Покидая Могильник, я и Кейл Ресс погрузились каждый в свои мысли. Мой попутчик наверняка размышлял над тем, зачем его спасли от опасного магического тумана. В общем и целом, мои мысли были направлены в том же направлении, только я пытался не понять причину, а найти себе оправдание.
Мне «повезло» оказаться в положении путешественника во времени, который навис с ножом в руке над кроваткой младенца. Этот ребёнок был невинен, ведь он родился считанные дни назад. Однако много лет спустя всё изменится: Адольфа Гитлера, а именно так будет называть себя этот человек, сложно как-то оправдать.
И всё же передо мной не монстр, погубивший миллионы жизней, а всего-навсего ребёнок. За свою короткую жизнь он даже мухи ещё не успел обидеть. Да и станет ли он монстром?
Ему предстоит длинная жизнь, насыщенная на события. Кто знает, может, в этот раз всё будет иначе и своё имя в историю кроваво-красной нитью впишет кто-то иной?
Я бы, наверное, не смог нанести удар. Как не смог оставить Кейла, точно зная, что он задумал. Как не смог даже просто сбросить его со скалы, всего-навсего выбив из Игр.
Наверное, это было слабостью. Не физической, а моральной. Я не умел принимать «простые» решения, мне хотелось всегда попытаться сделать не как «просто», а как «правильно».
Кейл Ресс на данный момент не совершил ничего ужасающего. Самым плохим поступком в его истории пока оставалась ложь Лою Ноктиму касаемо сына. А значит, у меня ещё есть время попытаться предотвратить катастрофу как-то иначе. Не силой, а убеждением.
***
Солнце уже село, и на горы опустилась ночь, когда мы добрались до унылого, перекошенного сарая, неумело спрятавшегося среди скал.
— Это Призрачный дозор, пожалуй, самое «популярное» место для службы во всем Тофхельме, — пояснил Кейл, указывая на строение.
Причину такого отношения искать долго не нужно было: Могильник находился всего в получасе ходьбы отсюда.
— Смотрю, это место настолько популярно, что гарнизон отсюда дезертировал? — Я указал на тёмные окна строения и общее запустение вокруг.
— Наиболее вероятно, его всё же отозвали, — предположил Ресс. — Ноа провернула этот фокус со всеми силами «лунных» по ту сторону гор и, скорее всего, повторила его и по эту.
Как бы то ни было, этот Призрачный дозор нас изрядно выручил. После потери снаряжения днём при переправе вопрос ночёвки оставался мягко говоря щекотливым. Бессмертен ты или нет, спать на холодной земле приятнее не станет.
Внутри нашёлся не только комплект одежды, пускай и старой, но и другие припасы, а также какое-никакое пропитание — сухари. Ну или запас артиллерийских снарядов, тут как посмотреть.
«Интересно, как это выглядит со стороны? Рейланд Рор в форме Тофхельма — за такое зрелище некоторые были бы готовы отдать солидную сумму денег», — с ухмылкой на лице подумал я, заканчивая переодеваться.
— Вам, между прочим, идёт, — заметил Кейл с долей сарказма в голосе откуда-то со стороны, уже вовсю обустраивая быт.
Я на его замечание решил не реагировать, предпочтя этому молчаливое наблюдение за его действиями. Меня искренне удивляла сноровка Кейла в вопросах обустройства удобств.
Мы были в хижине всего полчаса, а он уже успел развести огонь, найти не то шлем, не то котелок, набрать в него воды и начать попытки разварить сухари до съедобного состояния. На моих глазах Ресс обустроил себе лежанку, уселся на неё и принялся, используя подручные материалы, латать свои сапоги.
Чувствовался богатейший практический опыт путешествий вдали от цивилизации. Рейланд Рор, или я сам, ничего подобного и близко не умел. Моим максимумом и вовсе было развести в кипяточке пакет рамэна, и то данный процесс не каждый раз заканчивался успехом.
Глядя на то, как Кейл крайне ловко невесть откуда взявшейся иглой накладывал латку на сапог, в то время как я сам отчетливо ощущал фактуру поверхности под обеими стопами, меня обуяла зависть. С такими навыками весь мир был бы у моих сухих ног!
