— Да! — Глаза человека загорелись. — Ну разве это не замечательно? Вы прибыли как раз вовремя.
Он затянулся еще раз сигаретой, бросил ее на каменное крыльцо и растоптал каблуком. Свенсон не мог отвести взгляд от ключа — тот был длиной с предплечье. Человек заметил взгляд Свенсона и усмехнулся, взвешивая в своей руке увесистую железку, словно та была каким-то вожделенным трофеем.
— Они позволяют нам помочь им в работе — все великолепно, я даже на такое и не надеялся! Идемте, вас будут рады видеть!
Он повернулся и вошел в церковь, придерживая дверь для Свенсона. Синяя вспышка напомнила доктору о встрече с д'Орканцем. Он не назвал этому человеку своего настоящего имени, но любой из участников заговора, если таковые там есть, мгновенно узнает его. Далее (мысли его метались; он сделал жест, приглашая своего попутчика пройти первым, потом закрыл за ними обоими дверь), в Тарр-Манор были ли женщины? О каком другом доме могла идти речь? Если так, то невозможно было скрыть связь между этой группой (черными книгами и пуританскими проповедями) и Баскомбом с его кликой. Но… он должен решиться на что-то, должен что-то сделать (пока эти мысли метались в его голове, попутчик вел его через гардеробную, где висели церковные одеяния). Лорда Тарра убили, чтобы получить контроль над месторождением синей глины. Какое отношение это убийство может иметь к подобной религиозной чепухе? И что это за религиозная церемония, если для нее требуется гаечный ключ… да еще таких размеров?
Человек резко остановился, повернувшись к доктору, положил одну руку ему на грудь, а другую (с ключом, отчего вид у него был глуповатый) прижал к губам — соблюдайте тишину. Он кивнул вперед, показывая на открытую дверь, потом зашагал дальше, и вскоре они оказались в следующем помещении. Свенсон следовал за ним с осторожностью и любопытством, выгибая шею, чтобы из-за плеча человека увидеть, что там впереди.
Они вышли со стороны алтаря, и им открылся неф церкви, в котором скамьи были сдвинуты к стенам и составлены там в штабель. В центре пустого пространства стоял импровизированный стол из деревянных ящиков. Ящики были вроде тех, о которых говорил Чань, видевший их в институте, или тех, что солдаты полковника Аспича увозили утром на телегах. На этом столе располагалась… машина, некий агрегат из металлических деталей, выступающих из центрального контейнера, чем-то напоминающего средневековый шлем с забралом, и ярких клубков медного провода, уходившего в открытые ящики на полу (содержимое которых Свенсону не было видно). Воздух был едкий, с каким-то механическим привкусом — озона, кордита, жженой резины, масла. Этот запах был такой резкий, что ноздри доктора сморщились, хотя он находился достаточно далеко от его источника. Вокруг машины кружком стояли несколько человек — та же самая смесь типажей, что он видел в поезде, включая высокого, с лошадиным лицом человека из первого купе. Большинство были без верхней одежды, с закатанными рукавами, некоторые держали инструменты, промасленные тряпки, часть из них стояли, просто довольно уперев руки в бока, и все любовно устремляли взгляды на находящуюся между ними машину. Во главе кружка стоял другой человек, в неопрятном черном плаще, его волосы были зачесаны назад и уложены за уши, на лице прежде всего бросались в глаза темные защитные очки, руки в кожаных перчатках до локтей напоминали руки гиганта. Это был доктор Лоренц.
Свенсон шагнул назад. Его сопровождающий почувствовал, что он шевельнулся, и, повернув голову, озабоченно посмотрел на него. Свенсон поднял руку и начал бесшумно откашливаться, давая понять, что он поперхнулся, что у него проблемы с горлом, сделал еще один шаг назад и махнул рукой, показывая, чтобы тот шел дальше, а он сейчас вернется, буквально через секунду. Но человек не пошел вперед, наоборот, он сделал шаг к Свенсону (отчего тот стал задыхаться еще театральнее), а потом повернулся к середине церкви, словно собираясь попросить о помощи. Свенсон ухватил его за руку и потащил к двери, через которую они только что вошли. В конце гардеробной доктор наконец позволил себе звучно закашляться, прикрывая рукой рот.
