Он нажал кнопку доступа к основному архиву.
— Представьте мне документы на Кларка Раданта, родившегося 14 мая 2458 года, — отчеканил Квеллен.
Огромный компьютер, расположенный где-то глубоко под зданием, был предназначен для того, чтобы давать мгновенный ответ, но совсем необязательно он должен был давать мгновенное удовлетворение. Ответ, полученный Квелленом, был более чем бесполезен.
— Никаких данных о Марке Раданте, родившемся 14 мая 2458 года.
— Никаких данных? Значит, такого человека не существует?
— Ответ утвердительный.
— Но это невозможно. Он зарегистрирован как перебежчик. Проверьте! Он объявился в Бруклине 12 мая 1987 года. Верно?
— Ответ утвердительный. Кларк Радант числится среди перебежчиков, убывших в 2490 году и прибывших в 1987 год.
— Вот видишь! Значит, об этом человеке должны быть какие-то сведения! Почему же ты утверждаешь, что их нет?
— Возможно, мошенник-перебежчик назвался вымышленным именем. Проверьте возможность того, что Радант — псевдоним.
Квеллен закусил губу. Да, без сомнения, так оно и должно быть! “Радант”, кто бы им ни был, назвал придуманную фамилию, появившись в 1987 году. Возможно, все фамилии бегунов, числившихся в архиве, являются псевдонимами. Может быть, каждый из них был предупрежден, что ему надо скрыть свою подлинную фамилию. А может, им это внушено под гипнозом. Загадочного Кларка Раданта допрашивали восемь дней, однако он так и не назвал фамилию, которая соответствовала бы дате его рождения.
Квеллен увидел, что его смелый план разлетается вдребезги. Тем не менее он попытался еще раз. Решив продолжать поиски еще полчаса, он был вознагражден новой находкой всего лишь через пять минут.
“Мортенсен, Дональд К. Обнаружен 25 декабря 2088 года в Бостоне, штат Массачуссетс. Допрашивался четыре часа. Утверждает, что родился 11 июня 2462 года, а отправлен в прошлое 4 мая 2490 года…”
Наверное, для Дональда Мортенсена это было веселое Рождество в Бостоне 402 года тому назад. Квеллен снова связался с Главным Архивом. Он приготовился к тому, чтобы услышать, что такое лицо не числится в пухлых анналах того года.
Вместо этого компьютер застрекотал ему о Дональде Мортен-сене — его специальность, семейное положение, адрес, описание внешности, состояние здоровья. В конце концов Квеллену пришлось даже заставить машину замолчать.
Прекрасно! Вот он, Дональд Мортенсен! Он не догадался — не Догадался? — прибегнуть к псевдониму, когда объявился на Рождество в Бостоне четыре столетия назад. Если объявится! Квеллен еще раз заглянул в перечень об этом человеке и узнал, что Мортенсен нашел в 2091 году работу механика на станции автотехобслуживания и женился на некой Донне Бруер, стал отцом пятерых детей и дожил до 2149 года, когда скончался от неизвестной болезни.
“Эти пятеро детей, без сомнения, и сами имели многочисленное потомство”, — констатировал Квеллен. Тысячи ныне живущих людей, вероятно, происходят от них, включая, вполне возможно, и самого Квеллена. Или кого-нибудь из руководителей Верховного Правления. Теперь, если подручные Квеллена накроют Дональда Мортенсена в тот критический момент 4 мая и помешают переправиться в 2088 год…
Квеллен заколебался. Ощущение твердой непоколебимости, владевшее им несколькими секундами ранее, полностью исчезло, как только он представил себе последствия того, что Дональда Мортенсена собьют с избранного пути.
“Наверное, — подумал Квеллен, — мне не помешало бы сперва потолковать об этом с Коллом и Спеннером”.
Машина, дающая работу, более официально: Центр трудоустройства — размещалась в огромном вестибюле куполообразного здания шириной в 200 метров. Купол был покрыт пластиковым напылением толщиной в три молекулы. Внутри вдоль стен были расположены выводные дисплеи памяти компьютера, размещавшегося где-то в другом месте. Неодушевленный мозг денно и нощно трудился, чтобы привести в соответствие возможности работы и специальности лиц, занесенных в его обширную память.
Норм Помрат взял роботакси, чтобы добраться до Центра, Он мог бы и пройтись пешком и тем самым за час потраченного личного времени сэкономить кое-какую мелочь, но он предпочел поступить именно так. Это было преднамеренным расточительством. Времени у него было бесконечно много, наличность же, несмотря на щедроты Верховного Правления, была ограничена. Еженедельного пособия, представляемого ему по милости Дантона, Клуфмана и других представителей правящей элиты, хватало на покрытие насущных потребностей семьи Помратов, состоящей из четырех членов. Но пособие не было настолько большим, чтобы можно было себе позволить что-то, лежащее за пределами этих основных расходов. Помрат обычно придерживал наличность. Разумеется, он ненавидел пособие, но вероятность получения постоянной работы была настолько мала, что он принимал эту обезличенную благотворительность, как принимали ее вес безработные. Никто не голодал в этом мире, кроме тех, кто решался на это по собственной воле, но на это нужна была немалая решимость.