Впрочем, сейчас это было не важно. Интуиция мне подсказывала, что уже утром я далеко не факт что увижу Кейла, а значит, нужно было выяснить, каковы его дальнейшие планы, и попытаться отговорить от безумной авантюры.
Вдруг Ресс, очевидно заметив интерес к себе, отложил сапог в сторону и поднял на меня взгляд:
— Никак не успокоитесь? Неужели вам так нужно понять всех вокруг?
— Не то чтобы да, — подумав, ответил я честно, — но в вашем случае однозначно.
— И зачем мне вам что-то рассказывать? Чтобы вы точно знали, как помешать?
— Во-первых, думаете, не попытаюсь в любом случае? — Я хитро улыбнулся, решив, что самое время выложить на стол свой главный козырь. — Во-вторых, хотите услышать одну интересную историю?
Кажется, Кейл Ресс собирался отказаться, но меня это не особо интересовало.
— Мне довелось услышать и даже мельком посмотреть за судьбой одного человека, который решил прекратить Игры. — Как и ожидалось, Ресс вытаращился на меня, стремительно теряя самообладание. — Для этого он планирует стравить «солнечных» и «лунных», устроив форменное побоище. И знаете, зачем это всё? Чтобы больше не было Игр. — Выдержав паузу и поглядев на ошарашенного собеседника, я уточнил: — Ну как, знакомо?
— Как?! Откуда?! — немного оправившись от удивления, спросил Кейл. — Никто кроме меня не в курсе…
— Разве? А как же боги?
— Какая чушь! — фыркнул Ресс и вдруг осёкся, озарённый догадкой. — Саум, ну конечно! Вот зачем вы здесь — он показал вам будущее!
— Нет, не будущее, — я грустно покачал головой. — Скорее, другие версии настоящего. Но знаете, что-то мне подсказывает, что некоторые события останутся неизменны вне зависимости от того, удастся ли мне переспать с Ноа или же убить её.
Ничего не говоря, Кейл Ресс поднялся на ноги и прошёлся взад-вперёд, над чем-то размышляя. Итог этих размышлений меня удивил:
— Так, значит, вы на моей стороне?
— Чего? — мне не удалось скрыть удивления от такого решения. — С чего такой вывод-то?
— За сегодняшний день вы столько раз имели возможность меня остановить, но всё равно не стали этого делать. Почему?
— Потому что некоторые вещи надо предотвращать не убийствами. По крайней мере, стоит попытаться поговорить.
— Хм, ну давайте поговорим. — Ресс сел обратно на лежанку. — Вам, очевидно, известны мои мотивы…
— А давайте уточним их, просто на всякий случай, — предложил я, опасаясь, что могут найтись неожиданные различия.
— Для того чтобы понять мой мотив, вам нужно ответить на один простой вопрос: ради чего сражаются на Играх? В чём конечная цель всей этой борьбы? — начал Кейл не без раздражения — ему, видно, надоело мне это повторять.
— Победить в Играх? — предположил я.
— Ну победили, дальше что? — со скепсисом уточнил Ресс. — Пройдёт два года — и вперёд побеждать заново, разве это можно назвать конечной целью? Да, победившая сторона получает благословение богов: урожаи и всё такое. Не задумывались о том, куда это всё уходит?
Он выразительно посмотрел на котелок, где загадочно булькали сухари.
— И это только малая часть. Представляете, сколько стоит снарядить бойца? Два-три комплекта одежды, оружие, снаряжение, еда опять же. А ведь таких тысячи, десятки тысяч с каждой стороны.
Надо признать, в своей ненависти к Играм Кейл оказался чертовски последователен и логичен. В снах его аргументация показалась мне куда более «жидкой».
— Каждые два года на Играх закапываются в землю труды двух королевств, и ради чего? — продолжал Ресс самозабвенно. — Ради хорошего урожая хлеба? Ради того, чтобы небольшая кучка лентяев повеселилась? И с каждым годом ситуация становится только хуже: ещё две сотни лет назад в Играх принимало раза в четыре меньше народа. Даже самая крупная битва прошлого — Мортилская бойня — не сравнится по масштабу с теми сражениями, что вы провели в этом году.
