Он хмуро посмотрел на нее. Его лицо, измятое и потрепанное неудачами, постоянно казалось сердитым.
— Нет, — возразил он. — Не во дворец грез. К машине, дающей работу.
— Но ты же знаешь, что машина свяжется с тобой прямо здесь, как только появится хоть какая-нибудь работа для тебя! Так что вовсе не обязательно…
— Я хочу быть там! — с ледяным упорством сказал он. — Я не хочу, чтобы приходили за мной. Я пойду к машине, а потом отправлюсь… во дворец грез, чтобы утопить свои горести.
— Понимаю…
— Черт тебя побери, Хелейн, почему ты не отстанешь от меня? Разве это моя вина, что у меня в работе перерыв? У меня высокий уровень мастерства. Мне положено работать. Есть какая-то нелепая вселенская несправедливость в том, что я остаюсь безработным.
Она хрипло рассмеялась. В тоне ее голоса появились жесткие нотки. Особенно ясно это стало заметно в последние годы.
— У тебя была работа ровно двадцать три недели за последние одиннадцать лет. Все остальное время мы живем на пособие, — помнила она мужу. — Ты выбился из двадцатого разряда в четырнадцатый и застрял в нем на долгие годы. Мне уже кажется, что так все и останется, что стенки этой чертовой квартиры превратились уже в клетку, в которой нам суждено провести остаток своих дней. О боже! Если бы ты знал, что у меня на душе! Когда в этой чертовой клетке со мной еще и двое наших детей, мною иногда овладевает страшное желание оторвать у них головки и…
— Хелейн, — спокойно произнес Помрат, — сейчас же прекрати!
К его немалому удивлению, она замолчала. Затем произнесла более спокойно:
— Извини, Норм. Ты не виноват в том, что ты пролетарий. Вот только есть столько разных работ… С твоим мастерством…
— Да, понимаю.
— Я не собираюсь скулить, Норм. Я люблю тебя, ты знаешь об этом. Люблю таким, каков ты есть, — и хорошим и плохим.
— Конечно, Хелейн. Все так.
— Может быть, на этот раз я тоже пойду с тобой во дворец грез? Позволь мне дать наставления детям и…
Он покачал головой. Это неожиданное проявление обожания было очень трогательно, но он достаточно пресытился, видя Хелейн в квартире и днем и ночью. Он не хотел, чтобы она следовала за ним туда, где он может получить свои жалкие удовольствия.
— Не в этот раз, дорогая, — быстро ответил он. — Мне сначала нужно потолкаться у машины, дающей работу. Лучше оставайся здесь. Зайди в гости к Бет Виснек или кому-нибудь еще.
— Ее мужа все еще нет.
— Кого? Виснека? Разве его еще не выследили?
— Предполагают, что он, как это сказать, совершил прыжок. Я имею в виду, что его искали телевектором и другими какими-то способами. Но все было напрасно. Никаких следов. Он исчез по-настоящему.
— И ты веришь в этот бред относительно прыжков? — поднял брови Помрат.
— А почему бы и нет?
— Путешествие во времени? Но ведь это бессмысленно. Я имею в виду, если начать выворачивать мир наизнанку, если спутать направленность, в которой происходят события, Хелейн, я имею в виду…
Она громко рассмеялась.
— Записи говорят, что такое происходит, Норм! Дело расследуется Верховным Правлением. Этим занимается как раз отдел, в котором работает Джо. Норм, как ты можешь говорить о том, что не существует перебежчиков во времени, если люди каждый день куда-то исчезают? Когда Бад Виснек с соседнего яруса…
— Нет никаких доказательств, что он совершил это!
— А куда же он тогда подевался?
— Может быть, сбежал в Антарктиду. А может быть, в Польщу Хотя нельзя исключить и Марс. Учти, что твой хваленый телевектор может ошибаться, как любой другой прибор. Я не верю, Хелейн, в путешествия во времени. Это не реально, фантазия, что-то из области грез.
Он закашлялся. Что-то в последнее время он стал слишком громко разговаривать. Он подумал о Баде Виснеке, невысоком, лысом, с вечной щетиной на щеках. Неужели он действительно совершил прыжок во времени и исчез где-нибудь в 1999 году?
Некоторое время супруги Помрат как-то неловко глядели друг на друга. Затем Хелейн сказала:
— Скажи мне нечто гипотетическое, Норм. Если ты сейчас выйдешь на улицу и к тебе подойдет человек и скажет, что он занимается перемещением людей во времени и, если тебе угодно, ты можешь вернуться в прошлое и отделаться от всего этого, то… что бы ты ему ответил?
