Потолок был освещён всё теми же лампами-дневнухами и почему-то ровно покрыт зелёным, похожим на мох. — Поспи! — отозвался Кембрик, — Увидела она… Я тебе завтра ещё и не такое покажу.
Украшенный банкетный зал погрузился в лёгкий полумрак — это погасили свет над столами. Зато софиты ярко осветили сцену, привлекая внимание к выступающему. Это было излишним — даже если бы этот человек заговорил, не вставая из-за стола, все затихли бы и ловили каждое его слово.
Мужчина явно волновался, пряча нервозность под лёгкой улыбкой. Зал почувствовал это и поддержал выступающего аплодисментами. Едва они стихли, мужчина начал свою речь. Он говорил с лёгким акцентом, к которому окружающие уже привыкли и который они почти не замечали.
— Теперь это только обрывки памяти, — произнёс он с ухмылкой, — шелуха мыслей, лёгкая дымка ощущений и эмоций. Но тогда всё это воспринималось так ярко и почти болезненно реально — чувства были обострены до предела. Помню, я ощущал себя загнанным зверем — опасность, казалось, ждёт меня повсюду. Ладони постоянно потели, я еле-еле вспоминал слова и нелепо укладывал их в предложения, даже и не думая о законах грамматики. Меня преследовала жуткая мысль: "Это наверняка капкан! И я сам в него залез!"
Зал рассмеялся.
— Да, сегодня, по прошествии стольких лет всё это кажется смешным, но, чёрт возьми, это было самое страшное время в моей жизни. Время, когда я приехал в СССР.
Снова смех в зале и одобрительные аплодисменты. Улыбаясь, мужчина привычным движением поправил очки. Операция по коррекции зрения заняла бы не дольше пары минут, к тому же была абсолютно безопасна, но, как говорится "привычка — вторая натура", а он уже привык к очкам.
— У каждого человека есть мечта, — продолжил мужчина, — кто-то воплощает свою мечту в жизнь, кто-то — нет. Для кого-то она тяжёлый груз, для кого-то — ветер в парусах. В чьих-то мечтах есть место только "я". В другие мечты могут вместиться и "мы". Но в конкурсе на лучшую мечту обязательно победила бы та, в центре которой "они". Я, кстати достоин только второго места, в своей мечте я не забывал о себе.
Шутка вызвала очередную поддержку зала, и мужчина почувствовал, что окончательно успокоился. Он знал большинство из этих людей не дольше года, но ему вдруг захотелось быть перед ними предельно честными, рассказать им всю правду.
— Мне легко далась учёба в Оксфордском Университете. Возможно, потому что мой отец там преподавал, — из-за смеха мужчине вновь пришлось выдержать паузу, — а может быть потому что там преподавал мой дед.
На этот раз пауза была значительно дольше, а овации — громче.
— Но насколько легко мне давалась учёба, настолько тяжело мне давалась жизнь. Знаете, историк — это обязательно человек из прошлого. Историк не может быть современным, иначе он — плохой историк. Я старомодный человек, я до сих пор пользуюсь обычным телефоном, — в доказательство этого мужчина достал плоское устройство, состоящее из одного лишь экрана, — до сих пор не могу привыкнуть к галофонам и к их трёхмерным изображениям собеседников. Такой человек как я должен был умереть там, где родился, и может быть так оно и случилось бы. Возможно, я сейчас не разговаривал бы с вами, а преподавал бы историю в том же Оксфорде. Я бы прожил неплохую тихую спокойную жизнь. Но этому не суждено было сбыться и это так только лишь потому, что у меня была мечта.
Автоматические столы давно поменяли пустые фужеры, спрятав их где-то в своих недрах. Оттуда же, из глубин механических внутренностей, перед сидящими появлялись новые напитки, а салаты за некоторыми столами давно сменились на горячее.
Эти столы недовольно щёлкнули — сенсоры не уловили движения рук к тарелкам, а потому спрятали блюда обратно, пока они не остыли. Сидящим в зале было не до еды — единственное, что их сейчас интересовало — это человек на сцене.
