Ксандер здесь, передо мной. Его светлые волосы, голубые глаза, такая теплая улыбка. А я не могу сдвинуться с места и подойти к нему, хотя чиновник и не запрещает прикосновения.
— Кассия, — произносит Ксандер и более не медлит. Он хватает меня своими руками, и мы крепко обнимаем друг друга. Я, долго не раздумывая, прячу лицо на его груди, в его одежде, которая пахнет домом и им.
— Я так по тебе соскучился, — говорит Ксандер, голос его грохочет у меня над головой. Он звучит более глубоко. А сам Ксандер выглядит сильнее. Чувствовать его рядом с собой так приятно и восхитительно, что я отстраняюсь, обхватываю ладонями его лицо и притягиваю к себе, целуя в щеку, в опасной близости от губ. Когда я отступаю на шаг, у обоих в глазах видны слезы. У меня перехватывает дыхание, потому что плачущий Ксандер — это очень необычное зрелище.
— Я тоже скучала по тебе, — говорю я ему и удивляюсь, сколько боли внутри меня накопилось, когда я потеряла и Ксандера тоже.
Чиновник, стоящий позади Ксандера, улыбается. Но для нас, встретившихся наконец-то, это не имеет никакого значения. Он осторожно отступает, давая нам больше места, и что-то вводит в своем датаподе. Наверное, что-нибудь вроде: Оба субъекта при встрече друг с другом отреагировали подобающе.
— Как? — спрашиваю Ксандера. — Как ты здесь очутился?
Хотя видеть его так приятно. Кажется, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Может, это очередной тест от моей чиновницы?
— Прошло уже пять месяцев с момента нашего Обручения, — говорит он. — Все Обрученные в нашем месяце уже встретились лицом-к-лицу. Департамент пока что еще не отменил эту традицию. — Он смеется, глядя на меня сверху вниз, но я замечаю печаль в его глазах. — Я обратил их внимание на то, что мы больше не живем рядом друг с другом, поэтому тоже имеем право на свидание. И вполне естественно встретиться там, где живет девушка.
Он не сказал дома у девушки. Он понимает. И он прав. Я здесь живу. Но этот лагерь — не мой дом. Я могла бы назвать домом провинцию Ориа, потому что там живет Ксандер, и Эм, потому что я родом оттуда. Так же я могла бы назвать домом и новое место в Кейе, так как там живет моя семья.
И о том месте, где живет Кай, я думаю, как о доме, хотя даже не знаю, как оно называется и где конкретно находится.
Ксандер дотрагивается до моей руки. — Нам позволено пойти на прогулку, — говорит он. — Если хочешь.
— Ну, конечно, — у меня вырывается смешок, который никак невозможно удержать. Несколько минут назад я стояла, очищая руки, и чувствовала себя одинокой, а теперь Ксандер здесь. Это, как, если бы я проходила под освещенными окнами дома в Городке, притворяясь, будто меня не волнует ни тепло, ни комфорт, а потом вдруг я оказываюсь в той уютной комнате, даже не поднимая руки, чтобы открыть дверь.
Чиновник делает движение в сторону выхода, а я осознаю, что он не тот, кто сопровождал нас на свидание в обеденный зал в Городке. То свидание было разрешено специально для нас с Ксандером, взамен общения через порт, так как мы уже были знакомы до того. Чиновник, сопровождавший нас тогда, был молод. Этот тоже не старик, но выглядит приветливее. Он замечает мой взгляд и склоняет голову, жест формальный и вежливый, но какой-то сердечный. — Теперь у нас нет специальных чиновников, назначенных для каждой пары, — объясняет он мне. — Это гораздо более рационально.
— Уже поздно для ужина, — говорит Ксандер. — Но мы можем сходить в город. Куда бы ты хотела пойти?
— Я даже не знаю где тут и что, — отвечаю я. У меня остались расплывчатые воспоминания о том, как я приехала в этот город на поезде дальнего следования и прошла вниз по улице до транспорта, который отвез нас в лагерь. О почти голых деревьях, зажигавших небо редкими красно-золотистыми листьями. Но был ли это тот город или еще какой-то возле другого лагеря? Кажется, это было ранней осенью, раз листья были такими яркими.
— Здесь меньше развлечений, — говорит Ксандер. — Но у них есть то же, что и в Городке: мюзик-холл, игровой центр, и пара кинотеатров.
