезапно. Вершину башни украшал огромный бочкообразный преобразователь энергии, больше всего напоминавший выкрашенную в белый цвет банку кока-колы. На нем покоилась круглая ажурная платформа, а на платформе располагалась мощная параболическая антенна — собственно передатчик энергии.
Но где же Халид? Наверняка он на платформе — и, к сожалению, со своей позиции я никак не мог его увидеть. Однако и он не мог увидеть меня. На минуту мне пришла в голову скверная мысль: что если он сидит где-то в засаде и ждет, пока я сунусь на платформу? Но я тут же покачал головой — он побоится пропустить прохождение над Меккой и никуда не уйдет от передатчика.
Я поднялся к самому преобразователю, ухватился за балки, соединяющие аппарат и платформу, и подтянулся на руках. При этом я старался не удариться о преобразователь даже кончиком ботинка. В вакууме звуки не распространяются, но металл проводит их прекрасно, а у Халида хватит ума сообразить, что означает внезапная вибрация конструкции у него под ногами.
Подтянув колени, я перекинул ногу через балку, освободил таким образом руку и вытащил револьвер.
Всем известно, что в космосе нет кислорода, а значит, там невозможно горение. Пожелай вы зажечь сигарету, у вас ничего бы не вышло. Однако малокто знает, что обычное огнестрельное оружие а безвоздушном пространстве не менее опасно, чем в атмосфере, ведь кислород, необходимый для выстрела, содержится в связанном виде в самом порохе. Выстрел будет беззвучным, но его разрушительная сила от этого ничуть не уменьшится.
Я потратил несколько секунд на то, чтобы поудобнее захватить рукоять перчаткой скафандра и пристроить палец на спусковой крючок. Потом я снова подтянулся на левой руке и закинул ногу на платформу.
Сейчас, как в старом вестерне, все зависело от того, кто первым увидит противника и выстрелит. Любая рана в космосе неизбежно окажется смертельной.
На платформе царила полутьма. Я смог разглядеть белоснежный сенсор, принимающий лазерный луч с Земли, увидел агрегаты, поворачивающие передатчик и приборы, осуществляющие точную наводку. Халида нигде не было.
Меня прошиб холодный пот. Может быть, мы ошиблись? Может быть, мы забыли что-то важное?
Почему его здесь нет?
Нет, мы не ошиблись — он был здесь. Внезапно фигура в таком же, как у меня, белоснежном японском скафандре выпрыгнула из-за передатчика, как чертик из коробочки. Я успел заметить его лишь уголком глаза, а он уже обрушил сокрушительный ударна мою правую руку. Перед глазами вспыхнуло ослепительное пламя боли, мне показалось, что я слышу треск ломающихся костей. Мои пальцы разжались, и револьвер полетел в бесконечную темную глубину космоса. Скоро он вспыхнет метеором в атмосфере Земли.
Я едва не последовал за ним. Но пальцы левой руки непроизвольно сомкнулись вокруг балки, и это помогло мне удержаться. Халид медлил — почему-то он копался в висевшей на груди сумке. Я не видел его лица — только блеск иллюминатора скафандра, Внезапно я понял, что он ищет,— свой собственный револьвер. Он положил его в сумку, так как не ожидал, что кто-то из членов команды станции полезет за ним на башню. Я раскачивался на левой руке, как шимпанзе, и пытался зацепиться ногами за балку. К счастью, в невесомости двигаться было легче, но я боялся, что от слишком резкого поворота я вылечу с платформы, как камень из пращи.
Халид наконец вытащил свое оружие — на этот раз без глушителя. Я увидел маленький черный револьвер в белоснежной перчатке скафандра, и в этот момент носок правой ноги наконец-то нащупал опору.
Я успел заметить вспышку у дула револьвера как раз в то мгновение, когда разжал пальцы и снова повис, зацепившись за балку согнутыми в коленях ногами. Пуля, невидимая и неслышимая, пролетела мимо. Я рывком согнулся в поясе и снова ухватился за платформу. Я оказался на другой стороне конструкции — нас с Халидом разделял передатчик. Но теперь я был безоружен. Очень осторожно я угнездился под платформой и ощупал свою правую руку. Было уже не очень больно — видимо, все еще действовал анальгетик, который вколола Ёсико. Хуже было другое — рука потеряла чувствительность. Мне удалось согнуть только указательный палец — остальные меня не слушались.
Но как Халид узнал, что я здесь? Он не был готов к нападению и все же среагировал быстро и правильно. И где он сейчас? Я чувствовал легкую вибрацию башни — вне всяких сомнений, Халид сейчас подкрадывался ко мне. Но откуда он появится на этот раз? Я не мог предсказать.
Я замер и стал осторожно осматриваться. Никого. Лишь холодный блеск металла да сверкание мириадов звезд вокруг.