— Для Европы этот проект оказался слишком масштабным. Он требовал серьёзных вложений, больших территорий, а территория — это то, чего в Европе всегда не хватало. Мне предлагали уменьшить амбиции, пойти на компромисс, но разве можно поделить мечту пополам и быть довольным тем, что от неё осталось? В Америке ситуация в корне поменялась. Всего около недели поисков нужного человека окончились, как я тогда думал, успехом. Проект был принят и тщательно изучен. Ещё через неделю инвесторов было так много, что даже если половина из них в итоге отказалась бы, денег всё равно оставалось достаточно. Мне казалось, что я самый счастливый человек на свете. Это ощущение сохранялось во мне в течение нескольких месяцев, пока я не начал замечать определенных нововведений и корректировок, вносимых в проект. Первым ударом стали сувенирные лавки по всему парку. Я пытался возражать, что в бронзовом веке не было, и не могло быть никаких сувенирных лавок, и тогда я впервые услышал это слово — "рентабельность". В моей мечте не было рентабельности. Моя мечта должна была служить совершенно иным целям, отличным от получения прямой денежной прибыли. Русские горки, прошу прощения, — поправил себя мужчина, — вы называете их "американскими". Американские горки над викторианским Лондоном.
В зале послышались и смешки, и недовольное ворчание. Присутствующие были возмущены подобными предложениями.
— Уже через месяц повсюду в моём проекте красовались нововведения, единственной целью которых было получение прибыли — аттракционы тут и там, кинотеатры, торговые залы. Мой Парк Истории Цивилизации постепенно превращался в парк развлечений, и я совершенно ничего не мог с этим поделать. Там где школьники должны были бродить, поражаясь величию римским архитекторов, пытаясь понять быт античного человека, сегодня они должны были покупать мороженное и участвовать в видео-играх о гладиаторах. Я уехал, так и не дождавшись окончания строительства, и позже во всех интервью я отрицал свою причастность к этому проекту. Вполне успешному, кстати говоря.
Мужчина глубоко вздохнул:
— Я не хочу сказать, что это плохо. Да, люди потратившие деньги на этот парк должны были что-то получить взамен. Но я предлагал им вовсе не деньги, а нечто гораздо большее. Я предлагал им превратить это место в центр и одновременно музей мировой культуры. Место, где обязан был бы побывать всякий образованный человек, место, где мы бы лучше понимали нашу историю. То, что сделали они — это не плохо, это иначе. Совсем по-другому. И совсем не то, что предлагал я.
У кого-то зазвонил галофон, он, виновато улыбаясь, отключил сигнал и вновь всё внимание вернулось к выступающему.
— Сергея я встретил на одной из исторических конференций, я уже тогда вновь был обычным британским преподавателем. Это был первый человек из СССР, с которым я разговаривал дольше пяти минут. Честно сказать, мне он не очень понравился.
Шутка оказалась смешной ещё и потому, что сам Сергей находился в зале. Этот высокий худой мужчина с короткой бородкой находился за одним из передних столиков. Он кланялся взглядам присутствующих, широко улыбаясь.
— Сейчас вы видите его улыбчивым, и многие из вас знают его как человека с прекрасным чувством юмора, — продолжал выступающий, — но вот только там, в Европе он был совсем другим. Хмурый и напряжённый. Позже мы обсуждали с ним это. Как западу так и не удалось примириться с идеями Советского Союза, так и гражданам страны Советов так и не удалось изжить образ "западного врага". Сергей общался со мной так, будто я представитель ЦРУ, впрочем, по его признанию, сам я общался с ним так, будто он не кто иной, как агент КГБ.
Сергей закивал головой, показывая, мол, да, так всё и было.
— Не знаю почему, но мне захотелось поделиться с Сергеем своей погибшей, как я тогда считал мечтой. Едва он услышал о Парке Истории Цивилизации, как поразил меня своими знаниями об американской его, как я теперь её называю, копии. Почему-то я был уверен, что граждане Союза вообще не знают о происходящем в мире. Сергей отозвался о той моей идее довольно скептично, но всё изменилось, когда я рассказал ему о первоначальном плане — том самом без горок и видеоигр. Уж не знаю, что тогда нарисовало его воображение, но этот "безумный русский" вскочил и начал ходить взад-вперёд по комнате. Он что-то там бормотал о том насколько это гениальная идея, о том каким прекрасным местом смог бы стать этот парк. В общем, он говорил то, что я итак знал.
Мужчина провёл пальцем по экрану на тумбе, за которой он выступал, и снизу, механизм такой же, как у автоматических столиков, появился стакан воды. Извинившись перед публикой, выступающий сделал небольшой перерыв в речи для того чтобы попить.
