112726.fb2
Конан — а это был он — пожал плечами.
— Не знаю. Но с тех пор, как он появился на свете, ты в опасности, а мои молитвы о мщении остались безответными. Дуум должен умереть.
— Мне бы хотелось, чтобы Саботай был здесь и помог тебе.
— Но он ранен. Сейчас колдун заботится о нем, — ответил Конан.
— А какую пользу могу тебе принести я? — в голосе Ясимины послышались резкие нотки.
— Ты должна провести меня к своему господину, как ты его зовешь. Никто не знает все проходы внутри горы лучше тех, кто жил там.
Девушка долго смотрела на гору, которая недавно еще была ее домом. Вдруг дрожь пробежала по ее телу.
— Я все еще преклоняюсь перед ним. Как я могу помочь тебе убить его?
— Ты должна сделать это. Для тебя самой и для Заморы.
— Для моей страны? Почему?
Как можно мягче Конан ответил ей:
— Ты видела, как встает солнце. Оно прогоняет ужасы тьмы, от его света бегут и прячутся все черные силы зла. Ты должна стать для Заморы восходом солнца.
Ясимина кивнула, но слезы навернулись ей на глаза.
Ясимина смело подъехала к воротам черной цитадели; так же открыто, под видом стражника, Конан последовал за ней. Охранники, человекообразные страшилища, ничего не знали о похищении девушки и об отречении от нее их хозяина. Ворота распахнулись настежь, и лошадей отвели в конюшню.
Высоко подняв голову, как и подобает жрице Сета, принцесса проследовала по широкому коридору, ведущему к Храму Змей. На мгновение она остановилась, чтобы смочить пальцы ароматизированной водой фонтана, расположенного у подножия широкой лестницы, и взглянула на вооруженного мужчину, неотступно следовавшего за ней. Когда Ясимина и сопровождающий ее человек поднялись в святилище, лишь готовое вырваться из груди сердце выдавало сильнейшее нервное напряжение принцессы.
Бесшумными шагами они, никем не замеченные, переходили от одной темной ниши зала к другой. При слабых, мимолетных отблесках свечей принцессу трудно было узнать. Теперь она успокоилась и сделалась задумчивой. Позади поклоняющейся толпы стояло десятка два вооруженных стражников, но и они не заметили вошедших. Все, не отрываясь, смотрели на Дуума, своего предводителя, который, подняв руки, продолжал говорить.
— Знайте же, что на том трудном пути, по которому вы сейчас идете, вашим жребием могут стать усталость и боль. Голод и одиночество могут оказаться рядом с вами, и те, кого вы любите, станут вашими врагами. И, тем не менее, для Сета нет преград, а пока весь мир не станет подвластным ему, вы должны убивать всех, кто осмелится воспротивиться.
Конан взглянул на Ясимину. Странные, смешанные чувства — печаль, любовь, ненависть, одно сменяемое другим, появились на лице принцессы, когда она смотрела на Дуума. Она думала, что этот человек любит ее, а он отмахнулся от нее так же небрежно, как выплескивают на землю остатки вина. Свирепо вспыхнули глаза Конана. Месть перестала быть его главной целью, так как теперь он понял, что на его долю выпало куда больше — избавить землю от этого дьявола. Вся жизнь, догадался он, долгие годы мучительного труда на Колесе Страдания, бесконечные месяцы, когда он учился искусству и хитрости гладиатора, бесчисленные часы скитаний по дикой степи — все это было лишь подготовкой к решающему бою.
Высокий Дуум молча застыл на возвышении, держа в руке зажженную свечу. Один из младших жрецов, сменив Дуума, продолжил обряд дальше. Под его гипнотическое пение паломники начали раскачиваться, как змеи, танцующие под дудку заклинателя.
— О, ослепни, Великая Змея, — тянул жрец, — Кабил сабул, Кабил, Кабил хаким! Подними невидящие глаза к луне. Кого вызываешь ты из бездны ночи? Чья тень закрыла от тебя свет? О, Отец Сет, загляни в его глаза. Посмотри и преврати его душу в сухую пыль! Убей его, убей его, убей его! И всех, кто любит его, убей!