По сути дела, Помрат не имел никакой необходимости отправляться сегодня к машине. Телефонные линии связывали каждую квартирку с любым из компьютеров, к которому был публичный доступ. Он мог позвонить, чтобы узнать свой статус, и если бы произошло какое-либо изменение в отношении его занятости или профиля работы, машина тотчас же сама связалась бы с ним. Он тем не менее предпочитал уходить из дому. Он наперед знал ответ машины, так что это было просто ритуалом, одной из многих поддерживающих его привычек, которые давали ему возможность смиряться с тем удручающим фактом, что он был совершенно бесполезным человеческим существом.
Вмонтированные в пол датчики произвели идентификацию Помрата, как только он вступил в зал. Попади он в перечень известных анархистов, ему не позволили бы переступить порог. Захваты, возникшие из-под мраморного пола, обхватили бы его конечности и держали бы до тех пор, пока он не был бы обезоружен и обыскан. Однако Помрат не намеревался нанести вред машине. Да, он был настроен враждебно, но его враждебность была направлена против окружающего мира в целом. Он был достаточно умен для того, чтобы расходовать свой гнев на компьютеры.
Благожелательные лица Бенджамена Дантона и Питера Клуфмана лучезарно улыбались ему с величественного купола. Огромные трехмерные изображения как бы витали среди моря огней, озарявших гигантское здание изнутри. Тем не менее Дантон умудрялся выглядеть суровым даже тогда, когда улыбался. Клуфман, за которым закрепилась репутация бесконечно доброго человека, был более привлекательным. Помрат помнил время, около двадцати лет тому назад, когда народные представители Верховного Правления образовали триумвират, состоявший из Клуфмана и еще двоих, чьи имена он начал уже забывать. Затем появился Дантон, и изображения тех двоих убрали. Несомненно, в один прекрасный день исчезнут и Клуфман с Дантоном, и на общественных зданиях появятся портреты новых лиц. Помрат не слишком задумывался об изменениях в составе Верховного Правления. Как и у большинства людей, у него были серьезные сомнения в существовании Клуфмана и Дантона вообще. Были веские основания считать, что вот уже целое столетие всем заправляют компьютеры. Тем не менее, входя в здание дающей работу машины, он не забыл почтительно поклониться трехмерным изображениям. Кто их знает, может, сам Дантон на самом деле глядит на него холодным взором сквозь объемный манекен!
Внутри было многолюдно. Помрат прошел по мраморному полу в самый центр здания и в течение нескольких минут с наслаждением вслушивался в гул и жужжание машины. Слева от него были красные дисплеи, показывающие перемещения по работе. Помрату до них не было дела, ибо для того, чтобы просить о переводе, нужно сперва получить работу. Прямо перед ним были зеленые экраны, для таких, как он, забывших, что такое работа. Справа от него — голубые дисплеи заливали своим светом лица молодого трудоспособного населения страны, заполняющих карточки о своей квалификации, У каждого из трех терминалов стояла длинная очередь. Молодежь — справа, кучка энергичных трудяг первых десяти разрядов, домогавшихся повышения, — слева. Прямо впереди — неисчислимые легионы безработных. Помрат влился в эту очередь.
Она двигалась быстро. Никто не разговаривал друг с другом. Замкнувшись в кокон отчуждения прямо посреди толпы, Помрат размышлял, что он делал частенько, о том, в какой же именно точке своего жизненного пути он сошел с рельсов. У него был высокий индекс интеллектуальности, прекрасные рефлексы, решительность, честолюбие и приспособленность. Он мог бы сейчас иметь второй разряд, если бы правильно орудовал тормозами.
Он с самого начала делал одни ошибки. Он учился на техника по обслуживанию медицинской аппаратуры, считая, что болезни — вещь неизменная даже в самом упорядоченном мире, и поэтому для него всегда будет работа. К несчастью, очень многие молодые люди его поколения пришли точно к такому же выводу. “Как-будто мы были насекомыми, — думал Помрат. — Все несчастье было в том, что очень многие были такими же умниками, как и ты”. Поставив, как и все, на фаворита, он не мог рассчитывать на крупный выигрыш, а потому и вознаграждение было соответственно ничтожным — несколько недель работы и многие месяцы безработицы.
Помрат был хорошим специалистом. Его знания были не меньше, чем у хорошего врача несколько веков тому назад. Сейчас подлинные врачи — их было немного — имели третий разряд, только на одну ступеньку ниже членов Верховного Правления. Помрат же, поскольку был простым техником, засел в болоте четырнадцатого разряда со всеми вытекающими из этого неудобствами. Единственным способом подняться выше было накопление опыта по своей специальности, но для этого нужно было иметь работу. А ее-то как раз и не было. А если и была, то очень недолго.
