В прошлом месяце Стефано исполнилось двадцать семь лет. Немного, если учесть что его карьера развивалась весьма успешно, но слишком мало для знания человеческой души. Стефано ощущал свою неопытность в хитроумно закрученных закулисных интригах и злился. Ведь он мечтал о большем, чем должность помощника консула, который, ко всему прочему, был его родным дядей по отцовской линии. Он ощущал со стороны консула сильную неприязнь и не удивлялся этому обстоятельству. Четыре года назад, похоронив брата, а через год и отца, Стефано стал единственным наследником большого состояния. Предприняв попытку заполучить наследство старшего брата путем замужества своей дочери и племянника и получив категорический отказ, консул обозлился до крайности. Полтора года он ждал совершеннолетия дочери, выпроводил множество женихов, а наглый мальчишка просто заявил: не хочу.
Его свобода ограничивалась пределами посольского дома. Димитрис вел себя уже не с той учтивостью, но соблюдал рамки приличия. Все-таки Стефано удалось нарушить распоряжение не покидать свою комнату без сопровождения и встретиться с начальником своей личной охраны Паоло Барбьери. Он был единственным человеком в Солдайе, не считая консула, к советам которого Стефано прислушивался. Паоло обладал незаурядным умом для человека, большая часть жизни которого прошла в сражениях, а не в кулуарах аристократического общества.
Паоло еще лежал в постели, но моментально вскочил, увидев своего сеньора, тайно пробравшегося в его комнату. Он вопросительно взглянул на Стефано:
─ Сеньор ди Монтальдо, я потрясен наглостью феодоритов! Нас заперли как шпионов и не дают даже шагу ступить.
Стефано присел на постель рядом с Паоло и озабоченно проговорил:
─ Верно, Паоло, но не как шпионов, а как захваченных на войне пленных. Как мне стало известно, наш флот высадился в бухте и с боем взял Чембало. ─ И торжествующе добавил. ─ Победа за Генуей!
─ Ясно, ─ медленно произнес Паоло. ─ Я все понял, сеньор. Мы в плену. ─ Мужчина сначала улыбнулся, а затем задумчиво опустил брови. ─ Так скоро…Они планировали на август…
─ Планировали… ─ Стефано протяжно повторил его слова. ─ А ты уверен, что планировали именно на август, а не на начало июня? Ты знаешь лишь то, что говорил консул… но не сенат.
Паоло резко повернулся к Стефано, и его лицо потемнело.
─ Вы тоже считаете бесполезным наше прибытие в Феодоро?
─ Да. Получается, мы приехали бессмысленно. У тебя есть соображения по этому поводу? ─ Стефано замолчал и с возмущением сжал губы.
─ Вы не находите смысла, сеньор?
─ Как раз я его обнаружил его. Поэтому и пришел к тебе, чтобы получить его подтверждение своей догадке. Ты понимаешь, о чем я?
На задумчивом лице Паоло отразилось понимание. Он медленно провел по черной с проседью бороде, и презрительно прищурился, вперив взгляд в дальний угол комнаты.
─ Вы хотите сказать, что можно избавиться от племянника, не замарав при этом рук?
─ Да, ─ глухо отозвался Стефано. ─ Он давно мечтает прибрать к рукам мое состояние, наше фамильное палаццо, поместья и все остальное. Хотел подсунуть мне свою заурядную дочь ─ не вышло.
Когда фигура Стефано, освещенная светом факелов, исчезла в дверях посольского палаццо, что-то оборвалось в душе Веры. Стало нестерпимо одиноко в этом проклятом средневековом городе. Единственный человек во всем этом мире, который вступился за нее, сам попал под арест.
Молодая женщина бежала по пустынным улицам, не разбирая дороги. На небе появилась луна, и стало немного светлей. Медленно, нерешительно выплывала она из-за туч, поднимаясь все выше и выше, большая, тусклая и багровая. Ночное светило безразлично взирало на беспредельные страдания, которыми был наполнен этот мир.
