- Ну-у... На всякое дело нужны люди... Богу тоже нужны...
- Нет, оставьте, - испуганно перебил Корнев. - На земле мы нужны земле.
- Разве не то же самое?
- Как то же самое? Есть живая работа: общество погрязло в разврате прошлого, в эгоизме, масса зла кругом... предрассудки... неправда... Что здесь поможет монастырь, формы которого веками налажены, установлены и с миром ничего общего не имеют? Может быть, и было время монастырей, но каждому времени свое: стоит ли появляться на свет, чтобы повторять дела других. Нет, это и думать бросьте, Наталья Николаевна, это так обидно...
- Да я так только, - уклончиво усмехнулась Наташа, - конечно, не пойду в монастырь.
- И говорите это с грустью...
- Потому что люблю...
- Оставьте.
- Ну, да не пойду, сказала вам... А все-таки люблю.
Наташа упрямо, по-детски рассмеялась и заглянула в глаза Корневу. Корнев сосредоточенно принялся за ногти.
- Ну, не пойду, не пойду!..
- И отлично.
- Ну и бросьте ногти.
- Вы, может быть, думаете, что я рассердился? - спросил Корнев.
- Вы когда принимаетесь за ногти, то или думаете, или сердитесь.
- Нет... я думал... Вы мне так ясно вдруг представились, вон у тех ступенек, на коленях в монашеском костюме... с белым подвязанным платком... Я, в сущности, впечатлительный ужасно... Ну, вот и задумался: какая может быть ваша судьба в жизни...
- Ну?
- Не знаю, не могу ничего сказать...
Корнев помолчал и огорченно прибавил:
- Вероятно, выйдете замуж... Аглаида Васильевна подыщет вам жениха... важного...
- Никогда, - рассмеялась Наташа, - мама никогда нас не будет стеснять в выборе, - не она, а я буду искать. Все это, впрочем, глупости... Наши, верно, уж встали; пойдемте к ним. А после чаю, если хотите, будем читать вслух.
- Пожалуй.
- Вальтера Скотта?
- Ну что ж, Вальтера Скотта... А что?
- "Айвенго".
- Вы разве не читали?
- Нет еще. Я мало читала.
- Я тоже не читал...
Оба весело рассмеялись.
Когда Наташа и Корнев пришли, Аглаида Васильевна уже сидела за чайным столом.
Прищурившись на подходивших, она тихо, добродушно сказала Зине:
- У моей Наташи отвратительный вкус.
Зина оторвалась от книги, вскользь посмотрела на праздничное лицо Корнева, и ей вдруг стало жаль его. Она ответила:
- Здесь вкус не играет никакой роли.
- Пожалуйте, - предупредительно встретил Корнева Степан, подавая ему стул.
- Очень вам благодарен, - расшаркался перед ним Корнев. И когда все рассмеялись, он прибавил полушутя, полураздраженно: - Он на меня производит, знаете, такое же впечатление, как и ваши картины... Мне все кажется, что он выскочил из какой-то рамки и бегает, пока его не усадят назад. Я решил отучивать его от любезностей двойной любезностью.
Наташа не могла видеть без смеха, как Корнев приводил в исполнение свой план. Это смешило всех. Корнев раздраженными глазами стерег Степана и чуть что - сам спешил ему на помощь. "Степан, блюдечко дай..." - и Корнев стремительно бросался к блюдечку, расшаркивался перед озадаченным Степаном и подавал кому следовало блюдечко. Наташа уже прямо плакала от смеха. По временам она поднимала голову, и Корнев спешил выкинуть какую-нибудь новую штуку. Он расшалился до того, что, когда Степан все-таки успел ему что-то подать, вскочил и протянул ему руку. Степан сперва опешил, затем бросился целовать руку.
- Не надо, - с комическим достоинством ответил Корнев, ограничившись пожатием.
- Он вам протянет когда-нибудь руку при гостях, - заметила Аглаида Васильевна.
- Что ж? Поверьте, с удовольствием пожму.
- Ну, я хотела бы посмотреть.
- Да могу вас уверить... да накажи меня бог... да лопни мои глаза.
Сама Аглаида Васильевна не могла удержаться от смеха.
- Мне нечего и спрашивать, как вам понравилась деревня, - обратилась она к Корневу.
- Совершенно справедливо, - ответил он, - я никогда еще себя таким теленком не чувствовал.
Он сделал несколько туров по террасе и запел:
Невольно к этим грустным берегам
Меня влечет неведомая сила.
Он пел верно и в высшей степени выразительно.