— Капитан Блах, что с вами? Вы нездоровы? Я уверен, что доктор Лоренц…
Свенсон бросился через заднюю дверь и согнулся пополам, упер руки в колени, пытаясь набрать полные легкие воздуха. Человек последовал за ним наружу, сочувственно прищелкивая языком. Свенсон понимал, что не может вернуться — Лоренц непременно узнает его. А теперь, независимо от того, что случится дальше, этот человек наверняка упомянет о нем (может, он уже сделал это?) и, таким образом, те, кому он известен как враг, тут же узнают его. Доктор ощутил сочувственную ладонь у себя на спине и повернул голову.
— Я надеюсь, мы им не мешаем, — прохрипел Свенсон.
— Нет-нет, — ответил ему человек. — Я уверен, они нас даже не заметили…
Как Свенсон и надеялся, человек, говоря это, инстинктивно повернул голову к дверям. Свенсон быстро выпрямился и, зажав рукоять пистолета в правой руке, с силой ударил человека за ухом, тот вскрикнул от удивления и, шатаясь, сделал несколько шагов к двери. Свенсон помедлил — он не хотел бить того еще раз. Человек застонал, его шатало, но он попытался распрямиться. Свенсон выругался и ударил его еще раз, всей рукой ощутив тяжесть удара. Человек мешком упал на землю. Свенсон быстро убрал пистолет и затащил упавшего в церковь, прислушался (изнутри не доносилось ни звука) и тихо снял несколько пальто из внутренней комнаты. Он накрыл ими тело, оставив то в сидячем положении за заклиненной в открытом состоянии дверью, — таким образом, тело было почти невозможно заметить. Доктор Свенсон пощупал затылок человека — он распух, отек, но трещины вроде бы не было, хотя наверняка в темноте он и не мог сказать. Человек был жив, и этого достаточно, сказал он себе, хотя это и не снимало с него чувства вины. Свенсон подобрал ключ, потом закатил глаза, ругая себя за забывчивость, забрался в карман пальто человека и вытащил оттуда черную книжку. Затолкав ее в свой карман, он осторожно снова подошел к внутренней двери. Гудение возобновилось.
Машина на столе вибрировала, звук этот набирал высоту, что указывало (судя по реакции стоявших вокруг людей) на близость кульминации. Лоренц держал в руке карманные часы, другая его рука была поднята, люди вокруг напряженно замерли в ожидании сигнала. Свенсону они напомнили группу великовозрастных детишек, которые ждут разрешения учителя начать потасовку. Машина дернулась, ящики под ней сотряслись и опасно загремели. Уж не взорвется ли все это устройство? Лоренц не шелохнулся. Люди продолжали толпиться вокруг него. Вдруг ученый опустил руку, и присутствующие пригнулись к машине, крепко ухватились за нее, пытаясь удержать на месте, и Свенсон увидел усиливающееся мерцание. Люди крепко зажмурили глаза и отвернули лица от машины. Свенсон понял, что вот сейчас-то оно и должно произойти, и тогда захлопнул дверь, прижался к стене и закрыл глаза. Даже через закрытые веки он увидел ярко-синюю вспышку, вырвавшуюся из соседней комнаты, остаточное сияние ненадолго повисло в воздухе. Он закрыл рукой нос и рот — запах был невыносимым. В соседней комнате люди кашляли и в равной мере заливались смехом, поздравляя себя. Он позволил себе повернуть голову и заглянуть за угол двери.
Лоренц склонялся над машиной. Он приподнял (словно открыл дверцу печки) на петле металлическую плиту и теперь залезал одетой в тяжелую перчатку рукой внутрь, откуда лилось ярко-синее сияние, обесцветившее его и без того бледное лицо. Внимание окружающих было приковано к руке Лоренца, которая проникла в открытую камеру, а потом появилась оттуда с шаром пульсирующей синевы (из стекла?). Он показал им этот шар, держа его на ладони, и они взорвались нестройными радостными выкриками. Лица людей были взволнованные и обезумевшие. От химического запаха у Свенсона уже некоторое время кружилась голова, и он мог себе представить, что этот запах делает со всеми ними. Лоренц скинул с себя плащ. На плече у него был надет тяжелый кожаный патронташ, на котором висело множество металлических сосудов с колпачками, похожих на пороховые заряды для старинных мушкетов. Лоренц осторожно отвинтил колпачок с одного из сосудов, потом сжал шар (словно он был из светящейся мягкой глины) в руке и засунул его в узкое горлышко сосуда. Когда шар оказался внутри, он завернул колпачок, а потом коротким движением снова накинул плащ.
