– Нас потчевала одна Сома. Жару хватило только на князя Лесного, и еще воина – «Черного Пса». Ну, а третья сестра, Стрева – их столкнула. Воин, пьяный, дурак – князя Лесного и убил. В подвал его потащили – такой оттуда вопль поднялся – по всему замку слышно… Бррр. Варварские нравы!.. Кстати, воин тот на тебя, Творимир, был похож. Говаривали, что он с ведьмой озерной связь имел. Коли бы ее выдал – спас бы себя.
– Ну, и что же – выдал? – дрогнувшим голосом спросил Творимир.
– Нет.
Весь день скакали, и уже в потемках спереди хлынул трепетный свет большого города. В городе уже знали, кто скачет – ворота распахнуты. Стражи, бояре, простой люд – все сгибались в низких поклонах, а кто и на коленях стоял.
Они подъезжали к большому, нарядному, ждущему громкого пира дворцу, а из людской толпы окрикнули Творимира:
– Володушка, сыночек!..
Он глянул, и увидел, и узнал. Эта старая, согбенная трудами женщина была матерью Волода–художника. Без отца жили (отец на войне погиб), она его воспитала, души не чаяла, но была безграмотной. И, жаждя выучиться, бежал Волод в стольный град…
Только сейчас он это вспомнил, почувствовал жалость, хотел вырваться к ней, однако поток повлек его дальше, ко дворцу.
Ну, а возле дворца уже поджидали их дурные вести. Местный градоначальник стоял на коленях, трясся, лепетал:
– Царь–батюшка, не велите казнить, велите слово молвить.
Царь, того и гляди, прожжет его черными очами – надвинулся, схватил за бороду, вверх дернул.
– А ну, говори, собака! – Царь был не в духе – устал за день от скачки, да и болела после вчерашней пьянки голова.
– Ох, не сносить мне своей головушки… – проблеял градоначальник. – Мужичье–дурачье, украли гроб… гроб Весны!.. – и тут же зачастил. – Но я не виноват!.. Не виноват!.. Спрашивайте с…
Но он не успел договорить, потому что Царь с размаху ударил его кованым железом сапогом по шее. Кашляя кровью, извиваясь, несчастный, еще пытался что–то сказать, но Царь крикнул:
– Четвертовать!
Градоначальнику выкрутили руки, оттащили в сторону, где, в скором времени, и был исполнен приказ Тирана.
Волод, хорошо знал, что такое Гроб Весны.
Ведь известно, как повелось в природе: на смену Зимы приходит Весна, затем: Лето, Осень… У каждого из времен года есть свое Божество. Весна – вечно младая красавица. Лето – пышное, щедрому небу подобное. Осень – печальная, вначале золотая, затем – увядшая, темная. Зима – сначала белая красавица, а к концу – в старуху превращается, не хочет место Весне уступать, февральскими ветрами ворчит. И однажды задумала Зима навечно свое правление оставить. Подговорила она ветры северные, а они так печально петь умеют – заслушаешься и заснешь. Так пришли они в хоромы к Весне, Лету и Осени и усыпали их. Зима их в гробы уложила, и заточила в недрах Ледовой Горы, которая на дальнем севере стояла. Возрадовалась Зима – бурями взвыла, ледяными ветрами землю хлестать стала. Ей хорошо, а людям – и холодно и жутко. Ведь не будет урожая, что кушать то? Реки, озера до дна промерзли; деревья от холода трещат – кора на них лопается. Но нашелся герой – дошел до ледяной горы, обманул ветры, которые вход сторожили, и освободил Весну, Лето и Осень. Весна первой пришла, прогнала Зиму, и дальше времена года сменялись в прежнем порядке… Однако, остался Гроб в котором Весна в Ледовой Горе спала. И от Весны гроб чудесным стал: рядом с ним любой человек великие силы получал…
А теперь гроб выкрали…
Вскоре выяснилось, что грабители далеко не ушли. Это были жители окрестных деревень. Захватили они небольшую крепость, да и сидели там теперь с гробом, неведомо на что надеялись.
Царь неистовствовал:
– Войско мое! Сейчас же на бунтовщиков скачем! Завтра их кровью умоемся!
И, хотя все были крайне измождены, никто не осмелился противиться гневному Тирану. Так бы, на взмыленных конях, и сами чуть живые, и поскакали бы. Однако Царь почувствовал сильную головную боль – синюшный, на мертвеца похожий, заскрежетал зубами, велел до утра оставаться…
И Творимир–Волод до утра получил свободу. Сейчас он больше был Володом, и он хотел увидеть бедную свою мать, прощения у нее попросить.
И вот он уже шагает по темным, молчаливым улицам… Вдруг понял, что заблудился – слишком давно здесь не был.
Открылась дверь, в сияющем проеме появилась девичья фигура – она поманила Творимира:
– Ну, наконец–то. Заходи.
Волод попятился:
– Мы уже встречались – ты Жара–сладостратие…
Девушка улыбнулась:
– Нет. Ты знаешь – мое имя, Любава…
Творимир зажал уши и бросился в темень. Долго метался по безликим улицам, и, наконец, увидев, что уже розовеет заря, закричал:
– Мама!
Но в ответ лишь кот мяукнул…
Творимир вновь побежал, и вскоре вылетел на широкую улицу. Нарастал конский топот, и вот из–за поворота вылетело войско: во главе – Царь, а дальше: Бриген Марк в черном, «Черные Псы», и простые воины…
Творимир сжал голову, застонал:
– Неужели опять видение? Видение – это испытание, боль. Нет–нет не хочу!..
– Чего не хочешь?! – грозно проревел Бриген Марк – свистнула плеть, в кровь рассекла ему руки. – Ты почему не на месте?!.. А ну – на коня!.. Живо!!!
Еще раз свистнула плеть – толкнула Творимира в спину. И он уже взобрался на коня, пробормотал:
– Куда скачем?
– Грабителей рубить! – прокричал маленький воин с непомерно большим черепом – тот самый ученый человечек с атмосферной станции…
А на выезде из города он вновь увидел свою старушку–мать. Печальная, стояла она у стены, тихо на него смотрела, шептала:
– Сыночек.
Как и прежде – хотел вырваться, но это было невозможно…
Город – позади. Кругом – поля, простор солнечный. Тихо, благодатно. А тут топот, гам – и зачем?
– Зачем?.. Зачем все это? – шептал Творимир и не находил ответа.
К вечеру подскакали к разбойничьей крепости. Крепость – небольшая, да и стены невысокие, без рва, без дополнительных укреплений.
– С налета возьмем! – вопили царские молодчики. – Ух, и повеселимся сегодня!..
Однако ожидало их сопротивление столь ожесточенное, что стало ясно – с налету не взять. Многие, наступавшие в первых рядах погибли – кого кипящей смолой залили, кого – копьями засыпали. Только по случайности Творимир, еще в начале атаки был оттеснен назад – потому и остался в живых.