Кинотеатр. Я так давно там не была. Мгновение я думаю, что я выберу именно это, даже открываю рот, чтобы сказать. Я представляю, как свет гаснет в зале, и мое сердце начинает учащенно биться в ожидании кадров на экране и музыки, заглушающей говорящих. А потом вспоминаю взрывы и слезы в глазах Кая, когда загорается свет, и другие эпизоды, хранящиеся в памяти. — У них есть музей?
Что-то пляшет в глазах Ксандера, я не могу увидеть что именно. Изумление? Удивление? Я наклоняюсь ближе к нему, чтобы понять — обычно Ксандер не является загадкой для меня. Он открытый, честный, как книга, которую я читаю снова и снова и люблю каждый раз. Но сейчас я не могу сказать, о чем он думает. — Да, отвечает он.
— Я бы хотела пойти туда, — говорю. — Если ты не возражаешь.
Ксандер согласно кивает.
Прогулка до города занимает совсем немного времени, в воздухе густо пахнет фермами — запахи холода и горящего дерева, и бродящих яблок для сидра. Я чувствую прилив любви к этому месту, которая, знаю, приходит вместе с этим мальчиком, идущим рядом.
Ксандер своим присутствием всегда делает каждое место, каждого человека лучше. В вечернем воздухе витает сладостно-горький запах того, что может произойти, и у меня перехватывает дыхание, когда Ксандер поворачивается и смотрит на меня под мягким светом уличного фонаря. Его глаза, по-прежнему, говорят о том, что могло бы случиться.
В музее оказывается только один этаж, и у меня сжимается сердце. Он такой маленький. Что, если порядки здесь другие, чем в Ории?
— Через полчаса мы закрываемся, — говорит служащий за стойкой. Его униформа выглядит такой же изношенной и помятой, как и он сам, как будто сейчас разойдется по швам. Рука мужчины скользит по столу, и он протягивает нам датапод.
— Впишите ваши имена, — просит он, и чиновник начинает первым. При ближайшем рассмотрении его глаза выглядят такими же усталыми, как и у пожилого мужчины за стойкой.
— Спасибо, — говорю я, после того, как вписала свое имя, и отодвигаю датапод обратно к мужчине.
— Нам особо нечего показывать, — обращается он к нам.
— Неважно, — отвечаю я ему.
Я спрашиваю себя, думает ли наш чиновник, что мы сделали странный выбор, придя сюда; но, к моему удивлению, как только мы попадаем в главный зал, он почти сразу отходит в сторону. Как будто хочет дать нам свободу, чтобы пообщаться наедине. Он направляется к застекленной витрине и наклоняется над ней, его поза со сцепленными за спиной руками выглядит элегантно и столь же небрежно. Добрый чиновник. Конечно, такие существуют. Дедушка был одним из них.
На меня накатывает облегчение, когда я почти сразу нахожу то, что искала — лежащую под стеклом карту Общества. Она находится посреди комнаты.
— Сюда, — окликаю я Ксандера. — Давай посмотрим на нее?
Ксандер кивает. Пока я читаю названия рек, городов и провинций, он постоянно двигается возле меня и проводит рукой по волосам. Ксандер — это всегда череда уверенных движений, мелкие волны жестов, этим он отличается от Кая, который ведет себя спокойно в таких местах. Вот что делает его таким эффектным в играх — изгиб бровей, улыбка, руки, непрерывно передвигающие карточки.
— Эта демонстрация в последнее время не обновлялась, — испугав меня, раздается голос за спиной. Мужчина за стойкой. Я оглядываю зал в поисках других сотрудников. Он замечает мои движения и мрачно смеется.
— Остальные сотрудники в задних помещениях, готовятся к закрытию на ночь. Если вы хотите узнать что-либо, то можете задать вопрос только мне.
Я внимательно смотрю на нашего чиновника. Он все еще стоит у той витрины возле входа и выглядит полностью поглощенным тем, что там выставлено. Я гляжу на Ксандера и пытаюсь послать ему безмолвное сообщение. Прошу.
Мгновение я думаю, что он не понимает или не хочет. Я чувствую, как его пальцы касаются моих, вижу его застывший взгляд и слегка сжатые челюсти. Но потом его напряжение немного уходит, и юноша кивает. — Поторопись, — говорит он, давая разрешение, и уходит к чиновнику в другую часть зала.
Я должна попытаться, хоть и не думаю, что у этого уставшего человека найдутся для меня ответы, надежда кажется призрачной. — Я бы хотела узнать больше о прославленной Истории провинции Тана.