Доктор Лоренц обвел взглядом окружающих его людей и ровным голосом, хотя и не без любопытства, спросил:
— А где мистер Коутс?
Свенсон подался назад, прижался спиной к стене, потом выскочил из церкви и припустил прочь. Он пересек пустую площадь и нырнул за следующий дом, вернулся на мощеную дорогу, а по ней — через пустырь. Он не останавливался, бежал пригибаясь и стараясь не шуметь, пока не добрался до дуба, где опустился на колени и наконец оглянулся. На поросшем травой участке стояли люди, один из них дошел до переднего крыльца церкви и с его ступенек оглядывал пустырь. Свенсон спрятался за ствол дуба. Видели ли они, как он бежал? Если удача сопутствовала ему, то обнаружение тела несчастного Коутса приостановило преследование на время, достаточное, чтобы он мог скрыться из вида. Конечно, группа эта пребывала в возбужденном состоянии, а потому могла воспламениться жаждой немедленной мести. Очнется ли Коутс? Что он тогда сможет им рассказать? Свенсон не осмеливался пробежать открытое пространство до «Королевской вороны». Он посмотрел наверх. Любой другой забрался бы на дерево и переждал там, невидимый для врагов. Свенсона пробрала дрожь. Нет, он не был похож на Кардинала Чаня.
Человек на церковном крыльце еще раз внимательно осмотрел поросший травой пустырь, а потом вернулся к задней двери, забирая с собой людей, высыпавших наружу. Свенсон услышал, как закрылась дверь. Теперь ему можно было бежать к укрытию, но он остался за деревом, продолжая вести наблюдение. Прошло еще минут пятнадцать, наконец дверь открылась снова, из церкви появилась цепочка людей, тащивших ящики. Последним шел Лоренц, теперь уже без перчаток и очков, кутаясь в свой плащ. Компания двигалась в ту же сторону, что и экипаж немногим ранее, и вскоре исчезла из поля зрения Свенсона. Он мог только предположить, что направлялись они в Тарр-Манор.
Свенсон дал им еще две-три минуты и только тогда оставил свое укрытие под дубом и направился к церкви. Он понятия не имел, что рассчитывал там найти, но все, что угодно, было лучше, чем еще одна прогулка наугад в темноте. Коутса в углу, где оставил его Свенсон, больше не было (доктору хотелось думать, что тот пришел в себя и смог уйти со всеми), и он через гардероб прошел в темную церковь. В окно лился лунный свет, но без синего мерцания машины помещение казалось иным, более призрачным и заброшенным, хотя скамьи были спешно возвращены на свои места. Свенсон посмотрел на алтарь, который как-то странно потемнел внизу. Он посмотрел на окна, но не увидел, что мешает свету проникать внутрь, — какие-то пятна или отложения на стекле, сажа от работы машины? Он подошел к алтарю и понял свою ошибку. Увиденная им тень оказалась лужей. Свенсон сдвинул в сторону белую материю и увидел скрюченную фигуру мистера Коутса — горло его было аккуратно перерезано.
Свенсон прикусил губу. Он уронил материю и отвернулся, засунул руку в карман, нащупал револьвер, проверил патроны, крутанул барабан и вернул револьвер в карман. Он оглянулся, подавляя желание раскидать скамейки и усилием воли заставляя себя дышать ровно. Он ничего не мог сделать для Коутса, разве что запомнить его как человека приветливого и внимательного. Он вышел из церкви и направился к дороге.
Поскольку люди из церкви тащили с собой ящики, Свенсон решил, что сможет нагнать их, однако он прошел целую милю по сельской дороге, поросшей по обочинам шиповником, но так никого и не увидел. Достигнув развилки, он остановился в лунном свете, размышляя, куда повернуть. Никаких указательных знаков здесь не было, и дороги казались одинаково укатанными. Он посмотрел чуть вперед и увидел, что левая дорога поднимается на пригорок. Это напомнило ему слова Коутса о восхождении. Не имея больше никаких соображений на этот счет, Свенсон повернул налево.