— Из Москвы мне позвонили, как сейчас помню, рано утром. А уже к вечеру у меня на руках были билеты. Вот только ехать мне совсем не хотелось. Я уже упоминал это — Советский Союз представлялся мне чем-то очень странным, даже страшным. Помню, уже в самолёте я сто раз пожалел о том, что лечу. Мне было страшно — я едва знал язык, я был напуган слухами об этой стране. Первые несколько дней я дрожал от каждого шороха за дверью гостиничного номера. Я всерьёз был уверен, что за мной придут, как это называется, "мужики" и потребуют от меня раздать всё, что есть советскому народу. Был уверен, что потом поведут на расстрел. А если и не "мужики" придут, то агенты КГБ и это тоже в итоге закончится расстрелом.
Последние предложения вызывали смешки и аплодисменты в зале, выступающий и сам рассмеялся:
— Да, как я и говорил, время когда я переехал в СССР было самым страшным в моей жизни. Но день за днём я всё больше включался в работу над своим проектом. Оказалось, что Сергей уже убедил исторический факультет МГУ в том, что подобный парк необходим. Затем условное "добро" дало и начальство самого университета. Тогда-то меня и пригласили. Мы подолгу, иногда не просто вечерами, а ночами обсуждали проект. Честно сказать, многие удачные идеи и коррективы были предложены уже не мной. Да, здесь мой проект тоже корректировали — я не могу сказать что приехал, предложил и получил то, что хотел. Другое дело, что исправления эти носили уже чисто технический характер. Я, например, мечтал о живых людях — жителях в наших копиях городов и селений, но это конечно оказалось неосуществимо. Теперь мы используем высокоточные голограммы, но надо сказать — это не заметно до тех пор, пока вы не решитесь их потрогать. В конечном счёте, все нововведения, которых я так боялся, несли ту же идею что и сам проект — показать историю цивилизации от древнейших времён и до современности.
Снова небольшая пауза для нескольких глотков воды.
— Завтра в наш Парк Истории Цивилизации приезжают первые посетители — около десяти тысяч школьников. Завтра мы начнём работать и мне осталось подождать что-то около двенадцати часов до того момента как осуществиться моя мечта. За это я хочу поблагодарить всех присутствующих, все вы помогли в её осуществлении, и без вас всего этого не было бы. Но есть ещё кое-что, что я хотел бы сказать. Мечты достойны осуществления — все без исключения. Так же как все без исключения люди достойны счастья и благополучия. Но я хотел бы, чтобы каждый немного расширил бы свою мечту. Чтобы он пустил в неё кого-то, кроме "я". Чтобы там нашлось место хотя бы для "мы". Такие мечты не просто достойны, они обязаны осуществляться. Спасибо вам.
Яркой вспышкой овации ослепили секундную тишину. В банкетном зале Парка Истории Цивилизации присутствующие вставали, выражая почтение директору и вдохновителю этого проекта.
— Давайте постараемся сегодня не засиживаться, с утра все должны быть "как огурчики", — на прощание пошутил выступающий.
(На правах рукописи) -2012
Восьмое января 2061 года. Восемь часов одиннадцать минут. Двадцать три минуты до аварии.
Младший инженер Комплексной Опытно-Методической партии N5 Лаборатории Физических Методов Анализа Бронницкой Геолого-геохимической экспедиции Института Минералогии, Геологии, Геохимии, Кристаллографии и Кристаллохимии имени проф. Овчинникова Валерий Тазретович Бесоев, широко известный в узких девичьих кругах Общежития номер один (кстати, а вот почему именно номер один? ведь никакого другого общежития в БГГЭ никогда и не было? неразрешимая загадка природы!) как "Бесёнок", "Бесёночек", "Бесик" или "Бес безрогий", в зависимости от степени оказываемого оным Валерой к наименовательнице товарищеского участия, высунув от усердия кончик языка, осторожно коснулся кончиком пластиковой пипетки плоской вершины узкого угольного электрода.
От носика пипетки оторвалась крохотная капелька. В оранжевых лучах освещающих лабораторию кадмиевых ламп она на несколько мгновений задрожала красноватой янтарной бусинкой, затем полукруглый купол капли впитался, мгновенно высыхая и покрывая поверхность набитой в электрод пробы сверкающим белизной соляным куполом.
Quod erat demonstrandum! Что и требовалось доказать.
