Бросив взгляд на часы, он видит, что еще довольно рано. А ведь весь смысл его затеи будет утрачен, если он придет домой вовремя! Поэтому он садится в лифт, едет в свой кабинет и убивает там два часа. Затем, вернувшись в Шанхай чуть позже 18.00, он идет в соматический зал и ложится в ментованну. Плавные пульсации психоволн несколько успокаивают его, но он плохо реагирует на психосоматические вибрации, и его мозг заполняется видениями разрушенных почерневших гонад, заваленных поврежденными балками и глыбами взорванного бетона. Тогда он выбирается из ванны. Экран в раздевалке, отреагировав на его излучение, обращается к нему:
— Джесон Квиведо, ваша жена разыскивает вас.
Прекрасно! Для обеда уже поздно. Пусть позлится. Он кивает экрану и выходит. Погуляв по залам около часа, петляя с 700-го этажа до 792-го, он наконец спускается на свой этаж и направляется домой. Экран в холле у лифта сообщает ему, что его розыски продолжаются.
— Иду, иду, — недовольно бормочет он.
Микаэла выглядит обеспокоенной и в то же время обрадованной его приходом.
— Где ты был? — спрашивает она, как только он появляется в комнате.
— О, везде и повсюду.
— Тебя не было на работе. Я пыталась тебя вызвать. Пришлось подключить сыщиков.
— Будто я потерявшийся ребенок!
— Ну, это на тебя не похоже. Ты не зря исчез посреди дня.
— Ты уже обедала?
— Я ждала тебя, — кисло отвечает она.
— Тогда давай поедим. Я проголодался.
— А ты не собираешься оправдываться?
— Потом, — он пытается создать атмосферу тайны. Он едва замечает, что ест. Затем, как обычно, возится с малышами, пока они не укладываются спать. Тщательно подбирая слова, он про себя повторяет все, что выскажет Микаэле. Внутренне он пытается выработать деланную самодовольную улыбку. В этот раз он нападет первым.
Микаэла всецело поглощена передачей. Тревога ее по поводу его пропажи, кажется, уже прошла. Наконец Джесон не выдерживает:
— Ты, кажется, хотела знать, где я сегодня был?
— А где ты сегодня был? — она взглянула на него с беззаботной улыбкой, как ни в чем не бывало.
— Я ходил к Мэймлон Клавер.
— Ты?! Средь бела дня?
— Я.
— Она была хороша?
— Великолепна! — говорит он, сбитый с толку беззаботностью Микаэлы. — Сверх всяких ожиданий.
Микаэла смеется.
— Это так забавно? — спрашивает он.
— Нет, это ты забавен.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Все эти годы ты запрещал себе блудить в Шанхае и ходил к неряхам. Теперь же, по самой глупой причине, ты наконец позволил себе Мэймлон…
— Ты знала, что я никогда не блудил здесь?
— Конечно, знала, — говорит она. — Женщины все рассказывают друг другу. Я расспрашивала своих приятельниц — ты ни разу не натягивал ни одну из них. Я проследила за тобой: Варшава, Прага… Зачем ты ходил туда, Джесон?
— Сейчас это уже не имеет значения.
— А что имеет?
— А то, что я провел день в постели Мэймлон.
Молчание.
— Ты идиот!
— Сука!
— Неудачник!
— Стерильная!
— Хам!
— Подожди, — говорит он, — а зачем ты ходила к Сигмунду?
— Подразнить тебя, — признается она. — Он карьерист, а ты нет. Я хотела тебя завести, заставить что-нибудь предпринять.
— Ты нарушила обычаи и прелюбодействовала днем с мужчиной по своему выбору. Нехорошо, Микаэла. Я бы сказал, не по-женски.
— Зато ставит все на свои места: женственный муж и мужеподобная жена.
— Дикарка! — кричит он и дает ей пощечину. — Как ты могла?
Потирая щеку, она отодвигается от него.
— Дикарка? Я? Ах ты, варвар! Да я бы могла упечь тебя в Спуск за…
— А я бы мог тебя упечь в Спуск за…
Оба останавливаются и смотрят друг на друга.
— Тебе не следовало бить меня, — говорит она немного погодя.