- Я не способен к математике, - ответил Корнев, и раздраженное огорчение зазвучало в его голосе.
Учитель не ожидал такого ответа и, недоумевая, обратился к нему:
- Ну, так оставьте гимназию...
- Я себе избрал специальность, в которой математика ни при чем...
- Меня ни капли не интересует, какую вы специальность себе избрали, но вас должно интересовать, я думаю, то, что я вам скажу: если вы не будете знать математики, то вам придется отказаться от всякой специальности.
- А если я не способен?..
- Нечего и лезть...
По коридору уже несся звонок.
Учитель собрал тетради, пытливо заглянул в глаза Корневу и, сухо поклонившись классу, вышел своей походкой заведенной куклы.
- Охота тебе с ним вступать в пререкания? - обратился к нему с упреком Рыльский.
- Да ведь пристает...
- Ну и черт с ним. Человек мстительный, требовательный, только создашь такие отношения...
- Черт его знает, обидно стало: я, главное, знаю, чего ему хочется. Чтоб я сказал, что вот будем вращать до тех пор, пока вершина А совпадет с вершиной D...
Рыльский, Долба и Дарсье удивленно смотрели на Корнева.
- Если знал, зачем же ты не сказал?
- Да когда же я в этом смысла не вижу.
- Ну, уж это... - махнул рукой Рыльский и засмеялся.
Рассмеялся и Долба.
- Нет, ты уж того...
- Ну, какой смысл, объясни?! - вспыхнул Корнев.
- Да никакого, - сухо смерил его глазами Рыльский, - а экзамена не выдержишь...
- Ну и черт с ним...
- Разве, - проговорил пренебрежительно Рыльский.
- Я, собственно, совершенно согласен с Корневым, - вмешался Карташев, не все ли равно сказать: будем вращать или наложим.
- Ну, и говорите на здоровье. Станьте вот перед этой стенкой и пробивайте ее головой.
- Эка мудрец какой, подумаешь, - возразил Корнев, раздумчиво грызя ногти.
- Вот тебе и мудрец... Вечером у тебя?
- Приходите...
Дальше всех по одной и той же дороге было Семенову, Карташеву и Корневу.
Когда они дошли до перекрестка, с которого расходились дороги, Корнев обратился к Карташеву:
- Тебе ведь все равно: пойдем со мной.
Карташев обыкновенно ходил с Семеновым, но сегодня его тянуло к Корневу, и он, не смотря на Семенова, сказал:
- Хорошо.
- Идешь? - спросил отрывисто Семенов, протягивая руку, и сухо добавил: - Ну, прощай.
Карташев постарался сжать ему как можно сильнее руку, но Семенов, не взглянув на него, попрощался с Корневым и быстро пошел по улице, маршируя в своем долгополом пальто, выпячивая грудь и выпрямляясь, точно проглотил аршин.
- Вылитый отец, - заметил Корнев, наблюдая его вслед. - Даже приседает так, хотя воображает, вероятно, что марширует на славу.
Карташев ничего не ответил, и оба шли молча.
- Послушай, - начал Корнев, - я тебя, откровенно сказать, не понимаю. Ведь не можешь же ты не понимать, что вся та компания, которой ты окружил себя, ниже тебя? Я не понимаю, какое удовольствие можно находить в общении с людьми, ниже тебя стоящими? Ведь от такого общества поглупеть только можно... Ведь не можешь же ты не понимать, что они глупее тебя?
Корнев остановился и ждал ответа. Карташев молчал.
- Я положительно не могу понять этого, - повторил Корнев.
Карташев сам не знал, что ответить Корневу. Согласиться, что его друзья глупее его, ему не позволяла совесть, а вместе с тем слова Корнева приятно льстили его самолюбию.
- А я тебя не понимаю, - мягко заговорил Карташев, - твоей, да и всех вас резкости со всеми теми, кого вы считаете ниже себя...
- Например?
- Да вот хотя с Вервицким, Берендей, Мурским...
- Послушай, да ведь это же окончательные дураки.
- Но чем же они виноваты? А между тем они так же страдают, как и другие. Ты бросишь ему дурака и думать забыл, а он мучится.
- Ну, уж и мучится.
- И как еще!.. Да я тебе откровенно скажу про себя: другой раз вы мне наговорите такого, что положительно в тупик станешь: может, действительно дурак... Тоска такая нападает, что, кажется, лег бы и умер.
- Да и никогда тебя дураком и не называл никто; говорили, что ты... ну, не читаешь ничего... Ведь это ж верно?