Теперь при подаче на электрод постоянного тока в 500 ампер летучий, почти невесомый порошок (3000 м.е. ш, не хухры-мухры!) не вылетит, бездарно разлетевшись, из просверленного в электроде канала, как картечь из пушечного ствола, а будет, постепенно расплавляясь и испаряясь, плавно диссоциировать на атомы…
Валера удовлетворенно хмыхнул, а затем горестно вздохнул… Этот электрод он удачно закапал! Осталось закапать еще полторы сотни… В этой партии проб! Остальные партии набитых пробами электродов, установленных вертикально в глухих дырках, выверенными лазерным указателем рядами грубо просверленных в толстых, неструганных, черных от угольной пыли дубовых досках, как стая мигрирующих к океану больных "вертячкой" ежей, угрожающе топорщясь, теснились вокруг него на металлических, покрашенных веселенькой салатовой краской стелажах.
— Ut tempus mi calvus! — превычно блеснул превосходным знанием языка Тита Лукреция Кара младший инженер Бесоев. — Ну вот кто мне, дураку, объяснит? У нас тут в комнате оборудования понапихано на миллионы нормо-часов, ЭВМ стоит самая совершенная… а электроды я закапываю, ровно как сто лет тому назад? Ну, неужели же нельзя ничего придумать? Манипулятор какой-нибудь, что ли…
— Вот ты, Бесенок, и придумай! — раздался за его спиной звонкий и веселый девичий голосок, и пара обтянутых белоснежными рукавами лабораторного халата нежных рук ласково обняла его за поросшую черным, кудлатым волосом шею. — Ты же у нас такой у-у-у-умный… Придумай что-нибудь, правда, а?
Валера стеснительно покраснел, вспомнив, как совсем недавно он из этих же прелестных уст услышал точно такую же фразу.
Тогда, сразу после новогоднего субботника, вечерком комсомольцы весело отмечали начало нового трудового года, определяющего года Семилетки. И вот, коварный лаборант, рыжая и бесстыжая (рыжие, они все такие!) Лена Левченко заманила его, неосторожно принявшего на грудь изрядную дозу разбавленного клюквенным соком "шила", в Ленинскую комнату, под вполне благовидным предлогом пояснения им, Валерой, совершенно неясного Лене места из переписки ренегата Каутского с Фридрихом Энгельсом, для чего Бесоеву и понадобилось срочно прибегнуть к первоисточнику. Увы, толстенный мнемокристалл в синей пластиковой суперобложке с вытесненными на нем силуэтами Вождей в обрамлении лавровых венков так и остался невостребованно лежать возле экрана кодоскопа… Сначала бессовестная обманщица Ленка неистово целовалась с ним так, что у Валеры наутро аж губы болели, а затем и прошептала ему на ушко ту самую фразу:
— Придумай что-нибудь, а? Ты же ведь у-у-умный…
Задумаешься тут. Потому как из мебели в Ленинской комнате, кроме застекленных шкафов с политико-идеологической литературой, стоял только застеленный красной бархатной скатертью стол, в обрамлении деревянных, с высокой спинкой и холодным дермантиновым сиденьем, заседательских стульев, числом ровным количеству членов партбюро… Не то, чтобы Лена имела что-то именно против стола! Просто прошлый раз, не выдержав напора ликующей молодой плоти, он-таки подломился. И жестокосердный завхоз Петрович, под угрозой отлучения Лены от заветного ключа от Ленкомнаты, категорически запретил ей впредь использовать мебель не по назначению.
Однако, голова младшего инженера соображала хорошо и быстро. Приставив стул к широкому подоконнику, он установил Лену на сиденье коленками, так что она уперлась своими пухленькими локотками в холодный и жесткий пластик, и… Молодые люди бездуховно совершили абсолютно недопустимый Моральным Кодексом строителя Коммунизма поступок. Причем через малое время повторили его еще разик… и еще… и еще… То обстоятельство, что Лена при этом напрочь не вышибла лбом стекло, объяснялось только тем, что на оное была наклеена, как на триплекс танка МЧС, металлизированая солнцезащитная пленка, выдерживающая прямое попадание автоматной пули.
Разумеется, после этого эксцесса Валера, как честный человек и коммунист, даже еще не застегнув брюк, предложил Лене немедленно зарегистрировать их возникшие товарищеские отношения. На что, распаренная, как после бани, тяжело дышащая девушка смешливо фыркнула и…ответила ему категорическим отказом:
— Знаешь, милый, с твоим темпераментом ты мне, кабанюка, сразу малыша заделаешь! А через годик, глядишь, еще… а там и третий, как видно, будет не за горами…