Сделав небольшую паузу, потраченную на глоток воды и глубокий вдох, Кейл продолжил:
— Игры, как пиявка, вытягивают из нас все силы, моральные и физические, ради иллюзорной награды. В Риверкроссе или Тофхльеме они не просто часть жизни, они и есть жизнь! Непрерывный цикл, состоящий из войны! Каждая победа вызывает желание её повторить, каждое поражение — желание отыграться. Это бесконечный круг из взаимной ненависти, длящийся уже тысячелетия! Разве можно так жить?! Я разорву этот круг ненависти. Навсегда, — закончил Кейл Ресс, самоуверенный донельзя и спокойный, словно это было неизбежно.
— Да, без Игр пропадёт ненависть, которую они вызывают, — согласился я уклончиво, — но ведь люди-то не перестанут быть людьми! Другие поводы для взаимной неприязни никуда не денутся! Войны продолжатся, только теперь в них будут гибнуть по-настоящему.
К моему удивлению, когда я это озвучил, Кейл кивнул с видом человека, который задумывался над этим и не раз.
— Поэтому просто завершить Игры навсегда неплохо, но недостаточно. Необходимо показать людям черту, за которую нельзя переступать. Черту, нарисованную кровью. Смерть на Играх — чрезвычайно редкое происшествие. И каждый раз это огромная трагедия. А теперь представьте что будет, если погибнет не один человек, не два, а гораздо больше. У кого появится желание повторить такое вновь? — Свою фразу Кейл завершил испугавшей меня до дрожи фразой: — Это будет война, которая положит конец всем войнам.
— Но ведь погибнут люди, взаправду погибнут!
— Да, к сожалению, — слишком уж спокойно согласился Ресс. — Вам ли не знать, что такова цена победы? Только в отличие от мнимых достижений Рейланда Рора, моя будет окончательной.
Не сдержавшись, я схватился за голову. Такая наивность откровенно злила. Впрочем, наивность ли? Для Кейла война — это Игры, а Игры — это война. Слова-синонимы. Мне сразу вспомнилась та испугавшая меня поначалу решимость, с которой Рейланд готовился к ним. Только позже я понял, что для нас эти слова попросту означали разное.
Ближайшим земным термином, который максимально отражал суть происходящего, можно назвать чемпионат мира по футболу или иное спортивное состязание. Там тоже хватает ненависти, соперничества, грязных трюков и прочего, но никому в здравом уме не придёт в голову бороться с этим подобно Кейлу. Хотя бы потому, что есть куда более худшие варианты выяснения кто лучше.
Но Ресс то этого толком не знает! Риверкросс и Тофхельм не воевали «по-настоящему» уже несколько тысяч лет. Не только между собой, но с кем бы то ни было. Для него эти события так же далеки, как для меня какие-нибудь гладиаторские бои насмерть.
Если бы мне вдруг ударила в голову мысль бороться против спортивных состязаний, я бы в жизни не предположил, что, отказавшись от водного поло, люди отстроят Колизей и пойдут убивать друг друга на потеху публике. А ведь в случае с Играми ситуация будет куда как плачевнее.
— Вы ничего не поняли, да? — словно уже зная мой ответ, спросил Ресс.
— Ошибаетесь, — я отрицательно покачал головой. — Всё прекрасно понятно, к сожалению.
— Разве вечный мир — это плохо?
— Именно в этом вы и ошибаетесь. Не будет мира, Кейл. Думаете, исчезновение Игр и гибель кучи народа кого-то остановит от насилия?
В этом Ресс похоже не сомневался и ответил едва ли не мгновенно:
— Конечно! Разве может быть иначе?
— Любая пролитая кровь всегда требует отмщения. Люди начнут задавать вопросы, из-за чего погибло столько их родственников и друзей, будут выяснять детали, — в дальнейшем я почти не сомневался. — Как думаете, что они обнаружат? Вас! Солдата сразу двух армий, устроившего резню! Вы не успеете отойти от Саума, а внизу уже будет кипеть настоящая война. А она, поверьте моему опыту, дрянная штука. Игры по сравнению с ней — сущий пустяк.
Ресс открыл рот, желая мне возразить, но, кажется, не мог подобрать слов, кроме слепого отрицания:
— Вы не правы! Вы не можете быть правы!