“Какая ирония судьбы! — думал он. — Джо Квеллен, не обладая никаким мастерством, крупная шишка седьмого разряда. А я вдвое ниже его на социальной лестнице. Но Квеллен принадлежит к руководству. Разумеется, не является членом Верховного Правления, не входит в число тех, кто делает политику. Просто у Квеллена высокий статус. Им пришлось присвоить Квеллену один из высших разрядов только для того, чтобы поднять его авторитет в качестве представителя власти”. Помрат грыз ноготь и со злостью думал: почему у него самого в свое время не хватило здравого смысла поступить на государственную службу?
На ото он ответил себе так: тогда его шансы были бы еще хуже. Квеллену просто повезло. Может быть, ему немного помогли способности, вынужден был угрюмо признать Помрат. Если бы я пошел на государственную службу вместо того, чтобы стать медиком, я сегодня, скорее всего, был бы клерком четырнадцатого разряда. Имел бы постоянную работу, но не располагал бы по сравнению с нынешним моим положением никакими дополнительными преимуществами. Нельзя сказать, что в мире царит несправедливость. Просто временами он может быть чудовищно суровым.
К этому времени Помрат очутился во главе очереди.
Перед ним возникла ровная и блестящая поверхность алюминиевой плиты размером 30x30 сантиметров, в центре которой было смонтировано круглое сканирующее окно, закрытое матовым стеклом. Окно светилось зеленым светом, и Помрат привычно приложил к нему свою ладонь.
Говорить с машиной было совсем необязательно. Машина знала, почему Помрат пришел сюда, и кто он такой, и какая участь ему уготована. Тем не менее Помрат произнес хрипло и проникновенно:
— Как там насчет работы, хоть ненадолго?
Затем нажал на кнопку включения.
За алюминиевой панелькой раздались какие-то щелкающие звуки. “Наверное, просто для эффекта, — подумал Помрат. — Чтобы заставить пролетариев поверить в то, что машина в самом деле что-то для них делает”. В панели открылась узкая прорезь, и из нее начала разматываться узкая полоска бумаги. Помрат оторвал ее и стал без особого интереса изучать.
На ней была его фамилия, разряд, специальность, вся остальная муть, которая сопровождала его в течение всего жизненного пути. Под всем этим был отпечатан узкими заглавными буквами вердикт:
“Текущий прогноз получения работы неблагоприятен. При первой же возможности получения работы мы вас известим Мы рекомендуем проявить терпение и понимание.
Временные трудности не дают Верховному Правлению обеспечить полную занятость”.
— Плохо дело, — пробормотал Помрат. — Передай мои симпатии Верховному Правлению.
Он просунул полоску в щель для мусора и повернулся, проталкиваясь сквозь толпу людей, с бесстрастным выражением лица дожидавшихся своей очереди проглотить неприятное известие. Вот и весь визит в Центр Трудоустройства.
— Который час? — спросил он.
— Половина пятого, — прозвучало у него в ушах.
— Неплохо бы по привычке заглянуть во дворец грез. Как ты думаешь, хорошая мысль?
Часы в ухе не были запрограммированы отвечать на такие вопросы. Если заплатить вдвое дороже, то можно приобрести такие часы, которые на самом деле будут разговаривать, а не только сообщать, который час. Помрат не считал возможным позволить себе такую роскошь в такое время. Кроме того, он не настолько страдал от одиночества, чтобы вести беседы с умными часами. Однако он знал, что есть и такие, которые находят в этом утешение.
Выйдя на улицу, он остановился.
Дворец грез, который ему особенно полюбился, был в четырех кварталах отсюда. Их было множество, десятки на расстоянии десяти кварталов от здания Центра Трудоустройства, но Помрат всегда заглядывал в один и тот же. А как же иначе? Во всех них подавали одну и ту же отраву. Единственное, чем они отличались друг от друга, было личное обслуживание. Даже безработному четырнадцатого разряда приятно думать, что он высоко ценимый постоянный клиент, пусть даже если это всего лишь дворец грез.
Помрат шел быстро. Улицы были запружены народом. Нынче снова стала модной ходьба пешком. Невысокий коренастый Помрат был нетерпелив в достижении цели. Через пятнадцать минут он был уже во дворце грез. Он размещался на сороковом подземном этаже коммерческого приземистого здания. По закону все такие места, где продавались иллюзии, должны были находиться под землей, чтобы легковосприимчивые дети на улице не портились бы раньше времени. Помрат вошел в здание и прошел в кабину лифта, который опустил его на сто пятьдесят метров вниз, Здание имело 80 ярусов, самые нижние из которых были связаны переходами с соседними зданиями. Однако Помрат никогда не опускался так глубоко. Такие подземные приключения он оставлял членам Верховного Правления и не имел желания столкнуться лицом к лицу с Дантоном где-то в земных глубинах. Дворец грез спереди был освещен ярко-безвкусными, кое-где неисправными аргоновыми лампами. Большинство подобных заведений было полностью автоматизировано, однако этот обслуживали люди. Именно поэтому он так нравился Помрату. Он вошел внутрь, где за дверью старый добрый Джерри поднял на него настоящие человеческие, налитые кровью глаза.
— Норм! Рад тебя видеть!