Входит Эмилия.
ЭМИЛИЯ. (обращаясь за кулисы). Благодарю вас, госнпода, но разрешите мне наконец уехать. (Видит Пруса.) Еще один?
ПРУС. О нет, мадемуазель Марта, я не с поздравленниями. У меня к вам другое дело.
ЭМИЛИЯ. Но в театре вы вчера были?
ПРУС. Конечно.
ЭМИЛИЯ. То-то. (Садится на трон.) Никого сюда не пускать. С меня довольно. (Смотрит на Янека.) Это ваш сын?
ПРУС. Да. Подойди поближе, Янек.
ЭМИЛИЯ. Подойдите, Янек, я хочу посмотреть на вас. Вы были вчера в театре?
ЯНЕК. Да.
ЭМИЛИЯ. Понравилась я вам?
ЯНЕК. Да.
ЭМИЛИЯ. Вы умеете говорить что-нибудь, кроме "да"?
ЯНЕК. Да.
ЭМИЛИЯ. Какой у вас глупый сын.
ПРУС. Мне стыдно за него.
Входит Грeгор с букетом.
ЭМИЛИЯ. А, Бертик! Давай букет.
ГРЕГОР. За вчерашний вечер. (Подает букет.)
ЭМИЛИЯ. Ну-ка покажи. (Берет букет и вынимает из него футляр.) Это возьми назад. (Отдает футляр.) Молодец, что пришел. За букет спасибо. (Понюхав, бросает букет на кучу других.) Понравилась я тебе?
ГРЕГОР. Нет. Ваше пение подавляет, оно слишком совершенно. Кроме того...
ЭМИЛИЯ. Ну?
ГРЕГОР. Когда вы поете, вам скучно. Мастерство потрясающее, сверхчеловеческое, но сами вы... скучаете смертельно. Вам как будто холодно.
ЭМИЛИЯ. Ты почувствовал это? Что ж, может, ты и прав. Слушай: тот документ, насчет Эллен, я уже послала твоему глупому адвокату. Как процесс?
ГРЕГОР. Не знаю. Мне все равно.
ЭМИЛИЯ. Ну еще бы! Уже покупаешь всякие побрянкушки в футлярах, дурень. Сейчас же вернешь ювелиру. Сколько ты заплатил?
ГРЕГОР. Какое вам дело?
ЭМИЛИЯ. Занял небось? Бегал все утро по ростовщинкам? (Роется в сумочке, вынимает пачку банкнот.) На, бери. Скорей!
ГРЕГОР. (отшатнувшись). Вы предлагаете мне деньнги? Да вы понимаете?..
ЭМИЛИЯ. Бери, говорю, а то за уши выдеру.
ГРЕГОР. (вспыхивая). Попробуйте!
ЭМИЛИЯ. Смотрите пожалуйста: указывать мне вздунмал. Бертик, не зли меня. Я отучу тебя залезать в долги. Ну, возьмешь?
ПРУС. (Грегору). Ради бога, прекратите.
ГРЕГОР. (вырывает деньги). Дикие капризы! (Перендает Витеку.) Сдадите в контору. В депозит мадемуанзель Марти.
ВИТЕК. Слушаю.
ЭМИЛИЯ. Эй, вы. Это для него. Понятно?
ВИТЕК. Слушаю.
ЭМИЛИЯ. Вы были в театре? Поправилась я вам?
ВИТЕК. Еще бы! Настоящая Страда.
ЭМИЛИЯ. А вы слышали Страду? Вот что я вам скажу: Страда пищала. У нее не было никакого голоса.
ВИТЕК. Но ведь она умерла больше ста лет назад.
ЭМИЛИЯ. Тем хуже. Послушали бы, тогда и говонрили. Страда! И почему это вечно вспоминают Страду?
ВИТЕК. Простите, сам я не слышал... Но история свидетельствует...
ЭМИЛИЯ. История врет. Вот что я вам скажу: Страда пищала, у Корроны был зоб, Агуяри была глупа как пробка, а Фаустина пыхтела, словно кузнечный мех. Вот она, ваша история.
ВИТЕК. Прошу прощения... я не специалист... все, что касается музыки...
ПРУС. (с усмешкой). Витек ни в чем не станет вам перечить, пока не зайдет речь о французской революции.
ЭМИЛИЯ. О чем?
ПРУС. О французской революции. Это его конек.
ЭМИЛИЯ. Почему?
ПРУС. Не знаю. Но попробуйте спросите его о гражнданине Марате.