Сначала я замечаю Кассию, следом за ней появляется Хантер, и я понимаю, что пропал. Даже если карта сгорит, Хантер все равно сможет объяснить ей, где находится Восстание.
Она выхватывает карту у меня из рук и бросает ее на пол, топча ногами в попытке потушить пламя. Края рассыпаются кусочками черного пепла, но большая часть карты остается цела.
Она выбирает Восстание.
— Ты собирался скрыть ее от меня! — возмущается Кассия. — Если бы Хантер не вернулся, я бы ни за что не узнала, где искать Восстание.
Я молчу в ответ. Что тут скажешь?
— Что еще ты скрываешь? — спрашивает меня Кассия, и ее голос обрывается. Она поднимает карту, осторожно сжимая ее в руках. Так же она держала то стихотворение на Холме. — Ты солгал мне насчет секрета Ксандера, не так ли? О чем он?
— Я не могу тебе сказать.
— Почему?
— У меня нет на это права, — отвечаю я. — Только он может рассказать. — Не только эгоизм удерживает меня от того, чтобы открыть Кассии секрет Ксандера. Я просто знаю, что он хотел сам рассказать ей обо всем. Я перед ним в долгу. Он знал мой секрет — что мой статус Отклонение от нормы — и никому о нем не рассказал. Даже Кассии.
Это не игра. Мы не соперники, и Кассия — не приз.
— Но здесь, на ней, — говорит Кассия, глядя на карту, — есть выбор. Ты собирался лишить меня — нас — возможности выбрать.
Воздух в помещении наполнен резким и горьким запахом горелой ткани. Я с испугом замечаю, что Кассия смотрит на меня взглядом сортировщика. Анализирует факты. Подсчитывает. Я знаю, кого она видит — мальчика на экране в самом верху списка Общества. Не того, кто стоял рядом с ней на Холме, и кто обнимал ее при свете луны в ночном ущелье.
— Где Инди? — спрашивает она.
— Она выбежала на улицу, — отвечаю ей.
— Я разыщу ее, — предлагает Хантер и исчезает за дверью, оставляя нас с Кассией наедине.
— Кай, — начинает она. — Это же Восстание, — в ее голосе слышится возбуждение. — Неужели тебе не хочется стать частью того, что может изменить все?
— Нет, — отрицаю я, и она отступает на шаг назад, как будто я физически ранил ее.
— Но мы не можем убегать вечно, — настаивает Кассия.
— Я прожил в покое многие годы, — говорю я. — Как ты думаешь, чем я занимался, вернувшись в Общество? — А потом слова начинают литься потоком, и я не могу остановить их. — Ты влюблена в саму идею о Восстании, Кассия. Но, в действительности, ты понятия не имеешь, что это такое. Ты не знаешь, что значит пытаться бунтовать и видеть, как гибнут все вокруг тебя. Ты не знаешь.
— Ты ненавидишь Общество, — произносит Кассия. Она все еще пытается произвести вычисления, сложить какие-то цифры. — Но и не желаешь присоединиться к Восстанию.
— Я не доверяю Обществу, и не доверяю повстанцам, — пытаюсь объяснить ей. — Я не выбираю никого из них. Потому что видел, на что способны и те, и другие.
— Что же еще можно выбрать? — спрашивает она.
— Мы могли бы присоединиться к фермерам, — предлагаю я.
Но даже не уверен, что она вообще слышит меня.
— Скажи, зачем? Зачем тебе нужно было лгать мне? Зачем хотел лишить меня выбора?
Ее взгляд смягчился, и она снова смотрит на меня, как на Кая — человека, которого любит — и, в какой то степени, это даже хуже. В голове проносятся все причины, по которым я врал: потому что я не могу потерять тебя, потому что я эгоист, потому что я никому не доверяю, я не доверяю даже самому себе, потому что, потому что.
— Ты знаешь, почему, — во мне неожиданно вспыхивает гнев. На все подряд. На каждого: Общество, Восстание, отец, я сам, Инди, Ксандер, Кассия.
— Нет, не знаю, — начинает она, но я не даю ей закончить.
— Страх, — говорю я, удерживая ее взгляд. — Мы оба боялись. Я боялся потерять тебя. А ты боялась тогда, в Городке, когда отняла у меня возможность выбирать.
Она отступает назад. Я вижу по ее лицу, что она поняла, о чем я говорю. Она не забывала об этом.
Я снова в той жаркой, наполненной светом комнате, с покрасневшими руками, в синей униформе. По спине стекают струйки пота. Я чувствую унижение, не хочу, чтобы она видела меня за работой. Желаю взглянуть наверх, поймать взгляд ее сверкающих глаз, и сказать, что это я, все тот же Кай. А не просто какой-то номер.
— Ты сортировала меня, — продолжаю я.
— А что еще мне было делать? — шепчет она. — Они наблюдали за мной.
Мы уже говорили об этом на Холме, но здесь, в низине ущелья, все кажется иначе. Я ясно чувствую, что мне никогда не убедить ее.
— Я попыталась исправить это. Я прошла весь этот путь, чтобы отыскать тебя.
— Отыскать меня или Восстание? — переспрашиваю я.
— Кай, — начинает она, и умолкает.
— Прости, — говорю я Кассии. — Но это единственная вещь, которую я не смогу сделать ради тебя. Я не присоединюсь к Восстанию.
Все, я сказал это.
В темноте заброшенного дома ее лицо выглядит бледным. Где-то над нашими головами с неба просачивается дождь, а я думаю о падающем снеге. О картинках, нарисованных водой. О поэзии, пронизывающей поцелуи. Это слишком прекрасно, чтобы продлиться долго.