Она уже несколько часов бесцельно бродила по улицам города. Прошлась по рынку, не отвлекаясь на постоянные назойливые голоса продавцов, бойко предлагающих свой товар. Полная грусти, не зная, куда податься, Вера совсем отчаялась, ― раньше ее никогда не посещало нежелание жить. Она вспомнила жестокое лицо Попандопулиса и подумала, что для нее было бы лучше умереть под ударами кнута. Что за судьба ей уготована? Наивное желание попасть в монастырь и прижиться там показалось утопией. Сомнения начали подтачивать душу и резать сердце. Недавняя уверенность убывала с каждой секундой, освобождая место унынию и безысходности.
Ближе к полудню измученная женщина свернула в тенистый проулок. Острое чувство голода ее совершенно не волновало, а наоборот, радовало, вместе со злорадной обидой на жизнь. Тутовое дерево, под которым уселась Вера, шелестело блестящей листвой, его плоды еще не поспели, но уже начали наливаться соками. Рука сама потянулась за ягодами, но дрогнула, едва коснувшись листвы. Вера сорвала несколько незрелых ягод и в бешенстве отшвырнула в сторону. Жизнь ей больше не нужна. И она стала лихорадочно прикидывать, сколько нужно дней не есть, чтобы умереть с голоду.
Проходящие мимо горожане с удивлением оглядывались на изящно причесанную и хорошо одетую красивую молодую женщину, непристойно сидевшую под деревьями. Вера, провожая их безразличным взглядом, иногда улыбалась, услышав реплики в свой адрес, сказанные осуждающим тоном.
«Думают, перебрала барышня вина и даже встать не может»!─догадалась Вера и сухо рассмеялась, смело встречая осуждающие взгляды прохожих..
И никто не заберет в вытрезвитель!
Она вздохнула, вспомнив о родной московской милиции. Когда утих первый взрыв навалившегося отчаяния, она опустила голову, прижалась к шершавому стволу и задремала.
Служанка
День был томительно-жаркий. Ни дуновения ветерка, ни единого облачка на небе. Две молодые женщины, обвешанные тяжелыми связками с глиняной посудой, медленно брели по пыльной дороге, предусмотрительно обходя острые камни. Обессилив, они остановились передохнуть. Та, что была помоложе, простонала, растирая узкое плечо, натертое лямкой:
─ Я же тебе говорила, надо было попросить носильщика Фотиса. Еще и половины пути не прошли, а у меня так болят плечи!
─ Ты, видно, не завтракала сегодня! ─ усмехнулась другая. ─ А еще замуж собралась! Привыкай, там «напашешься»! ─ женщина осторожно опустила посуду, размяла руки, устало поглядывая на голубое небо. ─ Этот мерзавец Фотис вечно пристает, то за грудь схватит, то целоваться лезет. По мне, так уж лучше носить тяжести.
─ А я бы сейчас поцеловала любого урода, лишь бы не тащить эту проклятую посуду! ─ девушка капризно перекривилась, глянув на ненавистные миски, аккуратно переложенные соломой и увязанные стопками. Она отошла в тень, отбрасываемую высоким деревом, и удивленно воскликнула. ─ Ха! Эльпида! Взгляни, не одни мы с тобой замучены жарой! ─ Она указала рукой на молодую женщину, спящую под деревом.
Эльпида усмехнулась и насмешливо проговорила:
─ Мы-то измучены зноем, а она, скорее всего, вином.
─ Нет, погоди! ─ встревожено пробормотала девушка, с сочувствием глядя на раскрасневшуюся Веру. ─ А если она перегрелась на солнце?! Может, ей дурно? Пойду, посмотрю!
А усталая Вера незаметно для себя уснула. Она не видела, как женщины подошли к ней, не почувствовала, как дотронулись до ее лба, даже не слышала их голосов.
─ Я с ней встречалась в саду! ─ внезапно воскликнула Эльпида. ─ А ты ее не узнаешь?
─ А! ─ протянула девушка, напрягая память и склоняясь еще ниже. ─ Та странная незнакомка! И ее вещи, чудные, как и она сама! Интересно, кто же она?
