Где-то далеко прокричал первый петух, когда Иван в сладком изнеможении откинулся на подушку. Инна несколько минут лежала в полузабытьи. Потом, очнувшись, обвила его шею, крепко прижалась к нему грудью и чуть слышно произнесла:
- Ваня, милый, я хочу от тебя ребенка.
Корзун немного помедлил с ответом, а потом очень внятно сказал:
- Наверное, Инна, я женюсь на тебе.
Она еще крепче прильнула к нему, и Корзун ощутил, как на его щеку скатилась горячая слеза, слеза по-своему счастливой женщины.
10
Оксанка, кажется, уже привыкла к Титовым, но нет-нет да и притихнет, спросит Наталью или Марью Саввишну: "Когда мама приедет?" - "Уже скоро". Который раз ей так отвечают. Хоть и ребенок, а не по себе становится. Девочку не обижают, относятся к ней как к родной. А все-таки мать остается матерью. Трудно без нее Оксанке. А Вера? Она, поди, совсем извелась от тоски по своей малышке. Наталья не раз думала о том, что надо бы с Оксанкой навестить Веру. Попутно и в министерство заглянуть: много вопросов набежало. Собралась. Одела Оксанку во все лучшее. По приезде в Минск зашла в гастроном, купила пару килограммов яблок и - в больницу. По студенческому опыту знала, что без халатов в отделение не пропускают. Раньше как-то принимала это как должное, а сейчас вот, взяв в гардеробе халат и накинув его на плечи, подумала: до чего же живучи устоявшиеся годами условности. В самом деле, этот халат, что на ней, на ком только не побывал. И на более опрятных, и на менее. Интересно, накинул бы кто-нибудь из посетителей на себя одежду с чужого плеча? Вряд ли. А вот халаты берут, надевают... Да и что это дает? Халатом прикрыты плечи. А передняя часть костюма, кстати, менее чистая, чем спинка. И это еще куда ни шло. А вот кто обращал внимание на обувь? Никому из медиков и в голову не приходит, что эти ботинки по каким только дорогам не ходили, какой только грязи не собирали. Поистине халат для посетителей - фиговый листок, которым прикрывают наготу. И что удивительно, даже хирурги, как никто другой знающие, как важна в больнице чистота, настолько привыкли к этой условности, что серьезно верят в полезность укоренившейся привычки. А сама Наталья? Разве у себя в больнице она прошла бы мимо посетителя без халата? Обязательно остановила бы и попросила вернуться в гардероб. Детям халаты не выдают. А чем, собственно, они отличаются от взрослых?
Подходя к кабинету заведующего отделением, Наталья заметила, как оттуда быстро вышла женщина с подозрительно тощей хозяйственной сумкой. Постучав и не дождавшись ответа, Наталья толкнула дверь. Заведующий, моложавый холеный мужчина, торопливо пряча что-то в ящик стола, не менее торопливо предупредил: "Я занят". Занят... Наталья прикрыла дверь. Ей было стыдно за своего коллегу. Понимает ли он, что делает? Конечно, понимает. Но он привык к этому, как привыкают сантехники к рублевым подачкам за свой обычный повседневный труд. Сказывается ли на качестве лечения то, "благодарят" или не "благодарят" врача коробкой конфет или бутылкой коньяку? Вряд ли. Наталья уверена, что Вера Терехова не может "отблагодарить" своего целителя. Не потому, что у нее нет достатка. Просто далеко живет. К ней никто не приезжает, а сама она прикована к постели. И тем не менее ее лечат точно так же, как и тех, кто тайком вручает врачу подарки. Так в чем же тогда дело? Почему даже те, кто вслух бичует этот порок, забывают, едва их постигнет несчастье, о безнравственности своих поступков или, по крайней мере, стараются не думать о них и стыдливо, пряча глаза, суют врачу ту же бутылку коньяку. На робкий, чисто ритуальный отказ врача отвечают: "Ну что вы, это же символический пустяк". Все это настолько глубоко укоренилось в повседневность, что ни дающая, ни принимающая сторона поступить иначе уже не могут. Одинокая старая женщина из медвежьего угла, если только волею судьбы приходится ей попасть в больницу, из кожи вон лезет, добывает всяческими путями "приличный" сувенир, чтобы только не выглядеть белой вороной в глазах таких же, как она, горемык. Сама Наталья не брала подношений, но другие работники больницы, это она точно знала, от них не отказывались. С того времени, как была назначена главврачом, уже несколько раз собиралась крупно поговорить об этом с сослуживцами. Да все никак не получалось. То времени не хватает, то не все в сборе. Теперь же решила, что больше не станет откладывать этот разговор.
