После всех смертей, пережитых в Каньоне, после бесшумных, неподвижных пробирок в пещере, картина жизни, разворачивающаяся передо мной в этом лагере, наполняет мое сердце безудержной радостью. Все эти люди живут, движутся. В Каньоне, я почти поверила в то, что мы остались последними людьми на земле. Пока нашу лодку буксируют к берегу озера, я все поглядываю на Инди, и она улыбается в ответ. Наши волосы развеваются за спиной, а весла лежат на коленях. У нас получилось, думаю я. Наконец-то!
— Еще двое! — выкрикивает мужчина, сидящий в лодке впереди нас. Несмотря на всю ту радость, которую я ощущаю от того, что мы нашли повстанцев, мне очень хочется, чтобы он крикнул «трое». Скоро, уверяю я себя. Скоро Кай будет здесь.
Наша лодка скребет дном по берегу, и я осознаю, что она уже не наша; теперь она принадлежит Восстанию.
— Вы попали к нам очень вовремя, — произносит один из людей, доставивших нас в лагерь. Помогая выбраться на берег, он протягивает нам руку, облаченную в черную перчатку. — Мы собираемся переезжать, так как здесь уже небезопасно. Обществу известно, где мы находимся.
Кай. Успеет ли он добежать вовремя? — Когда? — спрашиваю я.
— Так скоро, как только сможем, — отвечает мужчина. — Идемте со мной. — Он ведет нас к небольшому строению из шлакоблоков, стоящему неподалеку от кромки воды. Металлическая дверь плотно прикрыта, но человек громко стучит, и она незамедлительно распахивается.
— Мы нашли двоих на озере, — оповещает он, и три человека внутри помещения поднимаются со своих мест; металлические ножки их стульев, изготовленных Обществом, скребут по полу, когда они отталкиваются от стола, забитого ворохом карт и мини-портами. На них надета униформа зеленого цвета, а лица прикрыты масками, но глаза их я могу видеть.
— Нужно провести сортировку, — произносит одна из них, женщина-офицер. — Вы приплыли по реке? — спрашивает она.
Мы киваем.
— Нам придется обеззаразить вас, — информирует она. — Отведите их туда, в первую очередь. — А затем она улыбается нам. — Добро пожаловать в Восстание.
Когда мы покидаем крохотное строение, три пары глаз внимательно наблюдают за нами. Две пары карих глаз, одна — голубых. Одна женщина. Двое мужчин. Выражение всех глаз отмечено крайней усталостью. Они так много работают? На Общество и на Восстание одновременно?
Они собираются сортировать меня, но ведь я могу сделать то же самое.
После того, как мы помылись, молодая девушка берет мазок с наших ладоней и проверяет на заражение. — Вы чисты, — объявляет она нам. — Это хорошо, что прошедший дождь растворил всю отраву. А потом она ведет нас через лагерь. Я пытаюсь разглядеть и запомнить, что могу, пока мы идем, но особо ничего не вижу, кроме тех же строений из шлакоблоков, небольших палаток и одного крупного здания, которое, возможно, является домом какого-нибудь высокопоставленного лица.
Как только мы попадаем в еще одно крохотное здание, девушка открывает одну из дверей, протянувшихся во всю длину коридора. — Вы побудете здесь, — обращается она к Инди. — А вы — здесь. — И открывает вторую дверь для меня.
Они собираются разлучить нас. А мы были настолько поглощены вопросом выживания, что даже не подумали над тем, что должны сказать.
Я вспоминаю дилемму заключенного. Это когда тебя пытаются поймать на лжи, и ты думаешь, что тебе скажут, если твой рассказ окажется правдивым. Я должна была догадаться, что повстанцы тоже используют этот прием.
Времени принять решение не остается. Инди бросает на меня взгляд и дарит легкую улыбку. Я вспоминаю, как она помогла мне спрятать таблетки на корабле. Нам удалось скрыть улики в прошлый раз, сможем и сейчас. Я дарю ей ответную улыбку, надеясь лишь, что мы обе думаем об одних и тех же вещах, которые нужно сохранить в тайне.
— Пожалуйста, назовите ваше полное имя, — произносит мужчина с приятным голосом.
— Кассия Мария Рейес.