Помрат задумался.
— Я сказал бы ему “нет”! Разве это честно — бросать жену и детей? Может, это и хорошо для Бада Виснека, но я не смог бы уклоняться от своих обязанностей, Хелейн.
Ее серо-голубые глаза вспыхнули, на губах заиграла улыбка, выражающая что-то вроде “Не делай из меня дурочку!”
— Сказано очень благородно, Норм, — произнесла она. — Но я считаю, что ты точно так же исчез бы, предложи тебе кто-нибудь что-либо подобное.
— Можешь думать все, что тебе заблагорассудится. Но поскольку все это всего-навсего фантазия, это не имеет ровно никакого значения. А теперь я хочу заглянуть в бюро трудоустройства. Попробую еще раз потолкаться у машин. Кто знает, может быть, обнаружу, что мне выпал седьмой разряд, как у Джо?
— Может быть, — усмехнулась Хелейн. — Когда же ты вернешься?
— Поздно.
— Норм, не проводи столько времени во дворце грез. Я так волнуюсь, когда ты накачиваешься этой дрянью.
— Я — народ! — он поднял вверх указующий перст. — Мне нужен мой опиум!
Он толкнул ладонью дверь. Она отворилась, издав скрежещущий звук, и Помрат вышел наружу. Коридор был тускло освещен. Чертыхаясь, он стал пробираться к лифту. В коридорах, где живет седьмой разряд, освещение совершенно иное. Он бывал в гостях у Джо Квеллена. Правда, нечасто. Его зять не якшался с пролетариями, даже если это его ближайшие родственники. Но он видел, как чертовски хорошо живется Квеллену. А кто он есть, если задуматься? В чем состоит его мастерство? Ведь он всего-навсего бюрократ, бумагомарака! Джо Квеллен не умел делать ничего такого, чего не мог бы сделать, и притом гораздо лучше, компьютер. Но тем не менее у Джо была работа, должность, а у него, Помрата, нет.
Он хмуро посмотрел на свое искаженное отражение в отполированной двери лифта. Коренастый, широкоплечий мужчина, которому только-только перевалило за сорок, с густыми бровями и усталыми печальными глазами. Отражение делало его старше, создавая складки под подбородком. “Дайте мне только время”, — подумал он. Затем шагнул в овал лифта и помчался к нижнему ярусу огромного жилого комплекса.
“Я делаю свой выбор по своей доброй воле, — оправдывался он перед самим собой. — Я женился на соблазнительной Хелейн Квеллен. У меня есть разрешение на двоих детей. Я выбрал себе профессию по наклонностям. И вот я в одной комнате на четверых, у меня тощая жена и я не гляжу на нее, когда она голая, потому что щажу свои нервы. Квоту кислорода я давно выбрал и сейчас иду нажимать кнопки трудоустраивающей машины, и меня ждет старый, давно знакомый ответ. И тогда я бросаю несколько мелких монет во дворец грез и…”
Помрат задумался над тем, как все-таки он поступит, если какой-нибудь агент, прыгнув во времени, подойдет к нему и предложит билет в более спокойное вчера. Поступит ли он так же, как и Бад Виснек, ухватившись за столь соблазнительный шанс?
“Все это чепуха, — напомнил себе Помрат. — Такой возможности не существует”. Прыгуны во времени — плод воображения. Обман, увековеченный Верховным Правлением! Невозможно перемещаться в прошлое. Все, что можно сделать, — это непреклонно двигаться вперед со скоростью одной секунды за секунду.
“Но если такое все же возможно, — спросил сам себя Помрат, — то куда на самом деле отправился Бад Виснек?”
Когда входная дверь закрылась и Хелейн оказалась одна, она устало опустилась на край многоцелевого стола, расположенного посреди комнаты, и больно закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. “Он даже не замечал меня, — думала она. — Я принимала душ прямо перед ним, а он меня даже не замечал”.
На самом же деле, и Хелейн вынуждена была это признать, это было неправдой. Она следила за своим отражением в медной настенной плите, которая у них сходила за зеркало, и видела, как °н украдкой поглядывает на ее тело, когда она стояла перед душем спиной к нему. А затем, когда она голая пересекала комнату, чтобы взять одежду, он снова посмотрел на нее, на этот раз спереди.
Но ничего не последовало. И это было самым обычным. Если бы он ощутил хотя бы искру желания, он наверняка показал бы это. Лаской, улыбкой, поспешным движением руки к кнопке, которая откидывала встроенную в стену кровать… А так он смотрел на ее тело, и ничего не испытывал. Хслейн страдала от этого больше, чем от всего остального.