Пауза. Стук сердца.
Служащий вздыхает и начинает рассказывать. — Провинция Тана имеет прекрасное расположение и известна своими фермами, — говорит он ровным голосом.
Он не знает. Мое сердце обрывается. Там, в Ории, Кай говорил мне, что стихи дедушки могут быть ценными, а вопрос об истории провинции даст понять архивистам, что ты желаешь торговаться. Я надеялась, что здесь будет точно так же. Это было глупо с моей стороны. Возможно, в Тане вообще нет никаких архивистов, а если и есть, должно быть, они занимаются более интересными делами и не дожидаются закрытия в этом маленьком скучном музее.
Мужчина продолжает:
— До эпохи Общества в Тане иногда случались наводнения, но вот уже многие годы эта ситуация контролируется. Мы — одна из самых производительных Областей сельского хозяйства в Обществе.
Я не оглядываюсь на Ксандера. Или на чиновника. Смотрю только на карту перед собой. Раньше я делала попытки торговаться, но ни одна из них не была успешной. В первый раз не получилось, потому что мне было жаль расстаться со стихом Кая.
Вдруг я замечаю, что мужчина перестал рассказывать. И внимательно смотрит на меня.
— Что-нибудь еще желаете? — интересуется он.
Я должна сдаться. Должна улыбнуться, вернуться к Ксандеру и забыть обо всем, раз уж этот человек ничего не знает. Но, по какой-то причине, я неожиданно вспоминаю о тех красных листьях, которые борются за свое место под небом. Я делаю вдох.
— Да, — тихо отвечаю.
Дедушка отдал мне два стихотворения. Мы с Каем любили стих Томаса, но были также и другие слова, которые сейчас пришли мне на ум. Я не помню их все, но они из стиха Теннисона, и одна строфа очень ясно отложилась в моей памяти. Вероятно, мне напомнил о них рассказ мужчины о наводнениях:
— Время, Место — остались здесь.
А меня понесло — туда.
Я надеюсь столкнуться лицом к лицу
С Лоцманом у руля.
Лицо мужчины меняется, пока я вполголоса цитирую строчки. Он мгновенно поумнел, ожил, привел себя в готовность. Должно быть, я запомнила строчки правильно. — Это очень любопытный стих, — произносит он. — Как мне кажется, он не из числа Ста.
— Нет, — отвечаю я. Мои руки дрожат, и надежда вспыхивает вновь. — Но он имеет свою цену.
— Боюсь, что нет, — продолжает он. — Если только ты не владеешь оригиналом.
— Нет, — говорю я. — Он уничтожен. Я его уничтожила. Я вспоминаю тот момент на реставрационном участке, когда трепетала бумага, пока, в конце концов, не сгорела.
— Мне очень жаль, — говорит он, и это звучит так, как будто он действительно сожалеет. — На что ты надеялась его обменять? — спрашивает он, с плохо скрываемым любопытством в голосе.
Я указываю на Отдаленные провинции. Если я доберусь до них, то у меня будет хоть и слабый, но вполне реальный шанс найти Кая. — Я знаю, что они отправляют Отклоненных туда, — говорю я тихо. — Но я хочу знать точно, как и куда мне идти. На карте.
Он трясет головой. Нет.
Он не хочет сказать или не может? — У меня есть еще кое-что.
Я разворачиваюсь таким образом, чтобы ни Ксандер, ни чиновник не увидели мои руки, и роюсь в сумочке. Мои пальцы поглаживают одновременно поверхность компаса и фольгу таблеток, и я задумываюсь.
Что же я должна обменять?
У меня кружится голова, и, смутившись, я вспоминаю тот день, когда пришлось сортировать Кая. Горячий пар в помещении, пот, боль от необходимости сделать выбор давят на меня…
Спокойно, уговариваю себя. Бросаю взгляд на Ксандера через плечо и на секунду встречаюсь с синевой его глаз, затем он отворачивается к чиновнику. Я вспоминаю, как смотрел на меня Кай, стоя на платформе аэропоезда, перед тем, как они увезли его, и паника вновь охватывает меня, время уходит.
Я собираюсь с мыслями и тянусь в сумочку, вытаскивая предмет для торговли. Поднимаю его достаточно высоко, чтобы мужчина увидел, стараясь, чтобы руки не тряслись, убеждая себя, что могу пожертвовать этим предметом.
Мужчина улыбается и кивает мне.