Ничего. Ни единого намека. Никакого знака, что мою фамилию узнали, ни упоминания о дедушке или Лоцмане. Я это вполне ожидала, но все же чувствую крохотный укол разочарования.
— Ваш социальный статус?
Быстро решаю, что именно стоит рассказывать. — Гражданка, насколько мне известно.
— Как вы оказались в Отдаленных провинциях?
Я сохраню дедушку и его стихи в тайне; архивистов тоже. — Меня направили сюда по ошибке, — я лгу. — Офицер в моем трудовом лагере приказал подняться на борт вместе с остальными девочками, и даже не слушал моих уверений в том, что я Гражданка.
— А что потом? — спрашивает мужчина.
— Потом мы сбежали в Каньон. С нами еще был один парень, но он умер, — я сглатываю. — Мы наткнулись на какое-то поселение, но оно оказалось заброшено.
— Что вы делали там?
— Мы нашли лодку, — продолжаю я. — И карту. Я разгадала шифр. Так мы узнали, как вас найти.
— А как вы узнали о Восстании?
— Из стихотворения. А затем еще раз в поселении.
— С вами был еще кто-нибудь, когда вы покидали Каньон?
Вопросы сыпятся слишком быстро, чтобы можно было подумать над ответами. Будет лучше, если они узнают про Кая? Или нет? Мое колебание, достаточно непродолжительное, тут же улетучивается, и я отвечаю честно, потому что собираюсь лгать кое о чем другом. — Еще один парень, — говорю я. — Он тоже убежал из деревни. Мы не смогли все поместиться в лодку, поэтому он идет сюда пешком.
— Его имя?
— Кай.
— А имя другой спутницы, той девушки, которая сейчас находится здесь?
— Инди.
— Фамилии?
— Я не знаю. — Это правда насчет Инди, и, частично, насчет Кая. Какая была у него фамилия, когда он жил здесь сначала?
— Вы нашли какое-нибудь указание на то, куда могли уйти люди, жившие в ущелье?
— Нет.
— А что заставило вас принять решение присоединиться к повстанцам?
— Я больше не верю в Общество, после того, что увидела.
— На этом достаточно, — весьма доброжелательно оповещает мужчина, захлопывая мини-порт. — Мы сверимся с вашими данными из Общества и тогда выясним, куда вас лучше отправить.
— У вас есть доступ к данным Общества? — спрашиваю я удивленно. — Здесь?
Он улыбается. — Да. Мы выяснили, что, хотя наши дешифровки и различаются, но данные сами по себе чаще всего отображаются правильно. Подождите здесь, пожалуйста.
В этой маленькой бетонной комнатушке, окруженной стенами, совершенно лишенной признаков жизни, я снова мысленно возвращаюсь в Каверну. В ней все дышало Обществом — пробирки, строгая организация, замаскированные двери. Даже трещина в ее скорлупе — секретный путь, известный Хантеру — была точь-в-точь, как изъяны в самом Обществе. Вспоминаю и другие детали. Пыль по углам Каверны. Крохотные голубые огоньки на полу, перегоревшие и не замененные на новые. Было ли Общество сокрушено всем тем, что они пытались контролировать и держать в узде?
Я представляю себе руку, отпускающую на волю, отступающую в тень, разрывающую соединение, и появляющееся взамен Восстание.
В конце концов, Общество решило, что я не представляю никакой ценности, чтобы беречь меня. Моя чиновница считала меня лишь интересным экземпляром для эксперимента; она позволила мне утаить красную таблетку и наблюдала, что же я предприму. Я перепутала ее личный интерес с интересами Общества — думала, что я особенная — но оказалось, что я была для них ничем иным, кроме, как превосходным сортировщиком, интересным научным проектом, который мог быть заброшен в любое время, потому что я, в конечном счете, сделала бы все так, как они того и ожидали.
Какое решение примет Восстание в отношении меня? Увидят ли они мои данные в ином свете? Должны; у них большие возможности. Им известно о моем побеге в Каньон и о спуске вниз по течению реки. Я слишком много рисковала. И я изменилась. Я это чувствую, знаю.
Дверь отворяется.
— Кассия, — произносит мужчина. — Мы проанализировали вашу информацию.
— Да? — Куда они отправят меня?
— Мы приняли решение, что наилучшим образом вы послужите Восстанию, работая внутри Общества.