— Выпить хочешь?
— Нет. Я не пью.
— Блин, что за контрактники? Не пьют, — рассердился Ершов.
— Слышишь, Дима. Дай поспать. Угомонись. И убей «тигра», — намекая на храпящего рядом с Ершовым бойца, сказал Зброжек, — уснуть не дает.
Ершов, взял подушку, посмотрел на храпящего. И, с радостным выражением лица, треснул спящего подушкой по голове. Тот спросонья подпрыгнул: «Что? Где?»
— Спи моя радость усни… — пропел, гладя солдата по голове, Дмитрий. Проснувшийся, снова лег, но больше не храпел.
— О, Ершов, молодец, — прошептал Ян, сдерживая смех.
Спустя час, снова раздался богатырский храп. Но тигра больше не убивали. Все погрузились в сон.
«Рота подъем!» — раздался крик дневального. Серега сел на кровати, взглянул на часы. Блин. Пять утра. Встал, надел брюки, всунул ноги в тапочки, взял полотенце и, достав из тумбочки «мыльно-рыльные» принадлежности, поплелся в умывальник. Проклиная нелегкую солдатскую судьбу, которую он выбрал сам, открыл кран умывальника. Холодная вода взбодрила, прогоняя остатки сна. Казарма, просыпаясь, загудела как улей.
— Нас утро встречает прохладой… — раздался веселый голос Сброжека. Играя мускулами, голый по пояс, он бодро зашел в умывальную комнату.
— Ну, товарищ прапорщик, — раздался возмущенный голос солдата, блестевшего лысиной около крайнего умывальника.
— Кудрявая, что ж ты не рада?.. — корча рожи и смешно выпучивая глаза, ответил Ян. Вокруг раздались смешки. Встав около освободившейся раковины, Ян начал умываться. Слышалось его довольное фырканье и плеск льющейся воды. Со стороны казалось, что в санузле поселилось стадо моржей. Сергей закончил свой туалет и освободил место для следующего. Проходя мимо мокрого Зброжека, наклонившегося над раковиной, посмотрел на его худую, жилистую спину, под правой лопаткой которой темнело две входных пулевых отметины. С улыбкой втянул вдоль хребта мокрым полотенцем. Ян заорал и плеснул холодной водой на голую грудь Сергея. Так, с криками и выскочили из умывальника, едва не сбив с ног старшего лейтенанта Киселева.
— Вот придурки! Вам уже почти по тридцать. А ведете себя, как мальчишки, — крикнул Киселев вслед Яну и Сергею, которые бегая друг за другом по коридору, дрались полотенцами, оставляя розовые полосы на спинах. Проснулись!
— Серега, надевай свой парадный лапсердак, — запыхавшись, говорил Ян.
— Зачем? — часто дыша и улыбаясь, спросил Сергей.
— Сегодня торжественное построение бригады. Награждать будут.
— А-а-а. Понятно.
Начали неспешно одеваться.
— Ого! — раздался удивленный возглас Соловьева.
— А ты думал… — Ян застегнул последнюю пуговицу.
На его кителе висели два ордена и четыре медали. Приднестровье, Балканы и Чечня. За каждой наградой чья-то жизнь и очередная, не предусмотренная Богом, дырка на теле.
Кроме Сергея и Яна награды были у Дакшева. За Афганистан. Красная Звезда, медали «За Отвагу», «За Боевые заслуги» и «От благодарного афганского народа».
Сергей, надраивая ботинки, ловил на себе восхищенные взгляды новеньких. А Ершов, так вообще, смотрел с завистью.
«Эх, мужики. Да лучше бы их не было. И воспоминаний в голове тоже» — думал Серега, работая суконкой. Вскоре, в носках ботинок, он увидел свое отражение. Сойдет.
Когда после завтрака шли на построение, Ян говорил Сереге.
— Сегодня, наверное, ни куда не поедем. Если только в парк после обеда. Хорошо.
— Что хорошего? — спросил Серега.
— Да понимаешь, Серега. Дело в том, что копаться в моторе, лучше, чем совместное с «духами» патрулирование, езда на разминирование, где можно запросто схлопотать гранату в борт, от непримиримых и сопровождение колонн.
— А что за совместное патрулирование?
— Не знаешь? В принципе этим пехота и менты занимаются, но по их рассказам. опа еще та. Частенько оттуда не возвращаются вообще, или если возвращаются, то без головы. Продали нас начальники «духам» за американские тугрики. Суки.
— Да, а мы, что без оружия, что ли?
— А мы должны соблюдать условия Хасавюрта. Чуть что — трибунал и тюрьма. В лучшем случае. Солдаты сейчас злые как собаки. Если бы эту злость повернуть куда надо…
— То что?
— То наша «молодая дерьмократия» рухнет. Но вот некому поднять и направить. Генералам подачек надавали.
— Ты что Ян! Это же гражданская война!
— А она уже идет. Ты смотри, что в стране делается. Эх, а я бы жахнул по Кремлю из нашего «панцера». А потом бы под гусеницы, сучар, что там сидит, положил. Кстати я не один так думаю. Многие офицеры об этом подумывают. Знаешь, почему Белого сняли, боевых офицеров по отпускам разогнали. Боятся. А ты, Серега, пошел бы Кремль брать. А?
— С тобой, хоть Вашингтон с Белым домом.
— Нет, Серега, это далеко. Нам нужно сначала у себя разобраться. А потом уж и Вашингтон. А этих, черножопых, я бы снова депортировал. На Новую землю. А потом бы там испытал бы чего-нибудь. Ха-ха. Не смешно? Мне тоже. Если бы ты знал, как у меня внутри все кипит. Столько пацанов положить. И что? Как я теперь их мамкам в глаза смотреть буду? А? Все зря выходит? Ответь Серега. Ладно, не парься. Все равно ничего не будет. Народ наш — гавно. Сколько его лупить надо, пока до него дойдет, — Ян замолчал, плюнул и посмотрел куда-то злыми невидящими глазами. Серега вздохнул и задумался, переваривая слова командира. А ведь он, пожалуй, прав. Надо, что-то менять. Но как сделать это без крови? Если мы рухнем в пучину братоубийства, тогда все. Страна больше не поднимется. Но делать что- то надо. А может плюнуть на все. На Родину, на ее тысячелетнюю историю, на тысячи погибших. Жить, как живут многие, думая только о деньгах. Продавать всех и вся. Жить только для себя. Надо подумать.
«Бригада смирно! Равнение на середину!» — скомандовал зычный голос замполита бригады.
Пока замполит отдавал рапорт, и комбриг, дав команду «Вольно», зачитывал, соответствующую моменту, торжественную речь. За Сброжеком, раздался голос Ершова.
— Ну да. Все русские гавно, одни Вы поляки молодцы, — он слышал разговор Яна и Сергея.
— Я русский, — слегка повернув голову, сказал прапорщик.
— Как так? У тебя мама с папой кто?
— Поляки. Добавлю, и дед с бабкой тоже поляки.
— О! Какой же ты тогда русский?
— Дурак ты, Дима! Хоть и из Подмосковья, — ответил Ершову Серега.
— Ну, я тоже русский, — прищуривая узкие глаза, влез в разговор Кожудетов.
— Будь ты хоть австралийским аборигеном, но когда тебе «духи» будут горло резать, они будут при этом кричать «русская свинья» — закончил Семен, сердито поглядывая на Ершова.
— Разговорчики в строю, — прервал беседу Киселев, бывший за ротного…