Пока мы идем, я выискиваю какие-нибудь признаки того, что Кай проходил через это место. Но ничего не нахожу. Мы не видим ни отпечатков ботинок, ни признаков человеческой деятельности. Даже деревья здесь маленькие и чахлые, а одно из них имеет четкий темный рубец, как от удара молнией, проходящий прямо по центру ствола. Я чувствую себя такой же пораженной. Не смотря на то, что парень, сбежавший с нами в Каньон, говорил о недавно прошедших дождях, я, по-прежнему, надеялась обнаружить следы Кая.
И даже надеюсь найти доказательства того, что Восстание существует. Я уже было открыла рот, чтобы спросить Инди об этом, но что-то останавливает меня, и я отступаю. Я даже не знаю, как должен выглядеть знак мятежа, и что вообще ожидаю увидеть.
Вот и крохотный ручей, такой мелкий, что почти исчезает, когда мы с Инди одновременно наполняем наши фляжки из него. Он или пересыхает, или полностью впитывается в грунт, когда достигает края Каньона. Нетвердо ступая в темноте, я не заметила, где начался поток, он просто неожиданно появился перед глазами. На узких песчаных берегах валяются обломки леса, совершенно сухие, постепенно дрейфующие в другую, более крупную реку. Я не перестаю спрашивать себя, как бы все это могло выглядеть сверху, с высоты птичьего полета: сверкающая серебристая нить, словно выдернутая из материи одного из Ста Платьев, извивающаяся вдоль необъятных красных скал, известных как Каньон.
Сверху, мы с Инди смотрелись бы такими маленькими, что нас невозможно было бы разглядеть.
— Мне кажется, мы спустились совсем не в то ущелье, — говорю я Инди.
Сначала она ничего не отвечает — наклоняется, чтобы поднять с земли что-то хрупкое и серое. Показывает мне, осторожно держа в руках.
— Старое осиное гнездо, — говорю я, глядя на тонкие, как паутина, витки, густо переплетенные друг с другом.
— Выглядит, как морская ракушка, — открыв сумку, Инди аккуратно кладет туда заброшенное гнездо. — Ты хочешь попробовать выйти отсюда и начать сначала? — спрашивает она. — Пойти в другое ущелье?
Я раздумываю. Мы двигаемся уже почти сутки, запасы еды закончились. Мы съели большую часть нашего пайка, чтобы восполнить силы, потраченные на бег к Каньону. Я не хочу расходовать таблетки на обратный путь к началу ущелья. Особенно, если даже не знаю, что может преследовать или поджидать нас.
— Думаю, мы должны продолжать идти вперед, — наконец, говорю я. — Может быть, скоро мы найдем какой-нибудь след Кая.
Инди кивает, поднимает свою сумку и подбирает пару камней, острых, как нож — она постоянно носит их в течение всего нашего похода. Я делаю то же самое. Мы натыкаемся на отпечатки разных животных, хотя, по-прежнему, нет никаких следов Аномалий.
Мы не замечаем вообще никаких следов человека — живого или мертвого, Отклоненного или Аномалии, чиновника или повстанца.
В темноте этой ночи я сижу и сочиняю свой стих. Это занятие позволяет мне не думать о том, что я оставила позади.
Я пишу еще один вариант первой строчки.
Я не смогла отыскать путь, чтобы прилететь к тебе, и прошла пешком каждый шаг по этой скале.
Так много начал. Я говорю себе: это даже хорошо, что пока не нашла Кая, ведь я до сих пор не придумала, что прошепчу ему, когда увижу, и какие слова будут самыми лучшими для него.
Наконец, Инди нарушает тишину. — Я проголодалась, — сообщает она. Ее голос такой же пустой, как и то осиное гнездо.
— Я дам тебе синюю таблетку, если хочешь, — предлагаю ей. Не знаю, почему мне так не хочется отдавать их, ведь ситуация совершенно располагает к этому, и Ксандер надеялся, что они помогут мне. Может, это потому, что тот убежавший парень совсем не хотел принимать их. Или потому, что я хочу отдать Каю что-нибудь, когда увижу его, так как компаса у меня больше нет. Или потому, что в голове звучит голос Дедушки, когда он говорил мне о другой таблетке, зеленой: Ты достаточно сильная, чтобы обойтись без нее.
Инди кидает на меня острый, загадочный взгляд.
В голову приходит одна мысль, и я вытаскиваю фонарик. Освещая им пространство вокруг нас, снова замечаю то, что видела ранее, и что сохранилось в памяти: растение. Мама не учила меня, как называются различные растения, но рассказала об общих признаках ядовитых из них. В этом растении не наблюдается ни одного из тех признаков, зато большое количество колючек указывает на то, что оно старается сберечь что-то внутри себя. Оно сочное и зеленое, с пурпурными краями. Не такое пышное, как растительность в Городке, но, несомненно, лучше, чем поникшие стебли и листья остальных здешних растений, которые уже приготовились к зиме. Некоторые из них усыпаны маленькими серыми коконами, воспоминаниями о бабочках.