Добравшись до самого верха холма, он увидел, что дорога уходит вниз, а потом снова начинает подниматься. Вскоре доктор увидел конечную цель своего путешествия. Когда прошел еще немного, так и не встретив никого по пути, то перед ним предстал дом, который по своим размерам не мог быть ничем иным, как поместьем Тарр-Манор, с высокой защитной полосой голых тополей и старомодным каменным забором. Хозяйственные постройки были невелики по размерам, а сам дом, хотя и не мог сравниться с чудовищной громадой Харшморта, представлял собой особняк кирпичной кладки с островерхими крышами, трубами и более чем наполовину оплетенный плющом, листья которого в призрачном лунном свете показались Свенсону чешуей рептилии.
Окна первого этажа были ярко освещены. Доктор с любопытством отметил, что кроме этих окон ярко горело только одно — самое высокое чердачное, а между ними (он пересчитал окна) было четыре этажа темноты. Он осторожно приблизился к воротам (получить пулю за нарушение прав собственности — нет, ему вовсе не хотелось умирать такой глупой смертью) и увидел на них цепь. Он крикнул в сторону маленькой будки сторожа по другую сторону стены, но не получил ответа. Ворота были очень высокими, и перспектива карабкаться через них его вовсе не радовала. Он предпочел поискать другой, менее опасный путь и тут вспомнил по баскомбовской карточке синего стекла полуразрушенный участок стены (перебраться через нее не составило бы труда), огораживающей сад, и отправился на ее поиски. Свенсон пошел вдоль стены, топая по высокой сухой траве.
Он попытался составить план действий, хотя никогда не чувствовал себя особо искушенным в подобных занятиях. Ему нравилось делать выводы, даже уличать во лжи тех, кого удавалось припереть к стенке фактами, но вот деятельность такого рода — бегать из дома в дом, карабкаться по водосточным трубам, стрелять, становиться чьей-то мишенью… нет, это все было не по нему. Он знал, что его появление в Тарр-Манор должно быть незаметным, и попытался представить себе, что сделал бы на его месте Чань, но из этого ничего не вышло. Непредвиденные обстоятельства — вот что больше всего смущало Свенсона. Он одновременно искал и то, и другое, и третье, и в зависимости от того, что находил, менялись и его дальнейшие цели. Он надеялся найти мисс Темпл, хотя и не думал, что это ему удастся. Он надеялся найти женщину с поезда, а это означало также, что он хотел выяснить — окончательно Элоиза погрязла в этой мерзости (чего он и опасался) или же она такая же обманутая и невинная, как Коутс. Он надеялся узнать что-нибудь новое о Баскомбе и покойном лорде Тарре. Он хотел выяснить истинную природу работ в карьере. Он надеялся узнать правду о Лоренце и его машине и выяснить, какое отношение к Лоренцу имеют эти приезжие из города. Он надеялся узнать, кто приехал в экипаже, а через это — о двух типах из таверны, которые и сами прибыли из города, чтобы встретить этот экипаж. Все эти задачи перепутались в его голове, и единственное, что он смог теперь придумать, — это пробраться в дом и попытаться выяснить там, что удастся. Но что — вопрошал его строгий логический ум — будет он делать, если столкнется с кем-нибудь из заговорщиков (не считая Лоренца), знающих его в лицо? Что, если он столкнется с графиней или графом д'Орканцем? Он остановился и тяжело вздохнул, в горле у него словно сухой комок застрял. Он понятия не имел, что делать.
