Конон молча тряхнул головой и погнал дальше своих волов, так, как будто ничего и не случилось, а Карташев, сконфуженный, остался и старался не смотреть на Корнева. Последний тоже из чувства деликатности старался не смотреть на приятеля и даже проговорил:
- Нет, таки порядочный нахал.
XV
Однажды утром Степан таинственно сообщил друзьям, что в степи у Конона Львовича неспокойно. Корнев и Карташев сейчас же, без чаю, верхами уехали в степь, пока Аглаида Васильевна еще спала. Из двенадцати плугов ходило только три, в том числе и Петр, - остальные, выпряженные, беспомощно валялись по бороздам. На стану толпа рабочих всяких сроков угрюмо стояла возле возов и равнодушно смотрела на приближавшихся панычей. Тут же около них был и Конон Львович. Он был на ногах, держал в поводу свою верховую лошадь и с каким-то сконфуженным видом пошел навстречу приехавшим. Карташев почувствовал себя хозяином и озабоченно спросил:
- В чем дело?
- Конон все... - ответил управляющий, разводя руками. - И пища нехороша, и хлеб никуда не годится, и плата мала, - одним словом, забил себе в голову... На вас указывает, что вы ему что-то говорили.
- Мы? - Карташев смущенно оглянулся на Корнева.
- Кажется, ничего не говорили, - ответил Корнев.
- Да ведь это, знаете, народ: ему одного слова довольно, чтоб он себе черт знает что вообразил... Вы лучше всего уезжайте, чтоб еще больше их не дразнить, а я уж сам тут справлюсь...
- Но опасности нет?
- Какая же опасность? Ну, не захотят - пускай идут на все четыре стороны: других возьмем.
- Может быть, действительно провизия нехороша? - угрюмо спросил, поглядывая исподлобья, Корнев.
Конон Львович повернулся и крикнул:
- Андрей, принеси хлеб, сало, пшено.
Немного погодя из табора вышел Андрей, а за ним невдалеке и Конон. Оба шли без шапок. Андрей пришел и подал панычам черный хлеб. Конон Львович отломил, сам попробовал и передал молодым людям.
- Какой же еще хлеб?!
Корнев и Карташев попробовали и сделали неопределенные физиономии: кажется, хорош?
- Хиби ж такой хлиб можно исты? - спросил Конон, впиваясь своими ястребиными глазами в Корнева.
- Хлеб действительно, кажется, как будто...
Корневу очень хотелось поддержать Конона.
- Як тисто, - подсказал Конон, - мокрый.
Конон Львович равнодушно молчал.
- Андрей, ты для меня из дому не захватил хлеба?
- Та взяв.
- Принеси.
Андрей принес.
- Вот этот самый хлеб сегодня к столу Аглаиды Васильевны подадут, сказал Конон Львович.
- До хлиба ж то що подадут? - спросил Конон, - як не работать, то и тым хлибом жив буде чиловик.
- Ну, ступай, - приказал ему резко Конон Львович.
- О так, - кивнул головой Конон и повернул к табору.
- Работать не будемо, - раздраженно крикнул он уже издали.
- Гусь, - проговорил Конон Львович, мотнул головой. - Уезжайте! Когда увидят, что уехали, поймут, что надеяться не на что. Весь секрет тут в том, что поднялась цена на базаре за работу.
- Так отчего же и не прибавить?
- А понизились бы цены? Они бы не согласились на сбавку.
- Ну, от базара до базара.
- Ну, без людей как раз и останемся.
Корнев и Карташев уехали.
Часа через два явился в усадьбу и Конон Львович. Трое, в том числе и Конон, взяли расчет, остальные стали на работу.
- В сущности, этот крестьянский вопрос какой-то бесконечный, рассуждал Корнев. - Решить его по существу? идти на компромисс? на каком пределе остановиться?.. Для меня, по крайней мере, нет сомнения, что Конон, по существу, прав. С другой стороны, тоже нет сомнения, что полумерами его не удовлетворишь. С точки зрения порядка, может быть, и надо удалить Конона, но несомненно, что во французском парламенте какой-нибудь крайний левый заседает на своем крайнем стуле и только и знает, что протестует - и ничего: ему принадлежит будущее, правому там какому-нибудь - прошлое, центру настоящее, всем есть место.
Разговор шел за завтраком, за которым сидел и Конон Львович. Он с любопытством слушал и посматривал на Аглаиду Васильевну.
- Ну, вот и отлично, - отвечала сдержанно Аглаида Васильевна, - это и есть самое главное, и вы теперь видите, как легко вызвать в народе ложные надежды, удовлетворить которые не в вашей власти. Крестьяне - дети... прямолинейны, и в разговоре с ними нужен тот же прием, что с детьми. Иначе вы им дадите в руки оружие, которым они себе же нанесут вред.
- Оружие, в силу вещей, и без того у них в руках: за деньги ли, в аренду ли, так или иначе, земля и труд, то, чем и мы и они кормимся, - у них.
- Это по-вашему...
- По-моему, - торопливо смягчился Корнев, видя, что Аглаида Васильевна начинает уже сердиться, - здесь такое столкновение разных интересов, что пока можно только постигнуть бездну, но решить вопрос...
- На сегодня он решен, - сказала Аглаида Васильевна таким тоном, что Корнев, чтоб не раздражать ее больше, замолчал.
Ночью сгорела только что сметанная скирда.
- Однако! - произнес Корнев и принялся за ногти.
Конона и след простыл. Аглаида Васильевна была сильно взволнована.
- Я тебя серьезно, Тёма, прошу, - сказала она, позвав сына на свою половину, - оставить всякие общения с мужиками: вы можете себе здесь хоть весь мир вверх ногами ставить, но ты видишь уже последствия ваших неосторожных разговоров. Полторы тысячи рублей в этом году дохода уже нет. Эта скирда предназначалась для приданого Зины.