Нервный, падая, взмахнул руками, нажал на спуск и задел кого-то лучом. Неважно, одного или нескольких. Задетые, конвульсивно дергаясь от боли, тоже нажимали на спуск — но при этом теряли прицел и поражали опять-таки не меня, а друг друга… Цепная реакция продолжалась несколько секунд. Четверо упершихся в перину уже валялись на ней в разнообразных позах. Один из них, продолжая палить в потолок, пытался левой рукой разжать парализованные пальцы правой, сжимавшей рукоять парализатора. Дашка, дура, прыгала и хлопала в ладоши — вместо того, чтобы залечь за окованный железом ларь и не высовываться. А Харитон Петин, лежа на полу, истошно орал, призывая всех последовать его примеру…
Когда из трапезной понабежали добры молодцы с мечами и алебардами, в невредимости и в добром здравии оставались только сам господин сотский, да еще двое опричников, успевших внять его призыву. Нервный, спровоцировавший пальбу, тоже был парализован — но не лучом, а страхом. Все четверо безропотно разоружились и помогли разоружить своих товарищей, после чего были взяты под стражу.
Два добрых молодца, с мечами наголо и с каменными лицами, застыли слева и справа от моего стула. Пострадавших уводили и уносили через разбитую дверь к винтоплану. Дашку тоже было погнали вон, но я не позволил… Книгу Саргассы кто-то успел подобрать и спрятать. Наверное, Дашка: уж очень неподвижно она сидела на перине, заплетая косу и с большим интересом наблюдая разборку.
Харитонову шпагу, два десятка дубинок и столько же парализаторов добры молодцы аккуратно сложили в мешок, предварительно повынимав из рукояток энергообоймы. Мешок завязали и вручили Харитону Петину.
Относительно вынутых обойм и лядунок с запасными обоймами возникли разногласия: добры молодцы не хотели их отдавать. К разборке подключились новые лица: с одной стороны — филер Савка, а с другой — двое штатских из только что приземлившегося винтоплана.
Одного из штатских я знал, и очень хорошо. Это был столоначальник Приказа по делам иноземцев (чернильная крыса, по нескольку дней волокитившая каждый пустяк и неоднократно получавшая от меня на лапу). Он в основном помалкивал и поддакивал второму: старцу в крестах и звездах, при короткой шпажонке на золоченой перевязи, который разорялся о неприкосновенности опричного имущества. Савка в ответ напирал на самоуправство Петина, незаконно вторгшегося в частное владение и нанесшего ущерб, долженствующий быть возмещенным.
В конце концов был найден компромисс: филер Савка сбегал за ключом, все обоймы были ссыпаны в правый ларь и заперты в нем. Пустые лядунки были вручены Петину, а ключ от замка старцу. Тот, однако, не успокоился, пока лично не опечатал замок, закапав скважину сургучом и приложив к нему перстень (Савке опять пришлось куда-то бегать — за сургучом и свечкой).
Потом Савка очень официально осведомился о дальнейшей судьбе самоуправца Петина. Старец, не говоря ни слова, повернулся к сотскому, привстал на цыпочки, ухватил пальцами посеребренный брандебур и, сильно дернув, оторвал. Петин, продолжая стоять навытяжку, громко скрипнул зубами и просверлил взглядом нервного. Нервный вжал голову в плечи. Дашка хихикнула.
Старец неодобрительно покосился на нее, скользнул взглядом по мне и опять повернулся к Савке.
— Кому служишь, Савелий? — горько осведомился он.
— Сильному, Викентий Ильич, — улыбнулся Савка.
— А не ошибаешься? Целое больше части. Значит, сильнее.
— Истинно так.
— Кого же ты полагаешь большей силой? Марсову Губернию, или ее гражданина господина Волконогова?
— Россия больше своей малой части. России служу.
— Глупо, Савелий! Все эти ваши инсценировки, шутовство, мистическая чепуха…
— А вы вот у них спросите, ваше высокопревосходительство, — Савка кивнул на опричников, — чепуха ли?
Старец поморщился.
— Вы свободны, — бросил он Петину. — Госпитализируйте людей и немедленно садитесь за рапорт.
— Осмелюсь доложить… — начал Петин.
— В рапорте, в рапорте!
Петин мрачно козырнул, скомандовал опричникам: «Кругом, марш!..» — и все четверо ушли, унося мешок с оружием и связку пустых лядунок.
— Они глупы, — продолжил старец. — Но ты, Савелий! Тебя я никогда не считал дураком. Я знал, что ты подлец, предатель, доносчик — но не дурак.
— Вы меня изрядно аттестовали, — Савка опять улыбнулся, — признав за мною все четыре качества, необходимые в моей профессии. Польщен-с.
— Три, — поправил старец. — Потому что все-таки ты дурак, если полагаешь возможным реанимировать сгнивший труп.
— А вы, Викентий Ильич, неужели не верите в воскрешение господа нашего Иисуса Христа? После смерти-с?
— Христос воскрес через три дня. Мы говорим о разложившемся трупе.
— Я говорю о великой России, — возразил Савка. — Что для нее три столетия? Все равно что для нас три дня. Россия воскресе, Викентий Ильич. И господин Волконогов…
— Господин Волконогов занимается чепухой! — вспылил старец. Заставляя нас заниматься тем же! Мы изымаем книги, запрещаем книги, наказываем за чтение книг — вот до какой чепухи мы докатились. Уже сегодня над нами смеется весь Марс, а завтра будет смеяться вся Диаспора… Но это глупые книги, и нам приходится пресекать глупость, потому что она опасна. Ибо это о ней, о человеческой глупости сказано: «И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?»
— «…и дано было ему вести войну со святыми и победить их», продолжил цитату Савка. — Вы святой человек, Викентий Ильич. Значит, я поступил умно, уйдя из Приказа.
— И прихватив кое-какие бумаги.
— Все свое уношу с собой… — Савка скромно потупился.
— Подлец!
— Благодарствуйте-с.
По всему было видно, что Викентий Ильич с превеликим бы удовольствием закатил Савке пощечину; но, покосившись на вооруженных свидетелей, сдержался.
— Ладно, — сказал он. — Мое почтение господину Волконогову! — и, прикоснувшись двумя пальцами к треуголке, направился было к разбитой двери.
Чернильная крыса из Приказа по делам иноземцев, до сих пор почтительно молчавшая в сторонке, ухватила его за рукав и что-то зашептала.
— Прости, милейший, чуть не забыл, — сказал ей Викентий Ильич и опять повернулся к Савке. — Эта ваша кукла, землянин Щагин, еще не коронована? осведомился он. — Мне не обязательно целовать пыль на его шлепанцах, чтобы поговорить с ним?
— Смею предположить, — Савка сделал неопределенный жест в мою сторону, — что светлый князь Андрей Павлович не откажется выслушать вас… Разумеется, вам надлежит держать себя в рамках вежливости, а целовать пыль — зачем же?
Викентий Ильич кивнул и направился ко мне, а чернильная крыса засеменила следом. Дашка дернулась было встать при их приближении, но вместо этого уселась еще плотнее, расправив сарафан и сложив руки на коленях (значит, запрещенная книга была под ней). Добры молодцы с лязгом взяли на караул.
Я приосанился (играть так играть!), хотя без штанов это получалось как-то неубедительно.
— Господин Щагин? — спросил Викентий Ильич.
Я с достоинством кивнул.
— Андрей Павлович?
Я снова кивнул.
— Вы говорить умеете?
— Да, — сказал я. — Здравствуйте.
— Спасибо… Уроженец города Норильск, Сибирская Федерация, Земля?
— Да.