Мгновение Инди наблюдает за тем, как я осторожно оттягиваю широкий колючий лист. Потом приседает рядом со мной и делает то же самое, мы пользуемся нашими каменными ножами, чтобы срезать листья. Потратив немного времени, каждая из нас заполучила по небольшому свежему серо-зеленому кусочку растения.
— Как думаешь, оно ядовитое? — спрашивает Инди.
— Не уверена, — говорю я. — Но думаю, что нет. Я первая попробую.
— Нет, — возражает Инди. — мы вместе откусим по чуть-чуть и посмотрим, что произойдет.
Какое-то время мы жуем, и, хотя это не похоже на ту пищу, которую я ела раньше, на пищу Общества, тем не менее, голод она утоляет. Если меня разрезать, то можно увидеть, что тело удерживают не кости, а волокнистые сухожилия, похожие на свисающие с дерева полоски коры.
Когда следующие несколько минут ничего не происходит, мы съедаем еще по одному кусочку. Я придумываю слово для рифмы и записываю его, а затем снова вычеркиваю. Не подходит.
— Что ты делаешь? — спрашивает Инди.
— Пытаюсь написать стихотворение.
— Одно из Ста Стихотворений?
— Нет, другое, новое. Это мои собственные слова.
— Как ты научилась писать? — Инди придвигается ближе, с любопытством разглядывая буквы на песке.
— Он научил меня, — говорю я. — Парень, которого я ищу.
Она снова замолкает, а я размышляю над следующей строчкой.
Моя рука в твоей руке, мы смотрим на пейзаж.
— Почему ты стала Отклоненной? — спрашивает Инди. — Ты из первого поколения?
Я колеблюсь, не желая лгать ей, и осознаю, что уже давно говорю правду. Если Общество раскроет мой побег, я в любом случае получу статус Отклонение от нормы.
— Да, — отвечаю я. — Из первого поколения.
— И ты сама привела себя к этому? — снова интересуется она.
— Да. Я сама виновата в том, что меня реклассификацировали. — Это тоже правда, или скоро станет таковой. Когда мой статус изменится, родители не будут виноваты в этом.
— Моя мама сделала лодку, — говорит Инди, и я слышу, как она проглатывает еще один кусочек растения. — Она вырезала ее из старого дерева. Трудилась над этим долгие годы. А потом мама отправилась в плавание, но чиновники обнаружили ее в течение часа. — Она вздыхает. — Они поймали ее и спасли. Они сказали нам, что мама всего лишь хотела испытать лодку, и была благодарна им, что вовремя нашли ее.
Откуда-то из темноты до меня доносится странный звук, как будто слабое движение или шепот. Но в следующее мгновение я понимаю, что это Инди: она снова и снова вертит осиное гнездо в руках, пока рассказывает.
— Я раньше никогда не жила рядом с водой, — говорю я. — Или у океана.
— Он зовет, — тихо произносит Инди. Прежде, чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, девушка добавляет: — После того, как чиновники ушли, мама рассказала нам с отцом, что, в действительности, произошло. Она сказала, что ей пришлось бежать. Что даже не успела потерять берег из виду, как ее обнаружили.
Чувствую, как будто стою на краю океана, и что-то, какое-то знание, омывает мои ступни. Я почти вижу женщину на лодке в воде, уплывающую все дальше, не замечающую ничего, кроме моря и неба. Я почти слышу, как глубоко она вздыхает от облегчения, когда отворачивается от исчезнувшего берега, и я желаю, чтобы она сделала это достаточно далеко и вовремя.
Инди тихо говорит: — Когда чиновники узнали, что она сказала нам, они раздали всем красные таблетки.
— О, — говорю я. Нужно ли мне вести себя так, как будто знаю, что случилось после? Что они все забыли?
— Я не забыла, — продолжает Инди. Не смотря на то, что уже темно, и я не вижу ее глаз, я знаю, что она смотрит на меня. Наверное, она думает, что я знаю о действии красных таблеток. Она такая же, как Кай и Ксандер. У нее иммунитет.
Сколько их таких? А я такая же?
У меня иногда возникает соблазн принять эту красную таблетку, спрятанную среди синих, так же, как это было в то утро, когда забрали Кая. Но сейчас я хочу сделать это не потому, что пытаюсь забыть. А потому, что хочу знать, есть ли иммунитет и у меня тоже?
А если нет, то сейчас не подходящее время забывать. Кроме того, красная таблетка может понадобиться позже.
— Ты рассердилась, когда она попыталась бежать? — спрашиваю я, думая о Ксандере и о том, как он высказался о моем уходе. В тот момент, когда слова слетают с моих губ, я жалею, что сказала их, но Инди, кажется, не обижается.
— Нет, — отвечает она, — Потому что мама всегда планировала вернуться за нами.