— Увы, могу. Вы сами знаете, что я не из этого мира. Как, по-вашему, у меня дома есть Игры? Нет! А вечный мир? Зато там был конфликт, который солдаты тоже назвали «войной, которая положит конец всем войнам». Только она не была ни первой, ни последней. Погибли миллионы и ещё больше людей остались инвалидами, лишились домов, семей, родины.
— Вздор! Ужасы остановят… — начал Кейл, но я не дал ему договорить.
— Ужасы не имеют значения. Всё притупится. Даже если конфликт не возникнет сразу же, а это маловероятно, то неизбежно между Тофхельмом и Риверкроссом возникнут такие противоречия, которые можно будет решить только на поле боя.
Мне показалось, что я сумел до него достучаться, но лишь на миг.
— Вы были на ней? На той войне с миллионами жертв?
— Нет, но… — Моя честность всё погубила.
— Значит, вы ничего не знаете, — уверенно заявил Ресс. — Прочитали в книжках и теперь примеряете ко всему вокруг. Наши миры очевидно слишком разные. Ваш определённо построен на жестокости и злобе, а этот — нет.
— Люди везде одинаковы!
Такой аргумент Ресса не убедил.
— Возможно, однако кто говорит, что если в вашем мире они настолько глупы, чтобы убивать друг друга раз за разом, то здесь будет так же?
Я не знал, что на это ответить, у меня попросту закончились аргументы, а брошюры «почему война — это плохо», к сожалению, с собой не было. Хотя, судя по уверенности Кейла в собственных выводах, не факт, что её бы здесь хватило.
Размышляя над тем, как вообще можно убедить человека, который не хотел слушать никакие доводы, мне пришла в голову мысль о том, откуда это всё вообще взялось в голове у Кейла.
Родись он на Земле, я бы нисколько не сомневался в источнике вдохновения у подобного пацифизма. С моей точки зрения, Кейл вообще был самым невезучим пацифистом во вселенной: ему не повезло родиться именно в том мире, где его старания и мечты могли принести исключительно вред.
«Возможно, узнав это, я смогу отыскать способ убедить Ресса отказаться от своих планов? Главное, чтобы он вообще ответил».
— Как вы вообще пришли к подобным идеям?
Как и ожидалось, ответа не последовало. Кейл молча вернулся к починке сапога.
— Неужели это из-за Рейонда?
— Теперь всюду будете его приплетать? Нет, не из-за него.
Судя по реакции, вопрос попал в цель. В тоне Ресса ничего не говорило об этом, но я всё равно понял, что сказанное — неправда. Или во всяком случае не вся правда. Эти два события не могли быть не связаны между собой.
Кейл обратился взглядом куда-то вдаль, в далёкое прошлое, и нехотя принялся рассказывать:
— Мои первые Игры. Всё такое непонятное и загадочное. Я подошёл к ним очень ответственно, со всем возможным старанием. Это заметили. Мне удалось попасть не просто в какой-то тыловой гарнизон, как это часто бывает, а к самому Анри Галлену. Его уже тогда называли непобедимым командующим.
В памяти Рора этот Галлен представал довольно мерзкой персоной. С точки зрения Рейланда, это был лишённый чести негодяй, который ради наград и славы был готов на что угодно.
— Первый и последний бой в тех Играх у моей роты был за безымянный холм. Нам наперебой рассказывали, насколько важна эта цель и что от неё зависит буквально всё. Мы штурмовали его восемь раз. Под ураганным огнём, сквозь дым и крики. Двенадцать часов подряд мы отступали, собирались и снова шли вперёд. Когда наконец холм был взят, я спросил у сержанта, ради чего это всё было? Знаете ответ?
— Слава и уважение? — пришёл мне в голову самый очевидный ответ.
— Да, — подтвердил Ресс с мрачной улыбкой. — Вот только ни мне, ни кому-либо ещё из нашей роты не досталось ни капли этой славы. Ведь нашим командиром был Анри Галлен, и хотя он даже не соизволил явиться на поле боя, говоря о том холме, вспоминают только его. Однажды меня даже назвали лжецом, когда я сказал, что был там.
— Печальная история, но ведь не все такие мерзавцы…
— Мда? Думаете, Рейланд Рор или Ноа Кейтлетт сильно лучше? — Кейл выразительно фыркнул. — Да, они не сидят в своей палатке во время боя, переставляя фишки и составляя красивые отчёты для короля. Но в остальном разницы никакой нет. Игра в солдатики, где вместо фигурок настоящие люди. Так не должно быть.