Восторженная толпа заревела:
— Убей!
Подняв над головой зажженную свечу, поющий жрец величественным шагом двинулся вперед. Тулса Дуум, пришелец с востока, колдун и верховный жрец Сета, блистающий в своих посеребренных змееподобных доспехах, как непобедимый завоеватель шел следом за своим слугой. Верноподданные, ряд за рядом, падали перед ним ниц. У большого портала Дуум остановился и обернулся, чтобы в последний раз освятить когорты, готовые нести в мир повеления дьявола.
Когда он поднял руку для благословения, волна ужаса поколебала зал, подобно тому как рябь от брошенного камня разбивает поверхность воды. Торжественное течение обряда нарушилось, и все погрузилось в тишину. Сотни пар глаз пытались разглядеть тени возле открытых дверей.
Дуум обернулся, чтобы увидеть причину такого замешательства. В тот же момент верные стражники встали между своим повелителем и его учениками. Сцепившись руками, они образовали живую цепь, которую никто не смог бы пробить, если бы попытался сделать это, и стали ждать дальнейших приказаний.
Конан медленно, небольшими шагами, как попавшая в облаву пантера, вышел вперед, сжимая в правой руке меч своего отца. Он двигался неумолимо, словно прилив, наступающий на прибрежную полосу. Шедший впереди всех жрец отпрянул в сторону, подавленный уверенностью киммерийца в том, что это Рок руководит им, но Дуум лицом к лицу встретил варвара, и ни тени страха или удивления не промелькнуло в его холодных змеиных глазах.
— Не бойтесь его! — сказал Дуум. — Он уже почти покойник. Он не сможет помешать нам победить! Охрана! Схватите его!
Прежде чем тупоумные человеко-звери успели понять приказ, Конан выхватил рубин, украденный им из храма в Шадизаре, и повторил слова, которым научил его колдун.
— Стойте, именем Сета! — прогремел голос киммерийца. — Баканд рестрыйнзе азерс! Подождите, назад!
Увидев красный Глаз Змеи, стражники отступили, как будто их ударили рвущим мясо кнутом. Они отскочили, но их живая цепь не разорвалась. Паломники в беспомощном изумлении наблюдали за происходящим. Один только жрец с криками ужаса бросился вниз по широкой лестнице.
Худое лицо Дуума по-прежнему оставалось бесстрастным, но его острые глаза так внимательно изучали лицо Конана, что, казалось, они проникают в самые потаенные глубины его души. В киммерийском юноше злой маг видел не только силу, но и человечность, а это он считал слабостью. Дуум перехватил и прочно приковал пристальный взгляд варвара к своим загадочным змееподобным глазам.
— Наконец-то ты пришел ко мне, Конан, как сын к своему отцу, — начал Дуум мягким гипнотическим голосом. — И это воистину так, ибо кто еще может называться твоим отцом, если не я? Кто дал тебе волю, чтобы бороться за жизнь? Кто научил тебя терпению? Я — источник твоей силы. Если я уйду, твоя жизнь потеряет всякий смысл.
Молодому киммерийцу казалось, что глаза Дуума расширяются все больше и больше, и вот они поглотили уже весь мир. Он очутился в какой-то безбрежной пустоте между звездами и видел только эти пылающие немигающие глаза.
— Без меня будет так, словно тебя не было вовсе. Сын мой, я твой друг, а не враг!
Всего лишь мгновение, показавшееся вечностью, черные глаза Дуума, наполненные неземной силой, сковывали Конана. Затем завороженный Конан сумел моргнуть и, прилагая всю силу воли, оторвать свой взгляд от глаз Дуума. В тот же момент киммериец поднес Глаз Змеи на расстояние вытянутой руки к лицу Тулса Дуума. Дуум какое-то время в упор смотрел на рубин, затем поднял широко раскрытые, наполненные ужасом глаза и встретил свирепый, мстительный взгляд Конана.