Наконец дверь отворилась.
- Вы ко мне? - спросил холеный мужчина. На его лице не было и тени смущения.
- Да. Я главврач Поречской больницы, - представилась Наталья. Она умышленно не сказала "участковой". Пусть думает, что Поречская больница это солидное медицинское учреждение и с его главврачом следует считаться. Заведующий недоверчиво окинул Наталью взглядом. Тем не менее, пригласив в кабинет, учтиво пропустил ее вперед.
- Слушаю.
- Прошу вас коротко рассказать о состоянии здоровья Веры Ивановны Тереховой.
Заведующий предложил Наталье кресло. Сам сел напротив, еще раз изучающе посмотрел на Наталью, стал перекладывать на столе истории болезни, листки бумаги, зачем-то переставил с одного места на другое перекидной календарь. По этим несуетливым, но бесцельным движениям угадывалось, что время у него есть и что он готов уделить достаточно внимания симпатичной посетительнице.
- Вы не очень торопитесь? - спросил заведующий.
- Меня ждет девочка в холле.
- Дочь?
- Дочь Тереховой.
- Без присмотра девочку оставлять, конечно, нельзя. Отведите ее к мамаше, а сами возвращайтесь сюда. Я подробно расскажу вам о Тереховой. Кстати, она вам родственница?
- Пациентка.
- Минуточку. - Заведующий разыскал историю болезни Веры. Пробежал глазами по одному из вклеенных листов и спросил: - Вы, извините, не Титова?
Догадливым оказался заведующий.
- Да. Наталья Николаевна.
- Мне тем более будет приятно поговорить с вами. Я в курсе. Знаю, что вы были первой, кто поставил Тереховой правильный диагноз.
Наталья вернулась в холл. Оксанка напряженно сидела на стуле и оглядывалась по сторонам. Непривычной для нее была обстановка.
Увидев Наталью, девочка спрыгнула на пол и побежала навстречу:
- А где мама?
- Пошли к твоей маме.
В палате, где лежала Вера Терехова, была еще одна женщина. Она-то и помогала Вере. Наталья ожидала, что Оксанка сразу же бросится к маме. Но, удивительное дело: девочка прижималась своим крохотным тельцем к ногам Натальи и несмело продвигалась к койке, с которой на нее ошеломленно смотрела мать. Конечно, дома все было бы иначе. Но здесь другая обстановка, незнакомая женщина. Вера не верила своим глазам. Да может ли такое быть, чтобы кто-то ее навестил? Ну, Наталья еще куда ни шло. Но чтобы взять с собой и Оксанку! И все-таки ее родная малышка здесь, рядом. Сколько времени ушло, как они не видели друг друга? Месяца два, не меньше. Крепилась, крепилась Вера, а все же сдержать слез не могла.
- Не обращайте внимания, - словно оправдываясь, проговаривала она, бабьи слезы - что дождевая вода. Они льются и когда муторно на душе, и когда хоть краем, да проглянет солнышко.
- Ну, как наши дела? - спросила Наталья. - Болит спина?
- Да нет. Теперь вроде бы легче.
- А ходить пока не получается?
- Может, и ходила бы, да врачи не разрешают. Надо, говорят, чтобы соли рассосались.