— Да, — произносит он. — Эта вещь имеет свою цену. Но то, о чем ты просишь, может занять дни, а то и недели.
— У меня есть в запасе только этот вечер.
Прежде, чем я успеваю сказать еще что-то, мужчина берет товар из моих рук. — Куда вы собираетесь пойти дальше?
— В музыкальный зал, — отвечаю.
— Когда будешь уходить оттуда, проверь под сиденьем, — шепчет он. — Сделаю все, что в моих силах. — Лампы над нами начинают тускнеть. Как и его глаза; а потом прежним бесцветным голосом он объявляет: — Мы закрываемся. Пожалуйста, все на выход.
Во время прослушивания музыки Ксандер наклоняется ко мне. — Тебе удалось достать то, что ты хотела? — его голос низкий и глубокий, а его дыхание щекочет мне шею. Чиновник неподвижно смотрит вперед, сидя по другую сторону от Ксандера. Он уделяет все внимание музыке, сжимая пальцами подлокотники своего кресла.
— Пока еще не знаю, — отвечаю я. Архивист сказал поглядеть под креслом после того, как сеанс закончится, но у меня возникает соблазн сделать это раньше. — Спасибо, что помог.
— Я всегда помогал тебе, — говорит Ксандер.
— Я знаю, — подтверждаю я и вспоминаю те подарки, которые он дарил мне: картина, синие таблетки, аккуратно сложенные в контейнере. И даже компас, подарок от Кая, сберег для меня Ксандер, в тот день, когда в Городке забирали Артефакты.
— Но ты не все знаешь обо мне, — продолжает Ксандер. Его лицо искажает вредная усмешка.
Я смотрю на его руку, обнимающую меня, на большой палец, поглаживающий мою кожу, и перевожу взгляд на его глаза. Хотя он все еще улыбается, но выражение лица уже более серьезное.
— Нет, — соглашаюсь я. — Не все. Он крепче прижимает меня к себе. Музыка Общества играет и окружает нас повсюду, но наши мысли все равно остаются только нашими.
Поднимаясь с места, я обшариваю рукой под креслом. Там что-то есть — свернутый лист бумаги, который легко вынимается, как только я начинаю тянуть. Хотя мне и не терпится взглянуть, но вместо этого я прячу находку в карман, спрашивая себя, что же там такое, на что я сторговалась.
Чиновник провожает нас до главного зала лагеря. Войдя внутрь, он оглядывается кругом, на длинные столы и на одиноко стоящий огромный порт, и в его взгляде, обращенном на меня, я замечаю нечто вроде сожаления. Я вздергиваю подбородок.
— У вас есть десять минут, чтобы попрощаться, — говорит чиновник. Здесь, в лагере, его голос звучит резче, чем раньше. Он достает свой датапод и кивает офицеру, который ждет, чтобы проводить меня в комнату.
Мы с Ксандером одновременно глубоко вздыхаем и тут же заливаемся смехом. Мне нравится, как он звучит, эхом разносясь по практически пустому залу.
— Интересно, на что он так долго пялился? — спрашиваю Ксандера, кивком указывая на чиновника.
— На экран истории Обручений, — тихо отвечает Ксандер. Он так на меня смотрит, как будто я должна что-то понять из этого, но до меня не доходит. За чиновником я особо не следила тогда.
— Девять минут, — говорит он, не поднимая глаз.
— Я до сих пор не могу поверить, что они разрешили тебе приехать, — говорю я Ксандеру. — Но очень рада, что они сделали это.
— Время было выбрано удачно, — отвечает Ксандер. — Я покидаю Орию. И всего лишь проезжаю мимо Таны на пути к провинции Камас.
— Что? — я хлопаю глазами в изумлении. Камас — это одна из Приграничных областей, соседствующих с Отдаленными провинциями. Странно, но я чувствую себя освобожденной. Сколько бы я ни любила смотреть на звезды, я так и не научилась находить путь по ним. Я отмечаю свой путь по людям: Ксандер — точка на карте, родители — еще точка, Кай — конечный пункт движения. Но, если Ксандер перемещается, то вся география меняется.
— Я получил свое окончательное место работы, — говорит Ксандер. — Оно находится в Центре Общества. Как и твое. Но они хотят, чтобы сначала я приобрел опыт в Приграничных провинциях.
— Зачем? — приглушенно спрашиваю я.
Тон Ксандера звучит успокаивающе. — Есть вещи, которым я смогу научиться только там и нигде больше, для назначения на должность.
