- Я надеюсь, что моя невеста сама это будет знать, - ответил многозначительно Семенов.
Наступило общее неловкое молчание.
- Описать тебе твою невесту? - предложил Долба Семенову.
- Опиши, - вызывающе протянул Семенов.
- Красивая, - начал Долба, отсчитывая по пальцам, - конечно, с хорошими манерами, - словом, то, что называется воспитанная.
- Надеюсь.
- Будете играть; ты на скрипке, она на рояле.
- Обязательно.
- Ну, что ж еще? По утрам станете играть, под вечер гулять ходить будете... Ты будешь затягиваться с двойным наслаждением против теперешнего и будешь ей всё объяснять: "Вот это, моя милая, хороший человек, а это дурной, а по сторонам, когда я говорю, не смотри, а то я обижусь. А если я обижусь, я не скрипку, а тебя пилить стану. А если ты не образумишься, я тебя попру своим презреньем и понятием о чувстве собственного достоинства вообще и о том, что такое порядочная, воспитанная женщина в особенности..."
- Ну, потрудитесь теперь свою невесту описать.
- Моя? моя будет или из деревни, или одного со мной ума и развития, которую бы учить не пришлось, потому что все равно не научишь, а сам засосешься в ее киселе. Ну, вольная будет, умная...
- Все умных возьмут, а дуры куда же денутся? - спросил Вервицкий.
Долба весело посмотрел на него.
- Выбирать-то мы с тобой будем...
- Ну что же? кому ж нибудь все-таки достанется глупая, - сказал Вервицкий.
Долба оглянул всех и ответил, почесывая затылок:
- Не сообразил. Ты что не пишешь?
- Не пишется, - пожал плечами Вервицкий.
Все рассмеялись, и даже Карташев не удержался, фыркнул за парусом.
На горе из-за сада показалась дача Горенки. Лодки пристали к мягкому песчанистому берегу.
Пока соображали, как подтянуться к сухому месту, Долба, проговорив: "Эх вы!" - прыгнул и по колени в воде потащил за канат лодку.
- Постой, и я, - предложил было Берендя. Но, пока он собирался, носы лодок уже лежали на сухом берегу.
Один за другим попрыгали все, за исключением Карташева.
- Обиделся, - тихо махнул рукой Рыльский.
Еще подождали, и, наконец, Долба спросил Карташева.
- Ты что ж?
- Я не пойду, - ответил Карташев.
- Пойдем, Тёма, - попросила было сестра.
- Не пойду, - отрезал Карташев и отвернулся.
Переглянулись все и стали медленно подниматься в гору.
- Что с ним сегодня? - спросила Корнева.
Рыльский молча пожал плечами.
- Ну, что ж? не хочет, и бог с ним, - сказал Семенов.
Карташев лежал в лодке так плотно, точно прирос, злорадно провожая глазами исчезавшую между деревьями компанию.
Горенко сидела на ступеньках террасы и, увидев многочисленное общество, пошла к ним навстречу.
- Наташа! - радостно бросилась она.
Она быстро поцеловала Наташу, посмотрела на дорожку, откуда пришли все, и спросила:
- А брат твой?
- Капризничает... в лодке лежит, - ответила Корнева.
- Просто не в духе, - сказала Наташа, - с утра он еще... там дома у него вышла одна история неприятная.
По лицу Горенки пробежала тень.
- Что ж, он боится, что при виде меня ему еще неприятнее станет?
Анна Петровна обиженно улыбнулась, пожала плечами и повернулась к остальным:
- Милости просим на террасу.
Моисеенко как поздоровался, так и стоял, продолжая смотреть на нее.
- Вы как попали? - спросила его Горенко.
- Только под одним условием и поехал, чтобы к вам на дачу, - выдала его Корнева.
Горенко покраснела и, по привычке кусая губы, пошла за другими рядом с Моисеенко.
- Как брат?