— Ох, — удивляюсь я. Минуту мы молчим, и я вдруг вспоминаю то время, когда мы с Брэмом стояли у небольшого пруда в Питомнике и ждали маму. Брэму хотелось кинуть камушек в водоем, но он знал, что у него будут неприятности, если кто-то заметит это. Поэтому он ждал. Наблюдал. Когда я уже, было, подумала, что он потерял терпение, брат выбрасывает руку вперед, камень летит и образует круги на воде.
Инди первая нарушает тишину. — Она услышала о повстанцах на острове, находящемся далеко от берега. И захотела найти их, а потом вернуться за нами.
— Я тоже слышала о мятежах, — говорю я, не в силах сдержать свое волнение. — Один из них называют Восстанием.
— Это то же самое, — голос Инди звенит от нетерпения, — Кто-то сказал ей, что оно повсюду. И этот Каньон точно похож на то место, где оно может находиться.
— Я тоже так думаю, — мысленно я вижу клочок прозрачной бумаги, лежащей поверх одной из карт Общества. Отметки на нем показывают места, о которых Общество даже не догадывается или не хочет, чтобы мы знали о них.
— А ты веришь в существование лидера, называемого Лоцманом? — спрашиваю я.
— Да! — взволнованно восклицает Инди. А затем, к моему удивлению, она начинает декламировать мягким голосом, очень не похожим на ее обычный резкий тон:
Проходит солнце день за днем
По небу, сквозь ночной излом
Сияют звезды ночь за ночь
Тьму над землей сгоняя прочь.
Однажды лодка по волнам
Причалит с девой к берегам¹.
— Ты сама сочинила? — внезапная вспышка зависти пронзает меня. — Я знаю, что это не одно из Ста стихотворений.
— Я не писала этого. И это не стих, — уверенно говорит Инди.
— Но похоже на стихотворение, — замечаю я.
— Нет.
— В таком случае, что же это? — спрашиваю ее. Я быстро понимаю, что с Инди спорить бесполезно.
— Мама рассказывала мне о нем каждую ночь перед сном, — отвечает Инди. — Когда я достаточно повзрослела, чтобы спросить об этом, она ответила, что Лоцман это тот, кто возглавит Восстание. Мама считала, что именно женщина должна приплыть по воде.
— О, — удивляюсь я, ведь всегда думала, что Лоцман придет с неба. Но, возможно, Инди права. Я снова вспоминаю строчки из стиха Теннисона. Там было написано про воду.
Инди думает о том же. — Тот стих, который ты рассказывала, когда мы убегали, — начинает она. — Я не слышала его раньше, но его слова доказывают, что Лоцман мог приплыть по воде. То место из стиха — это гряды песка на отмели в воде. А Лоцман — это тот, кто благополучно проводит лодки в гавань.
— Мне не много известно об этом Лоцмане, — я говорю искренне, но у меня есть свои собственные надежды на лидера восстания, и они не совсем совпадают с версией Инди. Тем не менее, идея здесь та же самая. И история, данная мне архивистом, подтверждает, что Лоцман снова и снова меняет свой облик. И я, и Инди, мы обе можем оказаться правы. — Я считаю, что это не имеет особого значения. Это мог быть и другой человек, мужчина или женщина, спустившийся с неба или приплывший по воде. Ты согласна?
— Да! — голос Инди звучит торжествующе. — Я так и думала. Ты не только ищешь своего парня. Ты также находишься в поисках чего-то иного.
Я гляжу на тонкую полоску неба, усыпанного чистыми яркими звездами. Так ли это? Я проделала долгий путь из Городка, думаю я с нежданным чувством восторга и удивления, и остается пройти еще совсем немного.
— Мы могли бы выбраться наверх, — тихо говорит Инди. — Идти по поверхности. Или попытаться пройти по другому ущелью. Может быть, там мы найдем его или повстанцев. Она включает фонарик и освещает им склон ущелья. — Я знаю, как взобраться наверх. Этому нас обучали в Сономе. В моей провинции. Завтра мы найдем подходящее место, где стены не такие высокие и отвесные.
— Раньше мне не приходилось подниматься в подобных условиях, — говорю я. — Как думаешь, у меня получится?
— Если будешь осторожной и не станешь глядеть вниз, то да, — отвечает Инди.
Повисает тишина, пока я гляжу вверх и понимаю, что даже этот ограниченный клочок неба содержит в себе больше звезд, чем я могла ухватить взглядом, живя в Городке. По какой-то причине, это вселяет в меня надежду, что есть еще много вещей, которые я могу увидеть. Я продолжаю надеяться ради моих родителей и Брэма, ради Ксандера и Кая.
— Давай попробуем, — произношу я, наконец.
— Начнем поиски рано утром, — говорит Инди. — До рассвета. Мне бы не хотелось идти на открытой местности при дневном свете.
— Мне тоже, — соглашаюсь я, рисуя на песке первую строчку, и, впервые за все время, вторую:
К тебе карабкаюсь во тьме
А ждешь ли ты меня при звездах и луне.