Застывшие паломники увидели, как шея Дуума начала удлиняться, челюсти стали растягиваться, нос сжался и исчез, лоб расплылся, губы стали тонкими и потом пропали. Его черные глаза округлились и превратились в выпуклые шары, лишенные век, а темно-красный язык высунулся наружу. На плечах Тулса Дуума сидела голова чешуйчатой змеи — голова древних человеко-змей, вечных врагов человечества.
Паломники как один разинули рты; толпа содрогнулась. Принцесса, из тени наблюдавшая за происходящим, издала полузадушенный вопль, и слезы горечи, смешанной со страхом и облегчением, потекли по ее щекам.
Меч Конана со свистом описал дугу и снес качающуюся змеиную голову с человеческого тела. Тело отшатнулось и упало у самой лестницы, продолжая корчиться, словно раздавленная змея. Отрубленная голова покатилась вниз по длинной лестнице и остановилась у фонтана.
Конан смотрел на окровавленную голову, лежащую в багряных тенях умирающего дня. Потом, как бы про себя, он сказал:
— Мой отец был светом дня; Тулса Дуум — моей ночью. И все же в одном он оказался прав. Не важно, как закален клинок, важно, как закален человек.
Встряхнувшись, Конан повернулся лицом к стражникам, которые, по его приказу, все еще стояли цепью перед паломниками. Конан поднял Глаз Змеи еще раз и сказал:
— Все, кто был стражником на службе у Дуума, возвращайтесь в свои пещеры, откуда он призвал вас… И найдите себе другую пищу. Идите.
Когда человеко-звери скрылись, Конан обвел взглядом бывших последователей Тулса Дуума. Некоторые из них уныло оглядывались, как будто не знали, где они и как попали в это странное место. Другие оплакивали убитого вождя. Третьи рыдали по потерянному Раю, и их стоны то становились громче, то затихали как шум волн прибоя.
За суровыми словами Конан постарался скрыть свою жалость.
— Я знаю, вы сейчас чувствуете себя сиротами, но у каждого из вас есть дом, куда можно пойти и где вас всегда ждут. У меня этого нет. И все-таки я доволен жизнью, и вы должны быть довольны, потому что с этой ночи вы свободны. Идите и приготовьтесь к дороге домой.
Варвар стоял на пороге храма, а мимо него один за другим проходили и спускались вниз по лестнице дети Дуума. Они бросали свои горящие свечи в фонтан, и на мгновение свечи вспыхивали ярче, а потом с шипением гасли навсегда.
Когда вышел последний, Конан начисто вытер меч, который так долго занимал все его мысли и мечты. Сев у входа, он стал наблюдать, как гаснут маленькие огоньки. Положив отцовский меч на колени, Конан вспоминал прошлые годы и думал о том, что может принести ему будущее. Ясимина, которая вместе с другими погасила свою свечу — символ намерений Дуума покорить мир, — присела на пустые ступени в двух шагах от Конана. Она восхищалась его силой, но, став смиренной, не решалась нарушить его покой. Так они провели ночь.
Как только бледный рассвет возвестил о наступлении нового дня, Конан заметил, что вокруг него произошли непонятные изменения. Каменные ступени перекосились и потрескались, как если бы прошло уже много-много лет. Все цветы в саду завяли, а кусты поникли; на дорожке вокруг полувысохшего бассейна остались грязные следы подошв. Церемониальная Дорога выглядела совершенно разбитой, как будто колдовство, призванное охранять эту дорогу от разрушения, само оказалось разрушено. За спиной Конана рухнул фасад пещерного храма, и каменные глыбы загромоздили вход в него.
Напряжение наконец-то покинуло его, и он, впервые за долгое время, ощутил покой. Но к чувству исполненного долга примешивалось еще острое желание покинуть это оскверненное место, забыть все, что с ним связано. Конан встал. Принцесса тут же поднялась на ноги.