— Потому что Лейв теперь бедный. А дроттин – сильный. — Сказала Оса.
Простота ответа поразила меня, и я некоторое время, собирал скачущие мысли. А Оса уже обращалась к Лейву.
— Только для меня совсем ничего не значит сколько у тебя сундуков и коров Лейв… — Судя по голосу она собиралась заплакать, и я прервал её.
— Погоди, Оса. А дальше-то что? Что еще сказали твои мама и браться?
— Всё. Больше ничего. Они стали собираться спать, и я побежала на лавку, и притворилась, что сплю. Я лежала и плакала. Потмоу что мне было жалко тебя, Лейв, и еще страшно, от того что я хочу сделать. Я ждала пока все не уснут. И я тогда пошла, и взяла отцов ключ от большого ларя. Я взяла в ларе отцова серебра. А потом я пошла из дома. Когда я перелезла ограду, мне стало страшно. И на лесной дороге совсем ничего не видно. Я боялась, что встречу дикого зверя, или трётля, или неупокоенного духа, а то еще какую гадость. Но я все равно шла.
— Ты ужасно храбрая, Оса. — Похвалил её я. — А серебро что ты взяла из сундука?..
— Вот, — Оса сунула что-то мне в темноте, я подставил ладонь, и её ощутим повело весом вниз. Тяжелый…
— Ну, что скажешь, Лейв? — спросил я, пытаясь рассмотреть в темноте парня.
— Не стоят уже ничего ни слова на альтинге, ни законы гостеприимства, — мрачно пробормотал Лейв. — Надо уходить.
— Надо… Причем прямо сейчас. Кто знает, когда вернется Хёскульд, и те, кого он пригласил?
— Мы же ничего не увидим. Нельзя идти по лесу в такой темноте…
— Надо хотя бы убраться отсюда. Доберемся до опушки, и заночуем там, чтобы нас хотя бы здесь не накрыли. А утром рванем дальше.
— Проклятый Хёскульд! — Тоскливо рявкнул Леёв.
Оса горько заплакала.
— Прости, Оса, — сказал Лейв. — Я не хотел…
Он приобнял её в темноте, два силуэта слились в один. Оса тыкнулась ему в грудь и плакала, а он гладил её по голове, и растерянно бормотал.
— Прости Оса… Я не должен был так говорить при тебе…
— А что с Осой? — подал голос я. — Представляешь, что будет, когда сюда приедет Эйнар и не найдет нас. Гудни-то в чем-то была права. Не учинил бы он… Ну да ты знаешь.
— А если взять её с собой?.. — Мрачно сказал Лейв. — Но становится все холоднее. Я чуть не замерз в лесу. Мне тоскливо думать о том, чтобы снова спать без огня под открытым небом. Мы заморозим её раньше, чем дойдем до побережья.
— Да уж… И кроме того, если взять её с собой сразу станет понятно, что она нас предупредила. Тут уж Эйнар точно выместит гнев на её семье. Вот если бы… — Я потер лоб – Если бы Оса смогла сейчас вернуться домой, раньше чем все встанут, вернуть ключ на место и лечь, как будто никуда и не уходила… Тогда возможно Хёскульд и Эйнар решил бы, что мы просто сбежали.
— Разве это помешает его гневу, — усомнился Лейв.
— Он будет догонять нас, и возможно не захочет реять время, чтобы порезвиться…
— Возможно?
— Все шатко, Лейв.
— Даже если будет по твоему слову… Но ведь сам Хёскульд рано или поздно заглянет в сундук, увидит, что пропало серебро, и сообразит кто его взял.
— Если он не дурак, он не скажет этого при Эйнаре. А после… Ну не убьет же он свою родную дочь…
— Оса. — Спросил Лейв. Ты сможешь найти дорогу домой?
Оса шмыгнула носом, но кивнула.
Лейв отодвинул Осу от себи, и посмотрел её в глаза. — Спасибо тебе, Оса.
Оса поглядела на Лейва и шмыгнула носом.
— Мне совсем-совсем не важно, сколько у тебя коров, и сколько добра у тебя в ларях, Лейв. Ты сейчас беги, а я буду тебя ждать. Когда ты вырастишь, ты вернешься, убьешь злого дроттина, и женишься на мне. Ведь правда? Только ты пожалуйста не убивай моих родителей и братьей, ладно, Лейв?
— Если бы не было тебя, Оса, я бы сказал – семь проклятий на их род. Но ты сохранила честь семьи. Ради тебя я не трону ни твоих родителей, ни братьев. — Лейв опять погладил её по голове. — И если мне суждено будет вернуться, я женюсь на тебе, как обещал мой отец.
Он поцеловал её, неумело, быстро, как птенец клюнул. Потом отстранил. А я уже собирался, лихорадочно оглядывая при свете огонька комнату, прикидывая, чтобы еще можно было с собой взять. Взять-то особо выходило и нечего. Сумка с едой, трут, огниво, копьецо, мешочек с серебром Хёскульда, что надо будет пересчитать в лучший момент. Чтож, в этот раз мы все-таки лучше снаряжены…
— Всё, Оса. Надо идти – Лейв поднялся сам и поднял Осу с коленок. Она смотрела на него как на икону. Что тут скажешь, первая любовь…
Мы вышли из хижины. Одна из собак сонно взглянула на меня.
— Сторожить! — сказал Лейв.
Он неуверенно поглядел на меня, и спросил.
— Собаки хорошо знают наш запах. Если их пустят по следу… По уму надо бы…
Я вспомнил проткнутого копьем Виги, и сжал зубы. Со здешними сторожами я не успел сойтись, да и они слушались нас постольку-поскольку, не как хозяев, а как союзников перед лицом мрачного леса… Но все же, все-же…
— Ты прав, Лейв. Но я их не трону. Хочешь, — дам копье тебе. Но и тебе не советую.
Лейв помолчал.
— Глупо, когда знаешь как надо поступить. И можешь поступить как надо. И только не можешь себя переломить.
— Глупо, — согласился я. — Пошли?
— Пошли.
Он повернулся к Осе.
— Иди, Оса. И мы тоже пойдем. Спасибо тебе. Прощай. И не плачь пожалуйста. Ты же знаешь, я не люблю когда ты гундосишь.
— Прощай, Лейв, — Оса вытерла нос рукой.
Мы расходились в разные стороны. Мы шли к опушке, Оса к дороге. Лес тихо шелестел. Несколько раз проблеяла овца. Я оборачивался, и до того как мы дошли до опушки еще несколько раз призрачный в свете луны силуэт Осы. Потом чуть не навернулся, выругался и уже смотрел только себе под ноги. Обернулся я только уже возле опушки. Но Оса уже исчезла за поворотом дороги.
— Ну? — У Эйнара было такое лицо, будто он уже заранее знал ответ.