— А потом в Центр, — заканчиваю за него. Представление о работе Ксандера в Центре кажется правильным и завершенным. Конечно же, он должен принадлежать столице Общества. И конечно, они разглядят его потенциал и переведут туда. — Теперь ты действительно покидаешь меня.
На мгновение, на его лице промелькнула вспышка гнева. — Ты хоть представляешь, каково это уезжать?
— Конечно, — язвительно отвечаю.
— Нет, — отвечает он. — Это не та же самая ситуация, когда Кай покидал тебя. Он не хотел уезжать. Знаешь ли ты, что означает для кого-то, покинуть тебя по собственной воле?
— Но у меня не было выбора! Места работы выбрали за нас.
Ксандер шумно вздыхает. — Ты, по-прежнему, ничего не понимаешь, — говорит он. — Ты бросила меня еще до того, как уехала из Ории. — Он кидает взгляд на чиновника и опять смотрит на меня, с серьезным выражением в синих глазах. А он изменился, с тех пор как я видела его в последний раз, стал жестче и осторожнее.
Больше похожим на Кая.
Теперь я понимала, что он имеет в виду, говоря «покинула». Для Ксандера я была потеряна, когда выбрала Кая.
Ксандер смотрит на наши руки, все еще сцепленные вместе.
Я прослеживаю глазами направление его взгляда. Его рука сильная, с грубыми суставами на пальцах. Он не умеет писать этими руками, но они проворны и точны в обращении с карточками и в играх. Физический контакт, пусть и не с Каем, но все же с тем, кого я люблю. Я держусь за него так, будто не отпущу никогда, и какая-то частичка меня вовсе не желает отпускать.
Воздух в главном зале кажется прохладным, и я поеживаюсь. Как назвать это время года: поздней осенью? Ранней зимой? Не могу сказать точно. Общество, с его дополнительными урожаями, размыло грань между сезонами, когда нужно сеять и собирать урожай, а когда дать земле отдохнуть. Ксандер освобождает руки и отстраняется, серьезно рассматривая меня. Я ловлю себя на мысли, что пялюсь на его губы, вспоминаю наш поцелуй в Городке, тот сладкий невинный поцелуй перед тем, как все изменилось. Думаю, что сейчас мы целовались бы совсем иначе.
Шепотом, который щекочет мою ключицу, Ксандер задает вопрос: — Ты все еще собираешься в Отдаленные провинции, чтобы найти его?
— Да, — шепчу я в ответ.
Чиновник объявляет, что наше время на исходе. Осталось всего несколько минут. Ксандер неестественно улыбается, стараясь говорить непринужденно.
— Ты действительно хочешь этого? Хочешь получить Кая, чего бы это ни стоило?
Я почти вижу слова, которые чиновник забивает в датапод, наблюдая за нами: «Обрученная женщина заволновалась после того, как Обрученный мужчина сообщил ей о том, что едет в Камас. Мужчина стал утешать ее».
— Нет, — отвечаю я. — Не любой ценой.
Ксандер делает резкий вдох. — И какая же та черта, которую ты не сможешь переступить?
Я глотаю. — Моя семья.
— Но не я, да, — говорит он. Стискивает челюсть и отводит взгляд. Повернись ко мне, думаю я. Разве ты не видишь, что тебя я тоже люблю? Что ты был моим другом долгие годы? Что, в какой-то степени, я, по-прежнему, чувствую себя Обрученной с тобой?
— Я этого не говорила, — тихо отвечаю ему. — Я не предаю тебя. Смотри. Сейчас я рискую. Открываю сумку и показываю ему то, что, по-прежнему, лежит там, что я сохранила. Синие таблетки. Они все еще являются подарком Ксандера, хоть он и дал их для того, чтобы найти Кая.
Глаза Ксандера широко распахиваются. — Ты обменяла компас Кая?
— Да, — отвечаю я.
Ксандер улыбается, и я вижу, как удивление, лукавство и счастье смешались на его лице. Я удивлена Ксандером и — собой. Мою любовь к нему оказалось сложно понять, сложнее, чем я ожидала.
Но найти я должна именно Кая.
— Время вышло, — подает голос чиновник. Офицер смотрит прямо на меня.
— Прощай, — говорю я Ксандеру, и мой голос прерывается.
— Я так не думаю, — отвечает он, и тянется, чтобы поцеловать меня так же, как я целовала до этого — практически рядом с губами. Если бы один из нас сейчас дрогнул, все могло бы измениться.