Реакция вполне ожидаемая. Было очевидно, что Игры влияли на всех по-разному, и каждый делал свои выводы из происходящего. Кейл просто был достаточно умён, чтобы осознать, что любая война, даже Игры, ведутся в интересах очень узкого круга людей и не так уж часто бывают выгодны рядовым её участникам.
И всё же такая скорость мысли удивляла.
— И после такой несправедливости, вы дошли, до… всего этого?
— Нет. Но это было началом всего. Я стал задавать вопросы, смотреть и слушать. Так я оказался сначала в следопытах, а потом и в шпионах — ниже падать уже некуда.
«Вот оно как! Значит, Кейлу не впервой заниматься такими вещами. Учитывая его взгляды, возможность изучить обе воюющие стороны изнутри, это всё наверняка сильно подкрепило его убеждённость в собственной правоте».
— Будут ещё вопросы? — закончив ремонтировать сапог, спросил Ресс.
— Только один. — Мне всё ещё не давало покоя то, какое место в этом всём занимал сын Лоя Ноктима. — Как по-вашему, что бы сказал, услышав всё это, Рейонд?
Я практически физически ощущал, что он занимал во всей этой истории едва ли не главную роль, но почему и как оставалось не ясно.
— Дешёвая демагогия, — презрительно ответил Кейл.
— Другой не бывает. Ну так как, думаете, он одобрил бы ваши планы?
— Какая разница, если он мёртв?! — гневно повысив голос, ответил Кейл. — А знаете из-за чего? Как думаете, что мы вообще тогда забыли в этих горах?
Ответ не только лежал на поверхности, но даже уже был озвучен днём ранее.
— Составляли карты.
— Да, хотя их и без того сделано с запасом на сто лет вперёд. Но ведь этого мало! Игры требуют большего! Рейонд как раз хотел себе новое звание и поэтому рискнул полезть в Могильник. Выслужиться перед начальством — это всегда лучший способ повышения на Играх.
Повисла тягучая тишина, прерываемая разве что стрекотом каких-то ночных насекомых снаружи.
— Что он мог бы сказать, узнай, что всё, чем он жил — пустая трата времени и сил? Думаю, как минимум не стал бы мне мешать. В отличие от вас, хотя вы куда как лучше всё понимаете.
«Узнай» — это слово меня очень удивило.
«Ресс не делился с ним своими мыслями? Моя интуиция твердила, что это очень важно, но почему?»
Пока я думал над этим, Кейл неожиданно предложил:
— Просто не мешайте мне, и я обещаю дать вам возможность вернуться домой.
Это прозвучало легко и просто. Как будто одолжить ручку на две секунды. Но по факту это было предложением стоять и молча смотреть на то, как Кейл уничтожал собственный мир. Взамен — возможность оказаться снова дома.
Вот только как дальше жить, осознавая, что из-за моего бездействия погибли миллионы? Перед ответом мне вспомнились слова моего двойника о самом храбром человеке на свете.
— Нет. Если вы готовы пожертвовать чем угодно ради своих безумных планов, то мне не остаётся ничего, кроме как вам помешать.
— Да? Тогда вам следовало оставить меня в тумане или сбросить со скалы.
— Если бы знал куда упаду — подстелил бы соломку. Я не сбрасываю всех не нравящихся мне людей со скал.
— Если вы не готовы даже на такое, то как же вы тогда будете меня останавливать?
— Любыми другими способами: убеждением или как-то иначе, но точно не туманом Могильника, — заявил я решительно. — Если потребуется, то я готов всю жизнь посвятить этому.
— Вы не напугаете меня подобными обещаниями, — фыркнул Кейл.
— Я и не стараюсь этого сделать.
Ресс только развёл руками и, к моему удивлению, принялся собираться в путь. Пришлось уточнять, что тут происходило:
— Мы уже выходим? Сейчас же ночь.
— Я иду один. Без вас. Мы были нужны друг другу, чтобы преодолеть горы, в дальнейшем вы будете меня только замедлять. Это уже не говоря о потоках бреда.
— Обычно людям нравятся мои шутки, — не без обиды заметил я.
