Лай потрусил в пещеру. Внутри он замер, боясь нарушить нечто установившееся в этом местечке. Немного погодя, он понял, что это трепетное ощущение тепла и уюта создает дух Коты. Он ощущал и присутствие мужчины… но так, словно это был не он. Конечно, Лай-человек совершенно по-другому пахнет. Но сейчас волку трудно было смириться с этим. Глухой рык ревности разнесся по уголкам пещеры, застрял в нишах, осыпался на черепки, что валялись в беспорядке на полу, взъерошил редкий мех на старых шкурах. А вот запахи Коты и волчицы он ощущал почти одинаково. Только волчица была более… естественной что ли, дикой. Но эта разница почти незаметна. Видимо, Кота была ближе к природе и по своей сути. А вот молодой локки-отступник в обличии волка стал совершенно иным. К чему это приведет, он не знал.
Покрутившись по пещере, вдыхая чарующие запахи, Лай понял, что уже давно поскуливает, как побитая собака. Тоска съедала и волчью душу. Под одной из шкур он обнаружил свой пояс с остатками зелий. Там же был спрятан и замысловатый поясок Коты, с прикрепленным к нему кинжалом. Подцепив находки зубами, он посеменил к выходу. Жрец сидел у порога. Сердце Лая кольнуло. Еще совсем недавно на этом месте и в такой же позе сидела Кота. Жрец смотрел на пустой горизонт, как будто решил всю ночь дожидаться рассвета. Лай положил пояса на землю и сел рядом.
— Ты сможешь сделать меня человеком? — спросил он.
Тот чуть заметно качнул головой.
— Не я сделал тебя волком. Это воля Великой Шактир. Я лишь следовал ее зову. Жрец не будет противиться решению богини. Да и зачем тебе становиться человеком? Странное желание. Ты же умер…
Лай вздрогнул, шерсть вздыбилась. Отогнав воспоминания о противной липкой тишине, он снова обратился к жрецу:
— Что будешь делать?
— Жить, — просто ответил тот. — И ждать, пока Великая Шактир не возьмет меня в логово.
Волк качнул мордой.
— Значит, бесполезно звать тебя пойти со мной?
Туземец не ответил. Но Лай и не ждал, что жрец покинет места погребения своего племени. Жить ему есть где — одна пещера осталась почти нетронутой ночными безумствами. А сам Лай не намерен был ждать ни минуты. Внутри волка поселилась потребность вернуться в Волчий лес, к братьям Коты. Тем более что, как ему кажется, он теперь стал почти одним из них. Почему? — он и сам толком не понимал. Но сопротивляться этому ощущению, как и появившимся звериным инстинктам, не мог. Хотя, был соблазн заявиться в таком виде прямо в замок харца и полюбоваться на выражение лица Алодлора. Волк оскалился в усмешке.
Подхватил пояса… и понял, что не сможет постоянно держать их в зубах. Сразу выделяется слюна, при беге можно и задохнуться с непривычки. Покрутился на месте, пытаясь приладить их к поясу, норовя носом завязать узел. И, если худо-бедно, это почти удавалось с поясом локки, то изящный кушачок девушки постоянно соскальзывал, не подходя по размеру. Жрец, безучастно восседающий перед пещерой, молча поднялся, перехватил пояски, обмотал ими шею волка, как ошейниками, да туго связал концы. Затем, как ни в чем не бывало, снова уселся на прежнее место и обратил взор вдаль, словно боясь пропустить, как богиня-волчица придет за его духом.
— Прощай, — коротко рыкнул Лай, отворачиваясь. Ответа он не ждал — мыслями жрец уже был далеко, в своих мечтах. Там, соединившись с семьей, он становился волком под огненным взором Шактир.