"Соли рассосались", "отложение солей" - знакомые выражения. К ним Наталья привыкла, как привыкают к неизбежности. К сожалению, медицина еще не всемогуща. Вот и приходится ее служителям иногда выкручиваться, говорить больным пусть далекие от истины, но в какой-то мере целительные слова. Слова... Какое умение, какой нужен талант, чтобы безошибочно пользоваться этим обоюдоострым оружием, пользоваться так, чтобы больной поверил врачу, поверил в святую ложь. Наталья никогда не забудет случая из своей студенческой практики. Один заядлый курильщик, бывало, проснется ночью и так зайдется от кашля, что весь посинеет. Его уговаривали, стыдили, пугали всякими болезнями. Говорили, что пока у него только хронический бронхит, но если не бросит курить, наступит удушье, а то дело может кончиться и раком легкого. Не верил человек. А может, и верил, да не находил сил себя перебороть. Время шло. И надо же, заболел-таки курильщик раком легкого. Болезнь эта вначале и так мало заметна, а если она начинается на фоне привычного кашля, то и вовсе скрыта. Обратился к врачу, когда стало совсем невмоготу. Обследовали. Оказалось, что слишком поздно. "Что вы хотите, говорил лечащий врач, - столько курить и не кашлять". - "Так что у меня?" "Хронический бронхит". Но теперь больной уже не верил: нагнали на него когда-то страху. Нет, здесь что-то не так. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не доцент, который вел группу студентов. Демонстрируя перед ними больного, он сказал: "Видите, молодые коллеги, к чему может привести курение? Началось с бронхита, а кончилось воспалением легких". "Так у меня воспаление легких?" - перебил доцента повеселевший больной. "Чему ж тут радоваться?" - деланно сокрушенным тоном спросил доцент. "Но воспаление легких же лечится". - "Лечится, хотя и с трудом". Тонко, очень тонко подошел доцент. Начал с разговора не с больным, а со студентами, без пяти минут врачами. Как бы подвел итог разбора заболевания. Спас умно подобранный "диагноз". А то самочувствие человека резко ухудшается, а ему объясняют это обыкновенным бронхитом, с которым он ходил больше десятка лет.
- Вот тебе, Вера, яблоки. Мы с Оксанкой купили. Вы тут поговорите, а я тем временем зайду к заведующему отделением. Он же у тебя лечащий врач? спросила Наталья.
- Да. Узнайте, Наталья Николаевна, сколько мне еще тут быть.
- Узнаю, Вера, все узнаю. Вернусь - расскажу.
Когда Наталья, постучав, открыла дверь кабинета заведующего, она поняла, что ее ждали. И не просто ждали, а успели навести порядок. Даже где-то раздобыли цветы. Сам заведующий был теперь в свежем накрахмаленном халате, но без шапочки. Будто забыл ее надеть. Будь он лыс или хотя бы с залысинами, вряд ли "забыл" бы шапочку. Но без нее он и в самом деле выигрывал. Аккуратно, волнами уложенные волосы отливали медью духовой трубы.
- Закревский Виктор Вениаминович, - представился наконец заведующий. Садитесь, пожалуйста, в кресло. Вы, конечно, знаете, что дела Тереховой плохи. В костях у нее, по рентгеновским снимкам, живого места нет.
Наталья внимательно слушала Закревского и невольно сравнивала его с фазаном. Даже походка и та казалась птичьей. В такт неторопливым шагам Виктор Вениаминович слегка подавал голову вперед.
- Кофе будете пить?
- Не откажусь.
Закревский, извинившись, вышел. Через несколько минут вернулся с чайником, из носика которого струйкой бил пар. Из шкафчика достал банку с растворимым кофе, раскрыл коробку конфет. Ополоснул под краном две чашки, плеснул в них кипятку и сказал:
- Угощайтесь.
Наталья, растворив в чашке пол-ложечки кофе и надкусив конфету, не без умысла спросила:
- Где вы покупали такие конфеты?
Думала, что Закревский сочинит что-нибудь такое, что проверить невозможно. Но, к удивлению, он без тени смущения ответил:
- Нигде я их не покупал. Вы видели, как из моего кабинета вышла женщина?