Я взглянул на передатчик энергии, потом на преобразователь. Смогу ли я что-нибудь сделать с ними? Но на этот раз у меня не было даже отвертки. Внизу под нами проплывал погруженный в сон остров Мадагаскар. Драгоценные секунды уходили. Надо снова взбираться на платформу и принимать бой. Скорее всего, Халид уже вернулся к пульту ручного управления.
Боль постепенно возвращалась. Пока еще исподволь, вкрадчиво, но, вероятно, скоро я буду уже ни на что не годен. Я снова ухватился левой рукой за балку и начал подтягиваться, стараясь не ударить правую руку. Затем рывком забросил ноги на платформу. Вся башня отозвалась дрожью, и я заскрипел зубами от досады — Халид наверняка знает, что я снова здесь.
И тут же я увидел его — он вынырнул из-за передатчика, держа револьвер наизготовку. Проклятье! Я снова нырнул вниз, под платформу, и, ухватившись за балку левой рукой, потянулся к следу ющей. Боль была такая, как будто на меня плеснули кипятком, и все же я еще держался, еще пытался уйти от Халида. Он молча преследовал меня. Снизу я видел его белый скафандр и красный круг — символ солнца как раз напротив сердца. Я знал, что он видит такой же красный круг на моей груди. Вся разница была в том, что он был вооружен, а я безоружен. И он это отлично знал.
Болело каждое мышечное волокно в моем теле, каждый нерв. Сердце колотилось, как паровой молот, я глох от звука собственного дыхания и обливался потом — вентилятор кондиционера в скафандре крутился, как сумасшедший, и тихо подвывал. Иллюминатор скафандра покрылся каплями воды. А ведь производитель гарантировал, что этого не случится ни при каких условиях — я читал документацию. Если выживу — подам на него жалобу.
Внезапно я услышал щелчки в своих наушниках, а затем раздался спокойный, холодный, как свет далеких звезд, голос Халида:
— Леонард? Я знаю, что это вы, и знаю, что у вас нет оружия.
Казалось, он пытается загипнотизировать меня своим бархатным, бесстрастным голосом.
Наверняка на Земле он имел большой успех у женщин.
— Леонард, вы ведь понимаете, что у вас нет ни одного шанса. Рано или поздно я застрелю вас.
Я полз от балки к балке, а он гнался за мной.
— Я знаю, почему вы полезли сюда, Леонард. Речь идет о вашем сыне, не так ли? Вам наплевать и на станцию, и на священную войну, для вас важен только ваш сын. Это правда?
Да, Халид. Это правда.
Мы были уже над Восточной Африкой.
— И вы думаете, что можете спасти его? Но вы ошибаетесь, Леонард. Никто не мог спасти Хиросиму и Нагасаки, никто не спасет Мекку и вашего сына.
Может быть, он ожидал, что после этих слов я брошусь на него. Однако случилось нечто другое. Я наконец добрался туда, куда стремился, и дернул за нужный рычаг. Под платформой заработал, набирая обороты, могучий мотор. Передатчик энергии неожиданно повернулся вокруг оси, и край антенны ударил Халида в грудь. От неожиданности он взмахнул руками и упал на платформу. Револьвер вылетел из перчатки его скафандра, стукнулся о балку, срикошетил и полетел вниз.
В невесомости нет ускорения свободного падения, а импульс, полученный револьвером при ударе, был не слишком велик, поэтому револьвер падал неторопливо, как в замедленной киносъемке. Я рванулся к краю платформы. В ушах звенел крик Халида.
Стиснув зубы, я ухватился правой рукой за балку и переместился еще на полметра. Еще немного, еще... Моя жизнь и смерть, жизнь и смерть Халида, жизнь и смерть миллионов людей, жизнь и смерть Нейла — все зависело от этого проклятого куска металла, который равнодушно плыл навстречу звездам. От нескольких сантиметров, которые разделяли мою протянутую руку и оружие. Я не мог, я просто не имел права его упустить.
Страшный удар внезапно обрушился на мою спину и едва не вышиб весь воздух из легких. В первые секунды я просто не мог понять, что происходит — налетел ли на меня локомотив или меня топчет разъяренный бык. Однако никакой мистики — это был всего-навсего мой старый приятель Халид. Он сжимал мою грудь ногами и одновременно сам пытался поймать револьвер.
Я подался вперед, пытаясь выпрямиться и скинуть его со своей спины, но Халид был силен, как медведь, и цепок, как клещ. Его перчатка коснулась рукояти револьвера, и вопль торжества едва не разорвал наушники моего шлема.
В этот момент я отпустил балку и что было сил дернул его за ноги. Халиду пришлось вцепиться обеими руками в платформу, и револьвер беспрепятственно продолжил свой полет в мировое пространство. Мой шлем гудел от неиссякаемого потока арабских ругательств и проклятий.