Лай побежал. Луна звала его. Казалось, там, за ясным светлым кругом он видит несмелую улыбку, в серых щербинах ему чудится ироничный взгляд черных глаз. В строю неясных, но приятных образов появилось нечто острое, колючее. Некий вопрос маячил перед внутренним взором. Юноша остановился. Действительно, а куда собственно он бежит? Разве знает он, в какую сторону нужно двигаться, чтобы попасть в Бай? Ни разу не путешествовавший в одиночку, сейчас он испугался. Кота с легкостью ориентировалась и по солнцу, и по звездам. Когда она рассказывала, как это делает, он слушал с интересом. Но теперь понял, что не запоминал слов, которые помогли бы ему разобраться, воспринимая путешествие как легкое приключение, навязанное ему матерью. В глубине души он всегда надеялся на свой дар. Магия была сильнее любых знаний девушки — так ему казалось.
Точно! Нужно воспользоваться магией. Но, покрутившись на месте, Лай понял, что уже не сможет снять с шеи пояс с заклятиями. Челюстями не достать, а лапой не содрать — жрец потрудился на славу, завязывая узел. Клацнув зубами от досады, волк попытался встать на задние лапы. С трудом сохраняя равновесие, покачиваясь, привычно взмахнул руками… Только вот рук-то не было! То, что он не может воспользоваться силой, находясь в обличии волка, для Лая стало ударом. Как же тогда он вернется домой?
Шерсть на загривке встала дыбом, губа приподнялась в беззвучном рычании. Отчаяние пробиралось под серебряную в лунном свете шерсть. Лай считал себя отступником, магом слабым… недоученным. Но сила была тем, что возвышало юношу над другими. Магия позволяла ему ощущать себя значительным. Давала превосходство даже над харцем. Алодлор лишил наследника любви и отцовского внимания, но силу отнять не мог. Может, именно поэтому харц испугался и нанял того локки. Сильный противник. Почему Уоз не предупредил, что возможно такое страшное колдовство, как проникновение в другого мага?
Лай тихонько заскулил, укрыв лапой нос. Он всегда гнал от себя мысли о поступке отца. Было очень больно сознавать, что законный наследник харцу не нужен. Но гораздо сложнее оказалось принять то, что Алодлор хочет именно смерти сына. Обманывая самого себя, Лай пытался оправдать действия отца. Он даже убедил себя в том, что тот и не думал устраивать наследнику смертельную ловушку. Старый локки, пленивший Уоза? Да он просто маразматик! Разрушенная избушка самого учителя? Так у Уоза полно врагов среди локки, как и у любого отступника. Кто угодно мог поквитаться с ним. А Лай тут не при чем.
Он бы ни за что не согласился покинуть замок. Но в роли защитника вдруг предстала Кота. Девушка, которая поразила его в самое сердце. О которой он мечтал в круглой хижине Уоза. Которая снилась каждую ночь. Это был шанс поймать свою звезду счастья. Пусть путешествие не было безопасным. Не самая большая плата за счастье. Звезда сама опустилась в ладонь, зажгла огонь в сердце, согрела душу, прогнала одиночество. Но светлый миг оказался лишь яркой вспышкой в мире зла. Хрупкое чувство разлетелось на кусочки в тот самый момент, когда Лай осознал — опасность не такая уж вымышленная. И то, что он предчувствовал беду, давило на сердце огромным валуном.
Неизвестный локки одним своим появлением разрушил остатки детских грез. Да, харц действительно хочет смерти сына. Да, собственная сила его мизерна. Он даже не смог защитить самое дорогое существо. Оставалось только надеяться, что Кота сумела противостоять врагу. Она сильная. Она очень сильная — она же воин! Шакти! Но он стал ее слабостью. Беспечность Лая привела их обоих на край жизни. Но боги на их стороне! Да, Кота пропала, но это оставляло надежду, что она — жива. Да, он лишен силы и растерян. Но он жив… благодаря чудной магии племени людоедов. А это шанс все исправить. И Лай ни за что не упустит его.
Воодушевленный, волк снова побежал вперед. И уже на бегу Лай понял, что таинственная часть внутри него прекрасно знает — в какую сторону двигаться. Стоило юноше задуматься об этом, подвергнуть сомнению этот тихий шепот, как тот обиженно замолкал. Но, стоило довериться чутью странного существа, которым он стал, как все становилось простым и легким. Лаю нравилось ощущать, как ветер взлохмачивает белую шерсть, как небо сливается в сплошной поток сверкающих стрел, как ощущение полета захватывает все тело. Казалось, подушечки пальцев касаются земли лишь для того, чтобы степь не забывала о нем ни на секунду. Да, эти плато — живые. Он это ощущал шкурой. Земля дышала, ветер пел песню свободы и простора, небо вторило эхом каждому шороху. Никогда он не был так счастлив! Мир, проносящийся сквозь него, уносил остатки человеческих тревог, волнений, страхов. Он был свободен… по-настоящему свободен. Быстрее. Еще быстрее!