— Значит они слишком вежливы.
Мне хотелось с этим поспорить, но глядя на Кейла, я понял, что это лишено всякого смысла. Да и меня совсем не привлекала перспектива находиться рядом с человеком, который мог воткнуть мне клинок в спину, если я ему слишком надоем.
Может, сейчас он и не хотел на меня нападать, конкретно в этот момент. Из-за благодарности за спасение или по иной причине. Но сколько это перемирие продлится? Как быстро низменные чувства и желание достичь своей цели возьмут над ним вверх? Мне этого выяснять не хотелось.
Удивительно, но взял с собой Ресс совсем не многое, оставив большую часть сегодняшних находок мне.
— Считайте это… благодарностью за то, что вытащили из тумана. Прощайте, — прокомментировал Кейл такой поступок, стоя в дверях.
— Спасибо, но мы с вами ещё встретимся, — заявил я, на что Ресс только пожал плечами и, хлопнув дверью, вышел. — И в какой момент всё стало так сложно? Нормально всё шло — знай себе побеждай Ноа, двигайся к Сауму, а там домой и поесть бананов. Про спасение мира никто не говорил!
На самом же деле говорили и очень часто. Просто мне не хотелось этого слышать.
— Ноа Кейтлет, наконец-то мы встретились лицом к лицу.
Голос Анри Галлена ласкал уши словно мёд губы. За всей этой приторностью не сразу обращал внимание на то, что сказанное — чушь. Они уже виделись сегодня утром во время краткой церемонии приветствия нового командующего. Впрочем, Ноа хоть и заметила это, но виду не подала:
— Командующий Галлен.
Палатка оного, где и проходил этот разговор, больше напоминала музей тщеславия. Так и не скажешь, что среди этих трофеев, памятных знаков, захваченных флагов и прочих наград находился и даже работал действующий командующий крупной армии.
Сам же её хозяин имел вид неказистый и мало походил на других военных Тофхельма. Тонкий и вытянутый, как сухая ветка, немного сутулый из-за постоянной работы за столом, с непропорционально длинными, очень живыми пальцами, седовласый старик с аккуратными усиками и в круглых очках, за которыми прятались маленькие, колючие глазки. Встреть такого дедушку на улице, и понять кто он такой можно было лишь по форме — очень чистой, гладко выглаженной с обилием наград.
— Рад, что мы будем работать вместе, — наигранно вежливо продолжил Галлен. — Уверен, это поможет достичь нам невиданных ранее высот.
— Согласна, — не меняя интонацию, коротко ответила Ноа, стараясь не думать о том, что под «нами» Анри имел в виду исключительно себя и своё эго.
— Под моим чутким руководством вы сумеете наконец остановить этого мерзавца Рора, — заметив, что его лесть не работает, улыбнулся Галлен, делая вид, что не имел в виду ничего такого.
Хоть звучала фраза вполне в рамках приличий, фактически это была звонкая пощёчина. Ноа потребовалось собрать все внутренние силы, чтобы на её лице не дрогнул ни один мускул. Впрочем, Анри это не остановило, и её молчание он истолковал по-своему:
— Не надо делать такое удивлённое лицо. Между нами говоря, я считал и считаю ваше нахождение на Играх… м-м-м, скажем так, излишним.
— Но… — попыталась возразить Ноа, но ей не дали сделать даже этого.
— Вы — женщина, а значит, более подвержены эмоциям. Они только мешают вам, превращая конкретные приказы в какое-то глупое личное противостояние с этим выскочкой Рейландом Рором. Такому не место на Играх. Вскоре я докажу это.
— Буду рада увидеть, — сжав кулаки и ничем не показывая бушующие эмоции, сказала Кейтлетт. — Какие-то приказы, командующий?
В глазах у Анри на мгновение мелькнула злоба: он явно рассчитывал на более эмоциональную реакцию на свои слова, что развязало бы ему руки. К его огорчению, Ноа прекрасно это знала и потому, несмотря на всё желание дать ему в морду, разбить эти проклятые нелепые очки и извалять в пыли одежду, сдерживалась. Эмоциями она ничего тут не добьётся, только терпение, и однажды труп её врага сам проплывёт мимо. По крайней мере именно так она себя утешала.
