– Сестра…
– Ну, конечно же – сестра твоя, Любава. Забыл что ли? Брат мой, Волод…
Губы Творимира сильно дрожали – он едва мог говорить:
– Ну да… у Волода–художника… то есть у меня… ох, как же все смешалось… Когда я жил в этом… В этом ли?.. Ну, конечно же в этом городе! Была сестра Любава. Как же я мог забыть…
– Не знаю. – Любава обижено надула губки. – А еще ведьмой обзывает. Ну, ладно – после стольких лет разлуки – прощаю.
Любава быстро чмокнула Творимира в пылающий лоб, а он вскрикнул, отшатнулся – его бил озноб, он вцепился в угол дома, он хрипел:
– Но как же так! Ведь мы были мужем и женою!..
– Что? – глаза у Любавы округлились. – Брат мой, похоже, ты нездоров! Тебя бьет лихорадка, и ты мелешь такой вздор!..
Творимир обернулся, пристально стал вглядываться в небо – ни единого отблеска пламени. Тишь.
– Все привиделось… Все воспоминания… Тридцать лет жизни… Все эти страсти – ничего этого не было! Ни осады города, ни сына – ничего!..
– Брат мой. – в сильной тревоге приговаривала Любава – она подошла к нему, заботливо положила руку на плечо. – …Похоже, ты был очень тяжко болен. Как ты сейчас?
Но Творимир не слышал ее – он хрипел:
– А что тебе не привиделось? Озеро, башня с тремя сестрами; безумные пиры, дикость «Черных Псов» – это было на самом деле? Казалось, что на самом деле, но потом все рассыпалось! А вспомни – ведь все, что ты сейчас видишь, сложилось из дев–птиц на берегу озера. Ты просто взмолился, чтобы вернулось прошлое – вот они и вернули. Сейчас из стен вырастут перья – они развалятся в отдельные тела, и в небо живыми реками взлетят…
– Брат мой… – Любава так разволновалась за него, что едва сдерживала слезы.
И тут раздался новый – очень теплый, похожий на парное молоко голос:
– Ну, что же ты, Любавушка, ничего мне не скажешь. Вот и сыночек вернулся…
Любава незаметно смахнула набежавшие слезы, и даже улыбнулась, обернулась к крыльцу:
– Просто не хотела волновать тебя, мама. Он, знаешь ли, уже раз рядом пробегал. Я его окликнула, а он уши зажал и дальше побежал. Но вот он здесь… – обернулась к Творимиру, и прошептала. – Не говори больше глупостей, не волнуй маму…
– Да, конечно, я постараюсь… – спешил заверить ее Творимир.
Ну, а дальше они прошли в маленький домик, где оказалось очень свежо, чисто и уютно. Тепло, по–домашнему, сияла, потрескивала печка. Мурлыкал, терся об ноги Творимира кот.
Перед Творимиром поставили большую тарелку с аппетитными, искусно прожаренными блинами, вот и сметана; вот и соки. Матушка подошла, положила большую, морщинистую, жесткую от тяжелого физического труда ладонь Творимиру на лоб.
– Сыночек, вижу – истомился ты с дороги. Бледный–то какой, усталый. И в душе твоей усталость чую. Что же ты дрожишь?.. Ну, ничего не говори. Забудь о своих бедах. Они были, прошли, и больше не вернуться. Ты покушай, что я тебе приготовила. Тебе и полегче станет…
Творимир резко кивнул, и затем только, чтобы угодить, стал прожевывать блины. Первый стакан с соком разлил, но второй выпил уже спокойно.
Тепло разлилось по телу, ушла дрожь, кушать блины было истинным удовольствием…
– Вы когда–нибудь слышали о городе Гробополе? – спросил Творимир.
И мать и сестра покачали головами. Мать спросила:
– А что это за город, сыночек?..
– Да вот… – Творимир печально улыбнулся бледными губами и провел рукой по лбу. – Вроде привиделся мне такой город, ну и, в общем, были какие–то страсти – вроде осаждали этот город, вроде кого–то там ненавидел, а кого–то любил. И так все это было отчетливо, будто бы на самом деле. А теперь, совсем немного времени прошло, и, кажется – все это такой бред. И страсти те бред, и ненависть, и любовь… Еще немного времени пройдет, и совсем забудется. Хотя – нет – не забудется! Это нельзя забывать. И я знаю, за что мне такое наказание – тридцать лет в аду…
– Брат, брат. – Любава положила свою ладонь поверх его дрожащей, пылающей ладони.
Творимир покорно кивнул, опустил голову, и уже одними губами прошептал:
– За то, что сестру свою Любаву, за Жару принял…
Они сидели за столом, живо разговаривали – вспоминали детство, еще кушали и пили. Матушка не могла наглядеться на своего сына, и все приговаривала:
– Ты только не уходи, а то уж и не знаю, когда вновь тебя увижу…
…Незаметно промелькнуло время до рассвета, и тут с улочки раздался топот, и в дверь сильно забарабанили. Творимир побледнел:
– Это от царя, за мной…
Мать встрепенулась, прошептала:
– А ты в погреб спрячься.
– Нет – от них не спрячешься. Я сам скажу, что остаюсь.
Творимир шагнул к двери, распахнул. На пороге стоял Бриген Марк, и еще несколько землян. Бриген Марк выглядел очень сердитым. Он сказал громко:
– Ты уже в третий раз убегаешь! Что, остаться здесь решил?!
– Да…
– Что?! – Бриген Марк надвинулся и схватил Творимира за грудки. – Совсем спятил? Да?! Сейчас, когда каждый землянин на счету?! Ты что – предатель?!
– Да… То есть – нет…
– Ты, верно, забываешь, что я командир экспедиции? Мои приказы исполняются безоговорочно. Не хочешь идти миром – поведем силой.
– Здесь моя семья. – неуверенно прошептал Творимир.
– Да куда вы моего сыночка забираете! – взмолилась мать. Видите – как истомился. Ну, дайте ему хоть неделю дома побыть…
Но тут Творимир понял, что сопротивление глупо – так или иначе, его все равно уведут. Потому он опустил плечи, вздохнул:
– Что ж – подчинюсь царской воле…
Сестра старалась вести себя сдержанно, но мать разрыдалась, и, когда Творимир уже сел на коня, и полетел к повороту улицы, крикнула: