– Ну да,—сказал он,– вспомнил.
– Вам больше не больно?
– Нет. Теперь все в порядке. Спасибо.
Голос больного звучал хрипло, будто у него пересохло в горле. Йенсен налил в стакан лимонада и поднес ко рту больного. Несколькими жадными глотками тот осушил стакан.
– Продолжим нашу беседу. Мы говорили о вашей политической деятельности.
– Да, помню.
– Вы разъяснили свою позицию.
– Да, теперь вы понимаете, что мы были правы?
– Нет, но меня больше интересует, что произошло дальше.
– Ничего не произошло.
– Что было в сентябре?
– А-а, вот вы о чем.
Он на мгновение замолчал. Затем, не сводя глаз с Йенсена, сказал:
– Я не могу объяснить, что произошло. Я этого не понимаю.
– Но вы знаете, что произошло лично с вами.
– Я знаю, что произошло со многими из нас. Он снова замолчал.
– Но я не могу этого объяснить,– сказал он.
– Тогда давайте придерживаться фактов. Самых обычных фактов,—невозмутимо произнес Йенсен.
– Самых обычных фактов не существует.
– Например, кем вы работали?
– Я социолог. Занимался исследованием проблем алкоголизма.
– Это была сложная работа?
– Да, очень.
– И напряженная?
– Физически —нет. Я был всего лишь одним из тех, кто занимался статистикой. Мы составляли данные, которые получали из магазинов, полиции и больниц, где лечили алкоголиков. Сама по себе работа нетрудная.
– Ответственная?
– Вряд ли. Наши статистические таблицы шли дальше, в более высокие инстанции, где их обрабатывали. То есть там их внимательно изучали, одну за другой. Когда таблицы попадали наконец к… ну, к тем, для кого они предназначались, они уже были изменены до неузнаваемости. Улучшены, если хотите. Даже мы, делавшие первоначальные расчеты, не могли их узнать.
Он покачал головой.
– Нет, это было нетрудно.
– В чем же тогда заключались трудности? Ведь вы сказали, что это была сложная работа?
– Трудности были морального характера.
– Морального?
– Да. Во-первых, вся система нашей работы противоречила основным принципам статистической науки. Данные, которые мы получали, часто с самого начала были подтасованы. В дальнейшем процесс их подтасовки продолжался совершенно сознательно и почти открыто. Сознание этого факта делало нашу работу почти невыносимой.
– Ваши коллеги разделяли эту точку зрения?
– Немногие. Большинство просто исполняли то, что им поручалось, как роботы: бездумно и не задавая вопросов. Иными словами, они относились к своей работе точно так же, как почти все остальные в стране.
Мужчина замолчал на мгновение, затем продолжил:
– Но самым невыносимым было то, что вообще приходилось заниматься этим вопросом.
Он посмотрел на Йенсена.
– Вы, как полицейский, несомненно, имели много возможностей заниматься законами об алкоголизме и их применением?
Йенсен кивнул.
– Вождение машины в нетрезвом виде? Появление на улице пьяным? Злоупотребление спиртными напитками дома? Так, кажется, они называются?
– Да.
– Один закон безумнее другого? Множество самоубийств, особенно средя алкоголиков?
– Я присутствовал при многих случаях скоропостижной смерти,—сказал Йенсен.
Больной засмеялся.
– Вот видите,—сказал он.—Так что мне не нужно ничего объяснять.
– Нет,—сказал Йенсен.—Но я хотел бы уточнить, что же казалось вам невыносимым?
– Лицемерие, разумеется. Фальшь. Трусость. Беззастенчивое стремление извлечь прибыль из всего. Вам известна цена на спиртные напитки в нашей стране?
– Да.