Лай потерял счет времени. Или это время потеряло его. Когда волк был голоден — он ел. И ни на секунду не задумывался — что будет сегодня на обед, бегал этот обед, или летал, или ползал. Когда он хотел пить — ноги несли его к водоему. Окружение менялось — волк оставался собой. Свободным от оков человеческой жизни хищником. Человека больше не существовало. Лая больше не было в легком, стремительном, опасном существе. Голубые глаза горели красноватым отблеском, белая шерсть сверкала на солнце радужным отливом и светилась при луне магией серебра.
Порой ему встречались другие. Но они не были такими, как он. Слабее, медлительнее, меньше, — они казались пародией на волка. По одному или стаей, они бежали рядом до тех пор, пока могли. Они просили белого вожака остаться. Они молили взять их с собой. Вой и рычание неслись по округе, пугая слабых двуногих. Люди запирались в домах, брали оружие, прятали домочадцев в подвалы. Они не понимали — почему волки ведут себя так странно. А то, что выходит за рамки привычного, всегда вызывает панический страх. Лунный волк, — как почтительно называли его серые, — никогда не отвечал. Стая за стаей, они просто выдыхались и, в конце концов, отставали. А на слабых не стоит тратить внимание.
Ночь. Пение цикад успокаивало. Белый волк лежал на берегу небольшой быстрой речки, холодные воды которой еще недавно утоляли его жажду, смывали с вздымающихся боков усталость и пыль. А сейчас они аккомпанировали беспрерывному треску, вырывающемуся из высокой травы. Зверь высунул язык, наслаждаясь покоем и ощущением остывающего после долгого бега тела. Дыхание постепенно умерило бешеный ритм. Волк облизнулся. Положил морду на лапы и медленно смежил веки.
Сон. Обрывки. Яркие ленты. Ржавые черепки. Крик, царапающий сердце, — «Нет!»
Хруст сухого листа. Волк встрепенулся и рывком сел. Уши ловили каждый шорох. Человек глубоко внутри успокаивающе шепнул, что показалось. Но зверь и ухом не повел. Нет, не показалось. Нос чуть подергивался, улавливая малейшие оттенки запахов влажного воздуха. Жаль, что нет ветра — верный друг всегда предупреждал седого волка о приближении других. Кто были эти другие — оставалось сейчас только гадать. Но они есть. И их явно несколько. Обходят.
Страха не было — огромному зверю было не ведомо это чувство. Но настороженность не покидала — это было что-то новое. Прежде никакое существо не могло вызвать в лунном волке таких ощущений.
«Люди… локки», — испуганно шепнул человек, укрывшийся где-то в глубине сердца.
Волк чуть удивился: люди? Разве могут эти неуклюжие, шумные, нетерпеливые существа двигаться почти бесшумно? Те из них, которых он встречал на своем пути, бледнели, кричали, пытались убежать. Руки их дрожали, оружие падало на землю, а страхом пахло так сильно, что помимо воли вырывался рык, а в груди росло желание убить. Но та малая часть его некогда была человеком и, наверное, знала больше о двуногих. Этого мира волк пока не ведал. А, значит, следовало быть настороже.
Нюха коснулось предупреждение. Нет. Это не люди. Белый волк поднялся на лапы и прижал уши. Звериный дух. Не агрессивный, просто предупреждающий. Он зашел на чужую территорию. Это было что-то новенькое. Ранее, стаи, которые он встречал, готовы были сложить к лапам нового вожака все, что имели.
