рячился мужичонка, брызжа слюной. — Там, где кончается ка-
нал, начинается заросший склон, а по нему гигантские трубы
проложены. И на склоне то какие-то ржавые лестницы, то сту-
пеньки каменные, покрошившиеся, и все это кустарником за-
росло. А на берегу канала старый заброшенный завод — корпу-
са все черные, словно там пожар бушевал. И еще местные гово-
рили, что до Катастрофы там каждую ночь гудело что-то, да
страшно так...
Кирилл пытался увернуться, но анархист снова настигал его и
втолковывал:
— А сам канал тоже не случайно выкопали. Я при всех такое
говорить не стал, но только его не только копали заключенные, но
и проектировали совсем непростые люди. Если по карте линию
провести и этот канал продолжить, то другой ее конец упрется
как раз в Стоунхедж! Это в Англии, капище друидское! Чуешь, к
чему все клонится? Ты, я вижу, и сам человек непростой, ученый.
Другой бы от колдуна живым не ушел...
От таких разговоров у парня потихоньку начинала ехать крыша.
Нюта между тем пользовалась любым случаем узнать поболь-
ше о жизни на соседних станциях: она не оставляла надежды до-
браться до Беговой. Немного успокаивало, что на Соколе, Аэро-
порте и Динамо как будто жители были вполне мирные.
— Надо тебя со Стасом свести, — сказал Валет. — Он лучше
других окрестности знает, да и про вашу линию тоже.
Стасом оказался тот самый анархист с волевым лицом, на ко-
торого Нюта обратила внимание еще в первый день на станции.
Она отметила про себя, что он, пожалуй, гораздо старше, чем ей
сначала показалось, наверное, лет под пятьдесят. Стас смотрел на
окружающих свысока. Из объяснений Валета Нюта поняла, что
этот человек отличается отчаянной храбростью, за это его здесь
уважают и прощают некоторые недостатки, вроде чрезмерной об-
разованности и оригинального взгляда на вещи.
— Трудное дело ты затеяла, — сказал Стас Нюте, выслушав ее
сбивчивый рассказ. — Без провожатого туда тяжело добраться,
но ты, я вижу, сильная и упорная, так просто не отступишься.
Значит, маршрут будет такой. Сначала Белорусская. До нее
можно на дрезине проехаться, с ветерком, когда хлопцы наши
опять в поход соберутся. Там — переход на Ганзу, и потом по
кольцу, опять же на дрезине, до Краснопресненской. С нее будет
на Баррикадную переход — это уже станция Конфедерации
1905 года, к которой и Беговая относится. Но если на Ганзе пра-
вила более-менее понятные, то в пределах Конфедерации на
каждой станции все равно свои порядки. Вроде бы в целом у
них примерно как на Красной линии, только без фанатизма и
классовой борьбы, а так, как и почти везде в метро, сам черт но-
гу сломит. Особенно на самой станции Улица 1905 года — там
народ, по-моему, на всю голову больной: вроде атеисты, а суеве-
рий полно.
Нюта вздрогнула, и от Стаса это не укрылось.