Творимир вспотел, и трясся от перенапряжения.
– Возьми–ка, испей. Полегче станет. – Лорен протянул ему чашу с вином – Творимир выпил.
* * *
Творимир очнулся. Несмотря на то, что окна были распахнуты настежь – в комнатушке царили духота и жар. Ленивое августовское солнце изливалось на улицы – и улицы уже просохли и накалились, наплывала взбитая чьими–то ногами и копытами пыль.
Голова у Творимира раскалывалась болью, и он схватился за виски, застонал.
Лорен дал ему чашу с молоком – Творимир выпил, и ему полегчало.
Но вот уже вскочил, затрясся от волнения.
– Сколько время?!
– За три перевалило. Скоро жара на убыль пойдет.
– Что?! Но ведь Анну еще не сожгли, да?!
– Сожгли.
– Что?!
– Сожгли Анну. Народ еще с девяти часов к замку потянулся. А возвращаться стали в полвторого. Обсуждали детали сожжения…
– Но ведь… Но… – у Творимира носом пошла кровь, но он не обращал на это внимания. – Ведь если… Ведь… Она не может быть мертва, потому что…
И вдруг налетел на Лорена, затряс его за плечи:
– Вином напоил! Со снотворным!
– Да – напоил.
– Да как ты смел! Ты хоть понимаешь, что натворил? Убийца!..
– Не убийца, а спаситель твоей жизни. Ну, вот не усыпил бы, чтобы бы ты стал делать?.. Сегодня побежал к месту сожжения. Стал бы там что–нибудь кричать, к ней прорываться. Тебя бы схватили…
– А пусть бы и схватили! Я и сейчас туда побегу. Сам все узнаю!..
Лорен пытался его удержать, но тщетно. Творимир вырвался из комнатки, вихрем метнулся через дремлющий трактир, и дальше – по унылым, безмолвным от жары улочкам. Он бежал к замку – с каждым мгновеньем нарастал жар, казалось – это гигантское костровище вздыхало ему навстречу…
Вот створки исполинских ворот, в тени сидела стража в черных доспехах – они шумно, пьяно о чем–то спорили. Взмокший Творимир налетел на них, едва смог выговорить:
– Где… сожжение?..
Стражники заржали. Один из них взвизгнул:
– Чье сожжение?!.. Твое, что ли?!
Это показалось смешным – стражники буквально изгибались от хохота.
– Анны.
– А–а–а… Анны?.. Так это прямо за воротами, во дворе. Только, сдается, ты опоздал. Кроме ее пепла ничего там не найдешь!.. АХА–ХА–ХА–ХА!!! А потом не забудь к нам подойти – мы всыплем тебе сто плетей. Такой указ Бригена – сто плетей каждому, пропустившему сожжение. А–ХА–ХА–ХА–ХА!!!! ХО–ХО–ХО–ХО!!!..
Творимир метнулся дальше.
Створки у ворот были толстенные – не меньше полуметра, и весили – не один десяток тонн. Открывал и закрывал их могучий механизм…
Это был широкий, внутренний двор. Угрюмые, темные махины стен запечатывали его. На выложенной черным гранитом мостовой валялось много всякого мусора – ведь совсем недавно здесь грудилась многотысячная людская толпа. В центре площади высился стальной столб. Столб был накален докрасна – рядом с ним потрескивала метровая груда угля, а над ней вились синеватые язычки пламени.
Неподалеку возил тележку , заваливал в нее мусор унылый, горбатый человек. Творимир подбежал к нему – прерывистым голосом крикнул:
– Что с Анной?
Угрюмый человек не останавливался – он сосредоточенно собирал мусор, и бормотал:
– Сегодня сожгли ведьму. Она молодая, красивая. Обычно как бывает: до костра держаться, а как он им кожу выжжет – вопить начинают. А эта до конца продержалась – не кричала, не стонала. Разве что в конце крикнула «Творимир!». Что за Творимир, спрашивается? Бриген Марк рассержен был. Велел, за голову Творимира, тысячу золотых выдать. Ты его не знаешь?..
А Творимир рассеянно глядел на угли. Вот подошел на этот нестерпимый жар. Волосы задымились, опалились брови, глаза слепли – он не обращал на это внимания – он приближался к костру.
– Э–эй, а не ты ли и есть Творимир? – прозорливо окрикнул его уборщик.
Все что слышал Творимир – это отчаянный треск углей – он шептал растрескавшимися губами:
– Как же так?.. Как же так?..
И тут кто–то на него, потащил в сторону – Творимир слишком ослаб, чтобы сопротивляться. А это был Лорен. Он шептал:
– Да что же ты?.. Или жизнь не дорога?..
– Не дорога…
– Ведь узнает тебя Бриген. Он сейчас из–за отказа Анны злой. Схватят. Растерзают… Да, Анну жаль. Но жизнь–то продолжается. Ты еще на многое способен… Ну, пойдем отсюда скорее…
Творимир не сопротивлялся. Шел, понурив голову, ноги его заплетались – часто спотыкался, и, если бы Лорен его не поддерживал – скоро бы растянулся на мостовой.
У ворот их окрикнули по прежнему пьяные стражи:
– Э–эй, идите–ка сюда – всыплем вам плетей.
Но Лорен отдал всю ту небольшую сумму, которая у него имелась, и стражи, прикинув, что этого хватит еще на несколько бутылей дешевого вина, согласились их отпустить.
…Раскаленные улицы, на них – редкие, запуганные прохожие. Короткое прощенье с трактиром, и вновь улицы. Кони за эти дни отдохнули, и, несмотря на жару, скакали весьма резво, а как город остался позади – так и вовсе припустили.
Сразу хлынула пышная, зрелая природа. Щебет птиц, запахи раздольных полей, шелест рощ, а главное – обильный и ласковый, сильный и беспрерывный поцелуй солнца. В противоположность городу, здесь было так много света, что просто невозможно было думать о чем–то мрачном…