112639.fb2
– Извините, пожалуйста… – прошептал Творимир.
Оказывается, они уже перегородили его квартиру. Для Творимира оставили пространство, на котором и большой собаке было бы тесно. Кое–как протиснули трубу, и с помощью липкой мази закрепили в потолке.
И вновь потащился Творимиру в развалины – за второй трубой.
Притащил. Соседи начали ругаться:
– Давай завтра доделаем!
– Нет. Я должен видеть ее сегодня. – настаивал Творимир.
– Ну, черт с тобой! – крикнул мужик. – Иди, договаривайся с этим…
«Этот» открыл после того, как Творимир минут пять простучал в его дверь. В руках безумца был тесак. Сухим голосом говорил:
– За пролом пола – ступня. За шум – большой палец правой руки.
– Я согласен.
– Учти. Ступню я буду рубить, когда ты будешь пол проламывать.
– Но…
– Не хочешь – возвращайся к себе.
Творимир глянул за спину безумца. Прекрасный призрак был в этой гнусной комнате. Она стояла у окна, и задумчиво глядела сквозь раздавленных мух.
– Согласен… – прохрипел Творимир.
Творимир прошел внутрь. Ему было выдано долото, и он долго и упорно пробивал им дыру в поле. Снизу слышались вопли детей, и ругань болезненной женщины. Затем Творимир получил пилу – начал пилить.
Безумец склонился и закатал своей ржавой железной рукой штанину Творимира до колен. Осведомился:
– Ты готов?
– Да. – прошептал Творимир – по его впалому лицу обильно катился пот.
– Тогда я начинаю рубить.
Призрак девы подошел к Творимиру. Здесь она обронила вуаль, и плавно за ней выгнулась. Легкой, нежной рукой подхватила вуаль, но задумалась, и застыла с восхитительной улыбкой. Что–то прошептала. У нее были теплые очи…
Страшная боль рванула в ноге. Творимир застонал – он продолжал пилить…
Это было только начало. Следующий удар рассек сухожилия до кости. У Творимира судорожно забились зубы, он прерывисто, словно захлебываясь, закричал. Следующий удар засел в кости – кость раскрошилась.
Дева плавно распрямилась, повела тонкими руками, взмахнула вуалью, и вдруг закружила в воздушном танце. Подобно лебединой шее выгибалась она. Вставала на цыпочки, бабочкой–балериной порхала. И чувствовался аромат живых цветов. Она протанцевала через занесенный, окровавленный тесак – и вдруг озорно, по девичьи рассмеялась.
Еще один удар – ступа Творимира была отрублена.
В глазах стремительно темнело. Снизу неслись ватные крики:
– Ты что там кричишь, а не пилишь!..
– Я пилю! Пи–и–ил–ю–ю… – не своим голосом прохрипел Творимир.
И он пилил.
Был выпилен намеченный круг, и он склонил в него свою посинелую, дрожащую голову. Снизу на него уставились:
– Ну, ты чего там – красного мха объелся? Бери трубу, а мы тут ее с нижней частью сцеплять будем.
Творимир принял трубу. Руки его сильно тряслись, и он ничего не мог с этой дрожью поделать. И еще было чувство, будто кожа на теле натянута до предела, и сейчас лопнет…
И тогда услышал ЕЕ голос:
– Ну, что приуныл? Ведь знаешь – все закончится хорошо. Хочешь, стихи?
– А дальше я не знаю – ты извини… Но, если бы тебя не было – не было бы и этих стихов… Ну, до свидания. До встречи. До хорошего конца.
Очнулся Творимир в той жалкой конуре, которую ему оставили соседи. Сжимали темные стены, из–за них слышалась брань и детские крики, над ним чернела труба. В верхней ее части обозначился лик безумца, который крикнул:
– Я там тебе кой чего оставил. Ты ешь, а то совсем загнешься…
В руках Творимира была стеклянная банка. В банке усиленно шевелился, пытался выкарабкаться красный мох.
– Ты не обращай внимания, что шевелиться, а ешь.. – советовал безумец. – Я то ем!.. Главное – лучше прожевывай…
И он действительно запихал себе в рот живого мха. Захрустел. Прохрипел:
– От этого виденья бывают… Знаешь, какие виденья… О–о–о…
– Нет. Я лучше пойду на работу. – Творимир оттолкнул банку.
Сверху неслось:
– О–о–о, хорошо… Ну, иди–иди… Я тебе протез приделал, вроде ничего – работает. Ты, главное – осторожней на него наступай, а то…
«А то» – была сильная боль. Творимира передергивало при каждом шаге, но все же он доплелся до работы.
Широкоплечий, глянул на кусок железной ноги. Лениво спросил:
– Что, оттяпали?
– Да.
– Бери кувалду, и за работу…