Женщина пожала плечами. Ее смуглое лицо передернулось, и она беспокойно прошептала:
─ Слушай, Деспина, я не знаю, кто она. Но мне кажется, ей некуда идти. На рынке прошел слух о белокурой красавице-чужеземке. Она слоняется по городу, ничего не покупает, ни с кем не разговаривает. И… ─ женщина конвульсивно сглотнула. ─ Я рассказывала тебе…она дала сласть моему Власису. Не знаю, что это за сласть, но его недуг прошел. Я и не надеялась.
Молодые женщины, задумавшись, посмотрели друг на друга. Деспина первая прервала затянувшуюся паузу. Высоко подняв брови, она оживленно заговорила:
─ Давай ее заберем к нам домой! Если она согласится, конечно! Я и Сибилла… Мы вдвоем не справляемся на кухне! Нам нужна помощница! Я сама попрошу госпожу! ─ девушка, восхищенная своей идеей, умоляюще посмотрела на подругу.
─ Хорошо! Тогда буди ее! ─ согласилась Эльпида, с состраданием глядя на измученную Веру.
Женщины принялись тормошить сонную незнакомку.
Вначале, находясь в забытье, Вера не поняла, что от нее хотят. Но, спустя несколько мгновений, она рассмотрела женщин и узнала черноглазую гречанку из сада. Они смотрели на нее с сочувствием и помогли ей встать, хотя она в этом не нуждалась. Заговорить с ними Вера не пыталась, также, как и они. Молоденькая кивком головы позвала за собой.
Даже не задумываясь, куда ее ведут, Вера покорно побрела за женщинами. Младшая из женщин буквально падала под тяжестью своей ноши. Пот градом лился по ее лицу и влажными пятнами выступал на ткани ее светло-зеленой туники. Она сдувала с мокрого лба каштановые пряди волос, выбившиеся из постоянно сползающего платка. Их языка Вера не знала и робко постучала по плечу хрупкой гречанки.
─ Может, помочь тебе? ─ предложила она и, чтобы объяснить свое намерение, взялась за широкую лямку из грубой материи.
Смуглое лицо просияло в улыбке, а глаза радостно заискрились. Веселые лучистые глаза цвета темно-глубокой зелени как будто смыли все жгучее беспокойство, и Вера, ловко подхватив лямку, закинула ее себе на плечо.
Благодаря удачному стечению обстоятельств ее жизнь кое-как наладилась. Теперь она жила в доме у некой госпожи Пелагеи, пожилой богатой вдовы. В ее обязанности входила уборка кухни и помощь двум поварихам. Первое время было тяжело. Женщины пытались жестами объяснить, что ей надо делать. Получалось у них это плохо, пока Вера не перехватила инициативу, активно вникая в работу.
Если смотреть с позиции прошлой жизни, можно было бы ужаснуться. А после всего пережитого она радовалась, что имеет пищу и кров над головой. Никто ее не обижал, и она старалась изо всех сил, чтобы избежать замечаний. К концу первой недели Вера уже знала много греческих слов, что несказанно радовало ее.
Деспина и Сибилла не особо горели желанием трудиться, и при малейшей возможности старались увильнуть. На Веру плавно перешла обязанность ходить на рынок вместе с Деспиной, где приходилось подолгу жариться на солнце, покорно дожидаясь, пока та наболтается всласть со знакомыми служанками и торговками. Обычно покупки у них занимали не менее трех часов, хотя в действительности для этого хватило бы и часа. Лишь потом Вера поняла, что поход на рынок ― огромное удовольствие для Деспины.
К вечеру Вера очень уставала и валилась на тюфяк, набитый сухой травой, не чувствуя под собой ног. Но ее это не беспокоило. Тут все работали напряженно. Зато теперь она не волновалась за свою безопасность. Иногда она сопровождала госпожу в гости, неся за ней корзины, наполненные фруктами и первым ранним виноградом. Горожане почтительно кланялись пожилой даме, и это означало, что больше ни никто не посмеет замахнуться на Веру или заявить на нее свои права. Пожалуй, это было самое приятное. Вдова, по-видимому, не любила болтливых, а Вера всегда молчала, так как знала лишь самые элементарные слова.