— Печенье?
— Печенье?
«Что-то слишком быстро он прочел мои мысли!»
— Коробка из-под печенья.
«Эта коробка что-то напоминает. Что именно? Да, вспомнил. Во время сеанса рядом с возникшим из дыма мальчиком была коробка — жестяная круглая коробка с какими-то буквами. Конечно, это была коробка из-под печенья. Но как об этом узнал Спайви? Не выудил же он это из моей памяти?»
— Вы, случайно, не знаете, что это за печенье, Спайви?
— «Мамины сладости».
А вот это уже кое-что! Печенье «Мамины сладости». Дойлу не терпелось броситься к Спарксу и похвастаться тем, что он с легкостью раскусил этот крепкий орешек.
— Что-нибудь еще, кроме коробки из-под печенья, Квинс?
Спайви покачал головой.
— Не вижу. Что-то там мешает.
— Что мешает, Спайви?
Похоже, Квинс «видел» с трудом.
— Там тень. Большая тень, — сказал он.
Любопытно. Он уже не первый, кто говорит об этом. Спайви внезапно наклонился и вырвал рисунок из рук Дойла. Едва бумага оказалась у него в руках, как тело Спайви задергалось будто под током. Дойл испугался, что изо рта Квинса сейчас повалит дым, но не смел коснуться руки ясновидца, опасаясь, что таинственная энергия пронзит и его самого.
— Проход! — в ужасе завопил Спайви. — Закройте проход! Не пускайте его! Трон! Трон!
«Это становится по-настоящему опасным», — подумал Дойл, схватив рисунок. Странно, но он и в самом деле ощутил какой-то неприятный зуд в руке. Спайви, однако, не выпускал рисунок. Дойл рванул сильнее, и бумага порвалась. Вероятно, поток невидимой энергии прервался, и Спайви как подкошенный рухнул в кресло. Взгляд его прояснился, но он все еще дрожал как в лихорадке, и капли пота выступили у него на лбу.
— Что случилось? — с трудом проговорил он.
— А вы не помните? — ошеломленно спросил Дойл.
Спайви отрицательно покачал головой. Дойл рассказал ему обо всем.
— Что-то набросилось на меня с этого портрета, — объяснил Спайви, пытаясь унять дрожь в руках. — Это что-то напугало меня до смерти.
— Да, сейчас вы не в лучшем виде, — признал Дойл.
— Я просто разваливаюсь на части. О господи, святые небеса! Вы не накапаете мне чего-нибудь успокоительного, доктор?
Чувствуя себя виноватым в случившемся со Спайви, Дойл засуетился возле пузырьков, стоявших на столе. Размешав нужное лекарство в стакане с водой, Дойл протянул его Спайви.
— Вот поэтому-то я предпочитаю сидеть дома, — прошептал Квинс. — Никогда не знаешь, с чем столкнешься на улице. Это как разбушевавшаяся стихия. С грохочущими камнями и водоворотами. Живым из нее не выберешься. Моя голова не выдерживает этого напряжения.
«Это похоже на правду, — подумал Дойл, испытывая жалость к бедняге Квинсу. — Он совершенно беспомощен. Чужая энергия может сбить его с ног. Что за странная судьба… Будь я на его месте, я вел бы себя точно так же?»
— Мой отец хотел, чтобы я стал врачом, знаете ли, — усталым голосом произнес Спайви. — Он сам был врачом. Хирургом. И для меня хотел того же. Я был совсем ребенком, когда он однажды привел меня в больницу. И как только я переступил порог палаты…
— Успокойтесь, Квинс, успокойтесь… — мягко проговорил Дойл.
Глаза Спайви застилали слезы.
— Я не мог объяснить ему, что меня охватил ужас. Я видел, как болезни буквально… съедают этих несчастных… болезни расцветали на них пышным цветом… как страшные растения… и расползались, пожирая их заживо. Я упал в обморок. И не мог сказать отцу правду. Я только умолял его не брать меня с собой в больницу. А вдруг страшная зараза поразит и меня и я буду собственными глазами видеть, как она пожирает мою плоть? Лучше уж не жить вовсе, сказал я себе.
— Я понимаю вас, Спайви.
«Сомнений нет, Спайви Квинс обладает даром и страдает от него, бедняга, — подумал Дойл. — Никогда не буду относиться к жалобам этого ипохондрика так легкомысленно, как раньше».
Извинившись за вторжение, Дойл направился к выходу.
— Пожалуйста, доктор, вы не могли бы забрать это с собой? — слабым голосом попросил Спайви, указывая на клочки бумаги. — Я не хочу, чтобы это оставалось в моем доме.
— Конечно, Спайви. Не волнуйтесь.
Собрав обрывки рисунка с пола, Дойл положил их в карман и, попрощавшись со Спайви, полулежавшим с закрытыми глазами, покинул дом ясновидца.
— Лысый парень, да еще в голубой одежде… шляется возле королевских конюшен. Надеюсь, сэр, вы не очень-то поверили в эдакую галиматью. И к тому же он разорвал мой маленький портретик.
— Ларри, я знаю Квинса три года, — сказал Дойл. — Я думаю, что это стоит проверить.
— «Мамины сладости». Конечно. Знаете, что я вам скажу, сэр? Этот тип просто есть хотел. И на воздухе ему надо бывать почаще. Эти печеньи были у него в башке. И вообще, сколько сейчас времени, сэр?
— Без четверти десять.
— Отлично. Мистер Спаркс просил, чтобы мы были у него дома ровно в десять.
Дойл и не знал, что у Спаркса квартира в Лондоне.
— А где это находится? — поинтересовался он.
— Квартира-то? На улице Монтегю, сэр, рядом с улицей Рассел.
Хлестнув лошадь кнутом, Ларри развернул экипаж и направился на улицу Монтегю. Дом № 26 находился напротив Британского музея. Это было чистенькое, ухоженное здание, во всем остальном не отличавшееся от окружающих домов. Обычный особняк в георгианском стиле. Оставив экипаж на заднем дворе, они поднялись по лестнице в дом.
— Прошу вас, доктор, и вы, Ларри, входите, — раздался из-за двери голос Спаркса.
Они вошли в комнату, но Спаркса в ней не было. За стойкой, уставленной пробирками и колбами, на высоком стуле сидел румяный, средних лет мужчина, похожий на священника пресвитерианской церкви.
— У вас руки в угольной пыли. Наверное, вы собираетесь рассказать мне что-то интересное, — произнес священник голосом Спаркса.
Если не знать о его умении изменять внешность, я бы заподозрил в этом что-то дьявольское, подумал Дойл, усаживаясь в кресло. Он подробно рассказал Спарксу о своем визите к Спайви Квинсу.