Волки не спешили приближаться, но и не уходили. Они ждали ответа. Он или должен уйти, или вступить в бой с вожаком. Лунный волк тихо зарычал: он не привык отступать. И пусть это место принадлежит чужой стае. На берегу речки он чувствовал себя настолько комфортно, что готов был сражаться за землю. Странно, почему именно это место так приглянулось ему. Одно из тысяч похожих, но песня струй холодной воды была так созвучна некой печальной мелодии, льющейся из сердца. Высокая трава призывала желание покататься по ней, точно он — малый несмышленый щенок. Еле заметный шум листвы леса действовал умиротворяюще.
Белый волк, еще недавно сломя голову мчащийся неведомо куда, ясно ощутил, что готов остаться здесь навсегда. Это место станет его логовом. И никакие звери не будут помехой. Он — самый сильный зверь! Это он давно понял. Волк опустил голову и угрожающе зарычал, вызывая вожака.
Цикады примолкли. Враг приближался. Белый приготовился к прыжку, шкурой ощущая, с какой стороны тот, с кем ему суждено драться. Высокая трава шевельнулась. Волк напрягся еще сильнее, готовясь вонзить клыки в податливое горло…
— Ершисть… — Бросившийся было на него огромный, не меньше его самого, серый волк, вдруг затормозил всеми четырьмя лапами, и встал, как вкопанный. Морда при этом у него стала вытянутой от удивления, сменив за миг страшный оскал.
Белый, клацнув от неожиданности зубами, втянул голову в плечи. И дело было не в страхе, что противник оказался не меньше его. Просто что-то больно кольнуло внутри в тот момент, когда он услышал странное слово.
— Солдес? — вопросительный шепот из кустов, росших позади, заставил белого подпрыгнуть на месте. — Что такое? Знакомый?
— Не совсем, — сомневаясь, произнес Солдес, обходя новичка кругом. Он беспрестанно подергивал блестящим от росы носом.
— Из рыжих, что ли? — ворчливо отозвался второй, важно выходя из укрытия. Увидев белого, сел и озадаченно почесал лапой ухо. — Ершисть!
— Вот именно, Врадес, — оскалился в усмешке первый.
Белый, у которого удивление уже прошло, просто выжидал, поскольку не знал — как себя вести. Оба волка были не меньше его, что настораживало. Но, с другой стороны, появилась внутри какая-то неожиданная радость. Так, словно бы он вдруг очутился дома. Но он не помнил — кто он и где его дом… Есть ли вообще дом. До сих пор на пути встречались только мелкие особи, да двуногие существа. Кроме того, осторожность была совсем не лишней, ведь не стоило забывать о других, пока скрывающихся, волках. Седой волк знал, что они недалеко.
— Никогда его раньше не видел, — покачал головой Врадес, пристально всматриваясь в незнакомца. — Но… есть в нем что-то… знакомое…
— Да, — кивнул первый, — я тоже это ощутил. Знакомый запах…
— Ты кто? — без обиняков спросил Врадес, и, приблизившись к белому вплотную, поставил лапу тому на грудь, как человек бы прижал руку. — Из какой ты стаи? Не из рыжих — понятно… Они другие. Какой у вас камень? Ты похож на Лунного волка, но последний из них канул в небытие вместе с последней Шактир…
Камень. Из всего, что произнес волк, белый зацепился только за это слово. У него есть камень! Он вскочил, обернулся волчком, словно хотел поиграть с хвостом. Понял, что так не видно, и задрал повыше лапу.
— Этот, что ли?
Врадес отскочил, зарычав.
— Ногу на меня поднимать? Да я тебя!..
— Погоди, Врадес, — осадил его вожак. — Мне кажется, он не хотел тебя оскорбить… Похоже, он что-то показывает.
Сморщившись, тот с сомнением глянул на седого, который все еще стоял на трех лапах, старательно задирая четвертую повыше. Солдес по угрюмой морде брата понял, что тот ни за что не станет смотреть на брюхо незнакомца. Поэтому, вздохнув, обошел кругом и сунул нос под покачивающуюся лапу.
— Ершисть… — снова произнес он каким-то бесцветным голосом. Хвост его опустился между лап. Когда Солдес распрямился, он выглядел подавленным и старался не смотреть в сторону брата. — Да ты на самом деле Лунный волк! — И, заметив, что Врадес дернулся в их сторону, тихо добавил: — Там Сердце… Камень Коты.