Аглаида Васильевна проглотила новые слезы.
- Сегодня Тёма стоит передо мной: точно я ему самая чужая... Глупый мальчик... Позови его...
XVI
Как-то через несколько дней, под вечер, от умирающего Тихона прислали за Аглаидой Васильевной. Она пошла с сыном. Карташев шел задумчивый, с какой-то пустотой в голове и сердце. В белой хатке с желтой печкой, желтым полом лежал под образами Тихон. Отец Даниил торопливо и угрюмо свертывал у окна дары.
- Позволил себе обеспокоить для успокоения умирающего, - сказал он, угрюмо подходя к Аглаиде Васильевне.
- Благословите, отец, - ответила она и, когда священник сделал крест, приложилась к его старой руке.
Отец Даниил более мягко проговорил, понижая голос:
- Желает повиниться перед вами... Прощайте ненавидящим вас...
У ног Тихона стояла испуганная Таня с заплаканными глазами, подпершись рукой.
- Лишние свидетели, удалитесь, - распорядился отец Даниил.
Карташев нерешительно стоял, когда Аглаида Васильевна, подойдя к Тихону, поманила сына. Тихон сделал движение, как бы желая освободиться или распустить что-то, сжимавшее его шею. После этого движения он долго и неподвижно смотрел в глаза Аглаиде Васильевне.
- Ты хотел мне что-то сказать? - спросила она, наклоняясь к умирающему.
- Хотел, - мучительно тихо прохрипел Тихон. Аглаида Васильевна поняла, что ему трудно говорить.
- О Тане не заботься: она всю жизнь у нас жила, и я не оставлю ее...
- Одна, - прошептал Тихон.
- Знаю... знаю, что негодяй обманул ее...
Тихон тоскливо кивнул головой.
- Знаю, что сын есть. Буду и о нем заботиться...
Аглаида Васильевна выпрямилась и опять наклонилась.
- Будь спокоен: господь слышит наш разговор.
Она опять выпрямилась и как бы не то утверждала выражением лица, не то спрашивала: "Все?" Тихон мучительно поднял на нее глаза.
- Грешен, - прошептал он.
- Все мы грешны, - наклонилась опять Аглаида Васильевна.
- За добродетель вашу... окаянный... - судорожно заметался Тихон, сжег...
Глаза Тихона с ужасом раскрылись и застыли на Аглаиде Васильевне. Она не то отшатнулась, не то поднялась, чтобы лучше сообразить.
- Скирду сжег? - спросила она жестко.
Аглаида Васильевна, обводя сына ледяным взором, смотрела в окно.
- Что тебя побудило? - Она с отвращением скользнула взглядом по жалкому лицу Тихона.
Воцарилось напряженное молчание. Тихон мучительно переводил глаза с потолка на пол и на стены. Карташев съежился и испуганно смотрел на мать. "Прощайте ненавидящим вас", - пронеслось в голове Аглаиды Васильевны, и горячий огонь боли и протеста загорелся в ее глазах.
- Дьявол, - прошептал Тихон, - всю жизнь смущал...
Тихон тоскливо заметался и рвал ворот рубахи. Его желтая волосатая грудь, впалый потный живот обнажились. "Умирает!" - мелькнуло в голове Аглаиды Васильевны.
- Прощаю тебя... и пусть и господь тебя простит.
Тихон сделал нетерпеливую, судорожную, мучительную гримасу.
- Говори за мной: не яко Иуда, но яко разбойник...
Тихон рванулся, глаза его выпятились и замерли на Аглаиде Васильевне.
- Умер, - оборвала Аглаида Васильевна.
Таня с неестественным воплем бросилась к трупу...
Мать и сын возвращались домой.
Карташев в первый раз изменил своему обыкновению не критиковать матери.
- Это была как будто совершенно чужая для меня женщина, - говорил он Корневу, лежа с ним в своей комнате. - Ужасно странное и тяжелое впечатление... Какая гадость, в сущности, весь этот материальный вопрос: мать и добрая, и честная, и любящая... И его страх; кажется, чего бояться человеку? Все кончено, а точно вот прокурор приехал... Одарка! - высунулся Карташев из окна, увидев Одарку.
- Конон ни в чем не виноват... Тихон признался... Умер уже...
Одарка остановилась на мгновенье, подняла на Карташева глаза, опять опустила и тихо пошла. Но, пройдя немного, она остановилась, опять вскинула глазами на Карташева и, скрыв охватившую ее радость, преодолевая стыдливость, спросила:
- А чи то ж правда, панычку?
- Правда... я сам слышал.
Одарка ушла, а Карташев долго смотрел ей вслед. Корнев лежал и усиленнее обыкновенного грыз свои ногти. Карташев тоже раскис и уныло, бесцельно смотрел в пространство.
- Мы через неделю в город едем, - заглянула Маня.
Корнев и Карташев вскочили.
- Вот как! - изумился Корнев.
- Это вы виноваты, - тихо, с упреком бросила ему, убегая, Маня.