— Скажи те слова, — просит меня Элай.
Мои руки трясутся от многочасовой работы. Небо позади нас темнеет. — Я не могу, Элай. Они ничего не значат.
— Произнеси их, — приказывает Элай, снова заливаясь слезами. — Сделай это.
— Не могу, — повторяю я, устанавливая песчаник-рыбу в изголовье могилы Вика.
— Ты должен сказать их, — настаивает Элай. — Должен, ради Вика.
— Я уже сделал все, что мог ради него, — отвечаю я. — Мы оба сделали. Мы попытались спасти ручей. А сейчас нам нужно идти. Он бы поступил точно так же.
— Теперь у нас не получится пересечь равнину, — говорит Элай.
— Мы будем держаться вблизи деревьев, — отвечаю я. — Пока еще не наступила ночь, попробуем пройти как можно дальше.
Мы возвращаемся и собираем наши вещи на стоянке у входа в ущелье. Когда заворачиваем вяленую рыбу, она оставляет серебристые чешуйки на наших ладонях и одежде. Мы с Элаем делим между собой еду из рюкзака Вика. — Тебе нужно что-то из этого? — спрашиваю я Элая, находя брошюры, взятые Виком.
— Нет, — отвечает он. — Мне больше нравится то, что выбрал я.
А я кладу одну из брошюр в свой рюкзак и оставляю остальные. Нет никакого смысла забирать их все.
Мы начинаем переход через равнину, шагая плечом к плечу в наступающих сумерках.
Потом Элай останавливается и оглядывается назад. Это ошибка.
— Нам нельзя задерживаться, Элай.
— Погоди, — говорит он. — Стой.
— Я не собираюсь останавливаться, — отвечаю я ему.
— Кай, — настаивает он. — Взгляни назад.
Я оборачиваюсь и в остатках вечерних сумерек вижу ее.
Кассия.
Даже издалека я узнаю ее: она стоит на вершине красных скал Каньона, и ветер треплет ее темные волосы. Она прекраснее, чем снег.
Не сон ли это?
Она указывает рукой в небо.