Паренек на всякий случай отодвинулся назад.
- Чего ржешь? - одернул Васильева Стороженко.
Слышны были чьи-то шаги в коридоре и начавшийся дождь, тренькающий по наличнику.
- Ну я пошел, - сказал Васильев. - Пропусти, паря.
Паренек посторонился, прижавшись к косяку.
Тома опустила руку в тумбу стола. Она вытащила зеленую квадратную сумочку "под крокодиловую кожу", а из нее - два рубля. Встала, подошла к пареньку.
- Я не просил, - отказался он.
Тома затолкала рубли в нагрудный карман его пиджака.
- К-кто тебе сказал, что у нас лесоразработки? - удивился Стороженко. Нету у нас никаких лесоразработок.
- Сосед в прошлом году ездил, - объяснил паренек. - Он трудновоспитуемый. Его студенты брали.
- Д-да нету у нас лесоразработок!
- Неправда. Я же все умею делать. Соседа брали... Просто вы бюрократы!
Тома огорченно ахнула.
- Стой-ка, парень! - позвал Акимов. - Приходи вечером в гостиницу "Геолог" в двести шестой номер. Устроим на лесоразработки. Понял?
- Без вас обойдусь! - паренек хлопнул дверью.
- Ч-что ты этому парню предложишь? - недовольно спросил Стороженко, глядя в свои бумаги. Он знал в этом городе каждого и мог все, а Акимов знал здесь лишь то, что в Москву ходит самолет ИЛ-18.
- Давай его в какой-нибудь отряд воткнем, - сказал Стороженко. - Не трудно, как думаешь?
И тут он понравился Акимову.
- М-меня в прошлом году называли заместителем по диким отрядам. Вот где бичи! Д-да нет, это не шабашники. Это студенты. Набегался я за ними как собака! Они вправду дичают, вкалывают на пупок, "сухого" закона нет, дисциплины никакой, - абы денег побольше урвать. М-мало, что объекты у нас перехватывают, - человеческие жертвы у них, А относят на наш счет. Нам из центрального штаба втыки давали, боже ты мой!
Акимов улыбался.
- Т-ты чего? - не понял Стороженко.
- Парнишку все-таки устроим. И в такой отряд, чтобы понял, зачем едут студенты. Сделаешь?
- А он придет?
- Придет.
Послышался шлепок ладони в дверь, потом - голос Васильева:
- Бутылка - и готово!
- А л-лозунги?
Смахнув с пиджака дождевые капли, Васильев полез в карман.
- Завтра, Евгений, будут твои лозунги, - сказал он. - В двенадцать утра. Я с художником Бабкиным трудовое соглашение заключил, все продумал. То, что надо рабочему классу!
Васильев вытащил большой черно-красный платок и вытер лицо.
- Какие лозунги? - сухо спросил Акимов.
- "Мы с собой привезли на сибирскую землю десять тысяч горячих сердец!" - продекламировал Васильев. - "Пусть третий трудовой семестр станет нашим гражданским зачетом!" Неплохо, старик?
- Неплохо, - облегченно вздохнул Стороженко. - Мы же ему текст забыли дать.
- То-то и оно, - согласился Акимов.
Хотя ему не нравился вялый несобранный Васильев и фамильярное обращение "старик", он по-товарищески попросил его:
- Извини, но придется изменить. Лучше быть точными и деловитыми. А это вся эмоциональность, она может создать впечатление, что отряды и выезд на картошку одно и то же. Перемени текст. Первое, "Даешь Сибирь!" А второй "Н-ский студенческий строительный отряд - 10 тысяч бойцов".
- Но я здесь второе лето, - возразил Васильев.
- Действуй, Гена, - сказал Акимов.
Вечером в гостинице дежурная по этажу, вяжущая на спицах что-то голубое, протянула ключ Акимову и сказала:
- Вас ждут.
Она взглянула поверх очков в сторону холла, поджав бесцветные губы.
В кресле дремал паренек. Его бороденка под ярким светом была почти незаметна. Акимов тронул его за плечо. Тот открыл глаза и быстро вскочил.
- Обедал? - спросил Акимов.
- Ага, обедал. Дождь прошел?
- Ну идем.
Его звали Гриша Бегишев. С мокрой после мытья в душе головой, в акимовской зеленой куртке, он сидел на диване и тянул из стакана горячий чай.
- Отец мой - фотограф, а мать на телефонной станции работает. Они меня не любят. И бабка не любит. Она в Жданове, на Азовском море. Жадная старуха. Отец на фотографа меня учил. В села ездит, щелкнет семейный портрет червонец. И пьет. Я с ним не захотел. Он холодильник на замок запрет, чтоб я его харчи не ел, раз не хочу зарабатывать. Настоящий замок повесил. Тогда я к бабке поехал, а он ей телеграмму дал, чтоб меня с милицией вернули. Зачем я ему? Говорю бабке: без милиции поеду, дай на дорогу сколько не жалко. И в Сибирь. Здесь люди добрые. Там люди тоже ничего, но для своей пользы, а тут - от чистого сердца.
- Кто тебе такое сказал? - засмеялся Акимов. - Вот философ!
- Я не философ, - ответил Гриша. - Сосед сказал. Он сам видел.