Поняв, что первый раунд не принёс ему решительной победы, Галлен взял со стола папку бумаг и протянул её Ноа:
— Ознакомьтесь.
Командующая бегло пролистала документы. Слова, ещё слова, карты, стрелочки, отметки. Не война, а какая-то бухгалтерская таблица — как-то иначе Галлен воевать не умел.
— Это… доклад? — не без сомнений уточнила Ноа.
— Скорее план дальнейших действий. Один из, — вежливо, но с намёком, что она ничего не понимала, поправил её Анри и пустился в объяснения. — Дело в том, что на днях нас посетит его величество король. Будет большое совещание, и мне бы хотелось, чтобы вы выступили перед господами офицерами.
— Здесь ваше имя, командующий, — вернувшись к первой странице, Кейтлетт убедилась в том, чьё имя стояло в качестве автора.
— Ну конечно! Ведь я его написал, а не кто-то ещё, — притворно изумился её вопросу Галлен. — Вы же представите его широкой публике, а затем будете в соответствии с ним действовать.
— Но вы… — гневно начала Ноа, однако быстро взяла себя в руки. — Кхм, у меня нет солдат.
— Вам выдадут под командование роту, не переживайте на этот счёт, — пожал плечами Анри Галлен, прекрасно понимая, какое это оскорбление.
Роту — человеку, который руководил целыми армиями! Это была уже не пощёчина, а звонкий пинок в причинное место.
Кейтлетт вмиг раскусила его задумку. Преуспей она — план-то всё равно не её. В случае же провала все обвинения полетят именно в исполнителя. Галлен в любом случае окажется в выигрыше. Прикинув, чем это ей грозило, Ноа уже собиралась как можно вежливее послать Анри куда подальше с такими предложениями, но тот предусмотрел и это:
— Пока это только предложение, но всё может измениться, — уточнил командующий.
Ничуть не удивившись такой практически неприкрытой угрозе, Ноа, вздохнув, бегло пролистала ещё пару страниц, убеждаясь, что это несвязный бред.
— Я имею право внести правки? — уточнила она.
Улыбкой Галлена, пока он перед ответом поправлял очки, можно было отапливать дома, такой тёплой она была.
— Ну конечно же нет. Это ведь мой план, а не чей-то ещё. Но если вас что-то в нём потревожит, я с радостью выслушаю любые ваши замечания.
Как будто случайно после этих слов Анри поправил табличку на своём столе, гласившую, что приём обращений происходит в нечётные дни не чаще двух раз в месяц и по предварительному согласованию не менее чем за четыре недели.
Ноа даже знала, кто ему эту табличку подарил — она сама, пару лет назад. Правда, Галлен шутку не понял и воспринял написанное скорее как руководство.
— Как я только могла подумать о таком. С радостью прочитаю ваш доклад завтра.
— С удовольствием его послушаю, — с приторной вежливостью вторил ей Анри. — Можете быть свободны.
Ноа отсалютовала и, развернувшись на месте, пошла прочь, пылая от гнева, которому наконец можно было дать выход. Этот старикан бесил её с той самой минуты, как он помпезно явился, забрав у неё всех подчинённых кроме Альта, которого назвал абсолютно бесполезным.
Не то чтобы ей было обидно за своего ленивого помощника, она вполне согласна с такой оценкой, но всё равно было неприятно!
После полутьмы палатки закатное солнце неприятно резало глаза. Караул, стоявший у входа в обиталище Галлена, с опаской расступился. Это были солдаты Ноа — Анри не привёл с собой никого, кроме своего ассистента, невзрачного, даже на фоне своего командира. Уж кто-кто, а эти ребята знали, когда их командующая, пускай и бывшая, не в духе.
Впрочем, на них Ноа и не собиралась срываться. Для таких целей у неё имелся Альт Цион. Долго искать его или причину не пришлось: он валялся у неё в палатке, на её диване и, накрыв голову вчерашним номером «Вестника войны», похрапывал.
— Альт Цион!
Адъютант дёрнулся и сразу же замер, найдя, как ему казалось, приемлемое объяснение своему поведению:
— Я не сплю, а читаю, у меня близорукость.
— У тебя криворукость, причём врожденная. Почитай лучше это, — Ноа кинула ему или вернее в него папку с докладом Галлена.
