- По крайней мере, сыграет! - подзадорил Рыльский ему вслед.
- На здоровье, - равнодушно ответил из сада голос Вервицкого.
Полились звуки мягкой, нежной игры Беренди.
На сердце у Карташева становится спокойнее, тише: аромат берега, огни в саду, глухой шум моря, блеск луны, музыка - вытесняли оттуда всю будничную прозу действительности, внеся взамен жгучее очарование волшебного вечера.
Если б не было стыдно, он даже пошел бы наверх; но он не пошел и слышал, как после скрипки зашумели стулья и по ступенькам раздались шаги... Он пожалел, что так скоро кончилось все и поедут назад. Но назад не поехали, вышли на берег и пошли налево. Две фигуры повернули к нему, еще две пошли было и отстали.
- Здравствуйте, Артемий Николаевич, - сказала ему Горенко грустным, ласковым голосом.
- Здравствуйте, - ответил с удовольствием Карташев из своей засады.
- И поздороваться не хотите?
- Тёма, Нина ни к кому другому не пришла бы первая.
- Что ты говоришь, Наташа?
Наташа сконфузилась, и все, что нашлась сделать, - это крепко поцеловала подругу.
Горенко рассмеялась и проговорила:
- Ну, хорошо, я пришла... хотя я очень, очень обиделась, что вы не захотели даже...
Но Карташев уже карабкался из своей засады и за шумом и треском своих прыжков не слышал конца.
- Тёма, может быть, тебе лучше немножко... пойдем с нами, - попросила Наташа.
- Если вам будет нехорошо, мы вас под руки поведем.
- Я попробую, - произнес смущенно Карташев, придавая голосу искренний тон.
- Ведут! - закричал Долба, когда подходил Карташев, и все весело бросились к нему.
Карташев шел и улыбался.
- Слушайте, Карташев, скажите правду: на кого вы сердитесь? - спросила Корнева.
- Я ни на кого не сержусь...
- На меня?
- А уж на вас, во всяком случае, нет.
- Врешь, сердишься, - настаивал Долба, - на кого-нибудь сердишься. Говори: мы сейчас того бить будем.
- Я и сам могу.
- Ну так бей, - сказал Семенов, подставляя спину.
- Чего мне бить тебя?
- Мир, значит? - ну, давай руку... послушай, мы идем гулять.
- Я с Карташевым пойду, - заявила Корнева. - Не мешайте нам... у меня с ним дело...
Корнева увлекала Карташева вперед.
- Слушайте, Карташев, ничего по мне не заметно?
Карташев на законном основании поднял на нее глаза, увидя опять ту, которая так мучила его, и произнес, подавляя волнение:
- Ничего.
- Ничего? - спросила она, и на него посыпались знакомые искры. Ничего?! Сказать вам?!
Карташев опять поднял глаза, опять увидел ее совсем, совсем близко, почувствовал одуряющий аромат масличного дерева, и в сердце его начало тревожно закрадываться предположение, сладкое, страшное, мучительное.
- Сказать?! - тревожно, замирая, повторяла Корнева, не спуская с него глаз.
- Говорите... - прошептал он.
- Я невеста Рыльского...
Так отчетливо отпечатлелись дорожка и кусты вдоль нее, а ниже деревья, и луч луны, и сухой аромат сада, и ее белая рука... Ему вдруг показалось, что это мертвая рука, и стало жутко.
- Что ж вы молчите?
- Я поздравляю вас... Я очень рад и за Рыльского.
- Слушайте, как, по-вашему, Рыльский хороший человек?
- Очень хороший... Я очень люблю и уважаю Рыльского.
- Слушайте... он мне позволил сказать вам...
- Я ему очень благодарен...
- Только - это се-е-крет.
Карташев вздохнул всей грудью.
- Я никогда его никому не скажу...
Корнева улыбнулась.