— Это бомба, а не реактор, — он поднял брови. — Школьнику же ясно.
Я на корешок книги покосился. Всё верно. Учебник для ВУЗов. Не показалось.
— Это же где школьники такое читают? — спросил у него осторожно.
Парень как-то поскучнел. Книгу пальцем заложил, но линию свою не оставил:
— Такое, отец, читать нельзя. Это скоро поймут.
А главное — лет десять у нас разницы-то. Какой я ему отец?
— Ты что, парень, — опешил я. — Ты это за что меня стариком считаешь?
— Не обращайте внимания, — откликнулся тут первый, который с газетой. — У него бывает.
— Извините, — проговорил второй и даже покраснел слегка. — Неудобно вышло. Простите.
Я уже лет десять не видел, как люди краснеют. И главное — вот я только из магазина. Врут в глаза торгаши — и хоть бы глазом моргнули. За рупь удавятся. А этот стесняется пустяка.
И тут до меня дошло. С головой у парня плохо. Потому и вежливый.
Отодвинулся слегка. Мало ли что ему ещё смешным покажется.
— Спасибо, — говорю. — Не беспокойтесь.
Как назло тут же я сообразил, что другой читает не сегодняшнюю газету. И не вчерашнюю. А за четырнадцатое апреля. А сегодня — День Космонавтики. Послезавтрашнюю, значит.
— И что, — говорю с ехидцей, — там? В будущем?
Парни дрогнули, переглянулись.
— Нормально, — отвечает, который с газетой. — А что?
— Ничего, — говорю. — Интересуюсь просто. Как у нас там. Что будет.
Думаю — сейчас про цену на колбасу спрошу. Похихикаем. А они опять друг на друга поглядели.
— Так заметно, да? — который с учебником проговорил. — По одежде, да?
Думаю — дурачатся парни. Ну и, чтобы разговор поддержать:
— Приоделись, — говорю, — как на КВН. Так сказать — академгородок восьмидесятых на природе. Ми-ла-я моя-а, солнышко лесно-ое…
Они опять друг на друга смотрят. Который с учебником бледнеет. Говорит товарищу своему:
— Там на фотографиях дат не было. А деду вроде за сорок, я и подумал…
Другой только вздохнул. Ногу на ногу закинул. И говорит:
— С колбасой нормализуется, товарищ. По два двадцать докторская. По три пятьдесят сервелат. С пятьдесят второго года.
Тут у меня челюсть отвисла. Ненадолго так. Я её рукой вернул. Весёлые, думаю, хлопцы попались, повезло. И мысли читают, и в части колбасы излагают захватывающе. Так мы до моего Бутово незаметно долетим.
— Сами-то, — говорю, — из какого года будете?
— А вы никому не скажете? — поглядел парень с учебником доверчиво.
— Нет, — я щелкнул большим пальцем себя по верхнему резцу, как научили девяностые годы. — Зуб даю.
Другой тряхнул свою газету так, что по ней расплылись разноцветные волны и побежали, как на экране буковки, много, целый рой.
— Как зовут вас? — спросил он вежливо.
Думаю — а чего врать?
— Калугин. Егор, — отвечаю.
Там ещё буковки пробежали. Не разобрать ничего, мелко больно.
— Врёт, — прочитал парень. — Скажет.
— Ай-яй-яй, — покачал головой второй. — Поверят?
— Не поверят. Он — фантаст.
— Фантаст?
И оба как-то дружески на меня поглядели. С уважением. Мне даже неловко стало. И тут же соображаю — ёлки-палки! А ведь у меня всего один рассказ пока начат, я его даже жене не показывал. Откуда им знать?
И с дрожью в голосе:
— Так из какого года, ребята?
— Из шестьдесят первого, — поглядел доверчиво, который про реакторы читал, уточнил. — Из две тысячи шестьдесят первого.
Я ахнул. А в голове вдруг просто дыра образовалась — и спросить бы о себе, о детях, так ведь нет!
— День Космонавтики, — говорю, — отмечаете там?
— А как же, — который с газетой улыбнулся. — Красный день календаря в Союзе.
— Давно бы так! — и тут до меня дошло. — Где-где?
— В Советском Союзе.
— В будущем? — только и выговорил.