Дойл предложил Ларри остаться в кебе, зная, что Спайви не любит, когда к нему в дом являются незваные гости. Квинс сам открыл дверь: из-за невероятной скупости он не держал прислуги, экономя на этом гроши и тем самым увеличивая свой капитал. Он был, как обычно, в красном шелковом халате с монограммой, из-под которого выглядывала рубашка, подобранная в тон; на ногах были яркие домашние тапочки, отделанные кисточками с янтарем. Дойл отлично знал, что платяной шкаф Квинса ломится от всякой одежды, но хозяин дома никогда не переодевался после сна, неизменно принимая посетителей именно в таком экстравагантном наряде.
— Ба-а, да это сам доктор Дойл! — воскликнул Квинс, чуть приоткрывая дверь. — Что-то не припомню, чтобы я посылал за вами.
— Нет, Спайви, не посылали, — с улыбкой раскланялся Дойл.
— Слава богу, а я уж было подумал, что заболел какой-то жуткой тропической лихорадкой, сопровождаемой галлюцинациями и прочее… Ну, той, что лечится огромными дозами хинина. Что стряслось, доктор? Может, началась эпидемия?
— Не волнуйтесь, надеюсь, что с вашим здоровьем все в порядке, Спайви, — сказал Дойл.
Как бы в опровержение Спайви разразился приступом кашля, что-то хрипело и клокотало в его груди.
— Вы слышите, доктор? И так каждый день. Так что вы зашли кстати, — отдышавшись, проговорил Спайви. — Это все от перемены погоды. Я просто не в своей тарелке. Этот туман после неожиданной оттепели доконает меня. Ну, заходите, заходите, доктор. Надеюсь, вы захватили свой саквояж с инструментами и сможете осмотреть меня.
Войдя в дом, Дойл разделся и повесил пальто и шляпу на вешалку.
— Извините, Спайви, сегодня я пришел к вам не как врач, а как частное лицо, — сказал Дойл, прикрывая рот ладонью: если бы Спайви заметил, что Дойл простужен, он выпроводил бы его как можно скорее.
— Я плохо сплю последнее время, доктор, — пожаловался Спайви, пропустив мимо ушей слова Дойла. — А если я как следует не отдыхаю, то становлюсь совершенно беззащитным перед любой инфекцией.
— Вас беспокоят сновидения?
— Жуткие… Я просыпаюсь в холодном поту, но снов не помню. Только засну, тут же просыпаюсь словно от толчка. Нисколько не сомневаюсь, что мое недомогание — начало какого-то заболевания.
Квинс провел Дойла в гостиную, служившую одновременно хранилищем газет. Комната была просторной, мебель — довольно старой и обшарпанной, но стулья были покрыты чехлами. И если бы не стопки газет, то порядок в комнате можно было бы считать идеальным. На столе, возле которого расположился Квинс, лежали многочисленные коробочки с лекарствами. Спайви снова закашлялся, дергая головой, увенчанной гривой непослушных рыжих волос. Цвет лица у Квинса был на редкость приятный, и вообще он производил впечатление человека вполне здорового.
— Доктор, вы не захватили с собой стетоскоп? — с тревогой спросил Квинс. — Я чувствую, как у меня в груди все прямо разрывается от этого чертового кашля. Может, я сломал ребро и у меня внутреннее кровоизлияние? В такую паршивую погоду, особенно в январе, ни в чем нельзя быть уверенным.
— На вашем месте я не стал бы беспокоиться…
Однако Квинс закашлялся снова и выплюнул мокроту в платок. Он разглядывал платок, как какую-то святыню.
— А что вы на это скажете? — спросил он, протягивая платок Дойлу.
— Ешьте побольше апельсинов, — посоветовал Дойл, делая вид, что внимательно разглядывает платок. Затем он протянул Спайви портрет: — А что вы, в свою очередь, можете сказать об этом?
Квинс не стал дотрагиваться до рисунка — он редко прикасался к чему-нибудь без перчаток, — но разглядывал его внимательно. Дойл молча ждал. Он не считал нужным объяснять, чей это портрет и почему эта женщина интересует его. Если Спайви действительно ясновидец, пусть покажет это на деле.
— Хотите, чтобы я рассказал вам о ней? — спросил Квинс.
— Да. Если это возможно.
Спайви не сводил с портрета глаз. Взгляд его странно затуманился.
— Не может быть, — произнес он через минуту почти шепотом. — Не может быть.
— Что не может быть, Спайви?
Маска спокойствия слетела с лица Квинса, он побледнел и напрягся. Глаза у него расширились, как у совы, взгляд бесцельно блуждал по комнате. Он был в трансе и видел то, чего не могли видеть другие.
«Как быстро ему это удалось, — промелькнуло в голове у Дойла. — Может, он и впрямь ясновидец?»
— Вы меня слышите, Квинс? — спросил Дойл, выдержав паузу.
Спайви кивнул как во сне.
— Скажите, что вы видите?
— Солнечный день… поляна… мальчик…
«Я на это не мог и надеяться», — подумал Дойл.
— Вы можете описать мальчика?
Спайви заморгал глазами, как слепой.
— Нет волос…
Нет волос? Что-то тут не так.
— Вы уверены, что не видите копну белокурых волос?
— Никаких волос. Яркая одежда. Голубая. Рядом лошадки…
Пони. Похоже, Спайви нужна подсказка. Может, мальчик — это жокей в атласной униформе?
— Он… на скачках?
— Нет. Рядом развилка дороги. Мужчины в красном.
— Букингемский дворец? — спросил после короткого раздумья Дойл.
— Высокое здание. Трава. Железные ворота.
«Похоже на королевские конюшни», — решил Дойл.
— Что там делает мальчик, Спайви?
Никакого ответа.
— Что особенного в этом мальчике, Квинс?
— Глаза. Он видит.
«Отлично. Похоже, я заработал себе на печенье».
— Вы очень помогли мне, Спайви, — сказал Дойл. — А вы не сможете добавить что-нибудь о самой женщине?