— На туалетную бумагу вроде не похоже, а пахнет даже хуже, — только увидев, чьё имя стояло на заглавной странице, заметил Альт.
Такая оценка Кейтлетт пришлась по душе, и она впервые за последний час улыбнулась:
— Галлен хочет, чтобы я это прочла завтра перед всем Тофхельмом.
— Что, прям перед всем? — отвлёкшись от изучения доклада, уточнил Цион.
— Нет, конечно! — язвительно ответила Ноа. — Перед королём, его свитой и ещё сотней других высокопоставленных офицеров.
— А, ну да, почти весь, — въедливо заметил адъютант. — Остальными двенадцатью миллионами можно пренебречь.
— Читай давай, — скривилась Ноа, чьей сильной стороной математика никогда не была.
— Тут нечего читать, — отмахнулся Альт. — С тем же успехом можно вообще ничего не делать, понадеявшись, что Рор будет поддаваться.
— Всё настолько плохо? — удивилась Ноа.
— Этот план невыполним, — объяснил адъютант. — Мало того, он построен на одних предположениях, так ещё и требует такой координации, словно мы можем передавать указания мгновенно по воздуху.
— Как я и думала.
— Если вы прочитаете это завтра, вас размажут по трибуне критикой, как муху газетой, — добавил Цион невозмутимо.
— В таком случае это будет хорошим исходом, — истолковала такой ответ по-своему Кейтлетт. — Если всё, как ты говоришь, этому плану будет лучше завтра умереть.
— Вы не собираетесь вносить правки? — искренне удивился Альт.
— Галлен запретил мне это делать. Это же его план. Пускай сам выкручивается.
На это Альт только пожал плечами, про себя обрадовавшись тому, что ему ничего не надо будет делать, и вспомнил то, что его уже некоторое время беспокоило:
— О Роре никаких новостей?
— Галлен ничего не говорил, но он похоже считает, что «солнечные», которых мы так небрежно преследуем, находятся под его командованием, — припомнила Ноа.
— «Небрежно» ещё очень мягко говоря.
С тех пор как армия Рора покинула крепость Яой, «лунные» трижды пытались навязать ей бой и трижды промахивались мимо, неправильно рассчитав маршрут движения противника. «Солнечные» же по неизвестным причинам передвигались словно пьяный матрос по палубе корабля, попавшего в шторм.
— В газете пишут, что он пропал, — указывая на номер «Вестника», сообщил адъютант.
— А ещё, что Рейланд моллюск, — ехидно ответила Кейтлетт. — Либо мы принимаем, что он моллюск и пропал, либо ни то, ни другое. Сейчас он не наша проблема. — Командующая на секунду задумалась, остановив свой взгляд сначала на Альте, а затем на лампе. — Возьми во-о-он ту лампу, зажги её и ступай к Галлену.
— Зачем? — удивился адъютант.
— Спросишь у него, в какое время завтра мой доклад, — спокойно ответила Ноа.
— Вообще-то я про лампу.
— А это, ну-у-у… предположим, темно на улице, — растерялась Кейтлет.
— Там только начался закат.
— Взял зажженную лампу и быстро пошёл к Галлену! — потеряла терпение Ноа.
— Но меня накажут если, я устрою у него пожар! — возразил адъютант, который ничуть не хуже Кейтлетт понимал, что тут происходит.
— Именно поэтому ты идёшь спросить про время, а пожар должен случиться сам собой, — ехидно сообщила Ноа. — У тебя обычно это отлично получается.
Буркнув что-то про то, что это в его обязанности не входит, Альт демонстративно взял лампу, немного повозился с огнивом и сделал всего один шаг. К его глубокому огорчению, там, куда он наступил, стояла ножка тумбы, которая мгновенно вывела адъютанта из равновесия.
Падение всей этой сложной системы из Циона и зажжённой лампы предотвратил рык Ноа, который, кажется, воздействовал даже на физические законы:
— Аккуратнее!
Внимательно проводив Альта до дверей, Кейтлетт, вздохнув, принялась ждать. Вскоре до неё долетели приятные уху крики: «Пожар, пожар!».
— Этот день становится не так уж и плох, — мечтательно вздыхая, заметила Ноа и принялась думать.
Подумать ей было над чем.