Карташев покосился на мать.
- Налюбуемся еще друг на друга за лето в деревне, - ответил он угрюмо.
- А пока Маней... Спеши... - пренебрежительно кончила Зина.
Тёма почувствовал какой-то намек на Рыльского, сверкнул глазами, но, овладев собой, принял равнодушно спокойный вид.
- Я не мешаюсь в твои дела, - прошу и в мои не мешаться.
- Во-первых, у меня никаких дел нет, - обиделась Зина.
- Очень жаль.
- Ну, уж это не твое дело.
- Тёма, Зина, что это такое? - вмешалась Аглаида Васильевна. - Право, чем больше вы растете, тем у вас хуже манеры.
- Я никогда с Тёмой больше не буду разговаривать. Он каждое мое слово перевирает.
- Да и не разговаривай, пожалуйста. Воображает, что кончила курс...
- Стыдно, Тёма, - оборвала Аглаида Васильевна. И, понизив голос, хотя Зина и ушла, Аглаида Васильевна добавила: - Сестра курс кончила: вместо того чтоб сделать ей что-нибудь приятное, ты точно такой же чужой ей, как какой-нибудь Долба, который только и рад, когда подметит что-нибудь... Стыдно. В этом отношении с Корнева бери пример, никогда против сестры...
- Ну, уж и никогда.
- Никогда... так пошутит, но он любит и, смотри, как горой встанет, чуть что... Кстати, что ж он, едет?
- Он хочет... мать, кажется... поедет!
- Мы во вторник вещи отправляем.
- Я сегодня спрошу его... Наташа, не опоздай к Корневым.
Мать вошла в дом, а Карташев пошел назад, расстроенный и огорченный. Дойдя до перекрестка, он остановился, подумал и вместо бульвара повернул к квартире Корневых.
Зина, уйдя от брата, вошла первой в гостиную, остановилась посреди комнаты спиной к входившей Наташе и проговорила:
- Тёма дурак: не видит, что его Корнева по уши влюблена в Рыльского... Никакого самолюбия нет. Рыльский так ухаживает явно...
- Рыльский же в тебя влюблен, - пустила булавку сестра.
- Что ж из этого? Можно ухаживать за кем угодно. Да мне решительно, впрочем, все равно, в кого влюблен Рыльский. Мальчишка...
- А ты что за маменька?
- Я сегодня выйду замуж, у меня через год дети, а он мальчишка...
- Тоже может жениться... Сын Акима таких же лет, а собирается же жениться.
Сестра та возмутилась, что даже не сразу ответила.
- Какие ты глупости говоришь.
- Почему глупости?
- Да потому, что глупости. Там животная жизнь, а им надо учиться и учиться.
- В таком случае выходит, что ты старше их только тем, что перестала учиться.
Зина вместо ответа села на стул и, как была в шляпке, расплакалась.
Наташа смущенно смотрела на сестру.
- Я вовсе тебя не хотела обидеть, - растерянно проговорила она.
- Да я вовсе не оттого и плачу, - ответила Зина, вытирая слезы и отворачиваясь к окну. - Лезут, лезут... пристают... Точно преступление какое сделала, что курс кончила... Я в монастырь уйду...
- Зачем же в монастырь? - растерялась совсем Наташа.
Зина не ответила и, вытерев слезы, смотрела своими черными строгими глазами на улицу, по которой один за другим мчались нарядные экипажи, уносившие сидевших в них на дачи.
Вошла Аглаида Васильевна, оглядела дочерей, поцеловала выскочивших к ней Маню и Асю, спросила, где Сережа, скользнула взглядом по Зине, подошла к ней и, обняв ее голову двумя руками, наклонилась и, ласково поцеловав ее, проговорила:
- Умница моя.
Зина молча поцеловала руку матери.
- Все придет в свое время...
Аглаида Васильевна точно подслушала разговор сестер.
- И я в твои годы, когда кончила курс, так же не знала, что с собой делать. Все идут одной и той же дорогой: только кажется, что с нами вот именно и происходит что-то особенное... Вот приедем из деревни, я знакомства возобновлю...
- Да я и не хочу их, - огорченно перебила дочь.
- Ну, не хочешь, ложу в театр возьмем... К тете в Петербург поедешь... Только не плачь: это портит цвет лица, будешь бледная, со вздутыми глазами. Ты что ж, поедешь сегодня на дачу к Елищевым?
- Кажется, поеду.
- Если бы Тёма был свободен, - сказала мать, - ему бы тоже поехать надо было.
- Страшно занят, - не утерпела Зина, - для всех время есть, кроме сестер.
- Рожденье Корнева, - заступилась Наташа.
- С сестрой за брата отпразднует...