Найдя разлом в стене, Свенсон сначала осмотрел сад и убедился в безопасности. Отсюда до дома было рукой подать — от ближайшего окна его отделяло лишь несколько небольших фруктовых деревьев и клумб. Он вспомнил газетное сообщение о смерти лорда Тарра — кажется, его тело было найдено в саду? Свенсон взобрался на стену, слегка оцарапав руки, и спрыгнул в траву. Ближайшие к нему окна были абсолютно темны, возможно, за ними находился кабинет старого лорда, теперь пустующий (означало ли это, что Баскомба в доме нет?). Свенсон тихонько пошел вперед, ступая по траве, чтобы не оставлять следов на разрытых клумбах. Он добрался до окон; два внутренних оказались фактически дверями — от стены ему не видны были ведущие к ним из сада ступеньки. Свенсон нагнулся и вставил в глаз монокль. Одна из дверей была разбита — в части рамы около ручки стекло отсутствовало. Он осмотрел ступени позади, но битого стекла там не увидел (ну конечно, его уже убрали), потом снова повернулся к пустой раме. На дереве виднелись маленькие сколы. Если он правильно понял, то стекло разбили ударом изнутри, и оно посыпалось наружу. Даже если бы Свенсон поверил, что старого лорда загрыз зверь (а Свенсон отнюдь не верил в подобную версию, к тому же зачем хищнику разбивать стекло, чтобы дотянуться до ручки?), то нападавший должен был бы проникнуть в дом снаружи. А если он уже был внутри, то зачем вообще разбивать стекло? Может быть, лорд Тарр сам его разбил, ища путь к спасению? Но это имело смысл только в том случае, если дверь была заперта снаружи, если лорд Тарр был заточен в своей комнате.
Теперь дверь была заперта изнутри, и Свенсон, осторожно просунув руку в отверстие, распахнул ее. Он вошел в темную комнату и закрыл за собой стеклянную дверь. В лунном свете он разглядел письменный стол и длинные стены, целиком уставленные книжными шкафами. Вытащив спичку из кармана, он зажег ее о ноготь и увидел свечу в старом медном подсвечнике на книжной полке. В слабом пламени свечи доктор осмотрел содержимое всех ящиков письменного стола, но узнал в конечном счете только то, что лорд Тарр питал острый интерес к медицине и почти никакого — к своему имению. Потому что на единственный журнал (заполненный до последней страницы записями, сделанными, как решил Свенсон, рукой управляющего), имеющий отношение к делам имения, приходилось великое множество записных книжек и связанных в пачки рецептов от разных врачей. Свенсон достаточно разбирался в таких делах, чтобы понять: причиной пошатнувшегося здоровья лорда Тарра был бесконечный поиск удовольствий, последствия которого не поддавались никакому лечению; и в самом деле, покойный лорд, казалось, с удовлетворением заносил в дневник сведения о всех своих недугах. Эту аккуратную тетрадь Свенсон обнаружил в верхнем ящике под еще более толстым журналом с рецептами различных снадобий и процедур. Он не торопясь перелистал этот журнал и уже был готов положить его на место, когда вдруг увидел запись: «Доктор Лоренц. Минеральные процедуры. Неэффективно!» Он перевернул страницу и нашел еще две записи — одинаковые, если не считать разного числа сопутствующих им восклицательных знаков; записи эти описывали бурную реакцию желчного пузыря лорда и последующее принудительное опорожнение кишечника. Это была последняя страница журнала, но за ней Свенсон увидел ровную кромочку — тут была еще одна страница (или несколько), и кто-то аккуратно вырезал их бритвой. Он раздраженно нахмурился. Записи не сопровождались датами (больной в своем эгоизме исходил из того, что нет нужды записывать то, что ему и без того известно), а потому Свенсон понятия не имел, сколько это все продолжалось. Не важно. Он засунул журнал назад в ящик. Заговорщики длительное время предпринимали попытки склонить лорда на свою сторону, но затем назначили Баскомба в наследники и… совершили убийство.
Свенсон встал на колено у замочной скважины и тупо уставился в стену в футах трех-четырех от него, потом вздохнул, поднялся и очень-очень медленно повернул ручку, чувствуя, как защелка лязгнула гораздо громче, чем ему хотелось бы. Он не шевелился, готовый задвинуть щеколду и броситься назад в сад. Но, судя по всему, никто ничего не услышал. Он набрал в грудь воздуха и все так же медленно стал открывать дверь, выглядывая в коридор сквозь увеличивающуюся щель. Ему отчаянно хотелось закурить. Коридор оказался пустым. Он открыл дверь достаточно, чтобы высунуть голову и посмотреть в обоих направлениях. В коридоре царил полумрак, свет в него проникал только из освещенных помещений, расположенных по его концам. Он не видел, что это за помещения, к тому же оттуда не доносилось ни звука. Нервы Свенсона были напряжены. Он заставил себя выйти в коридор и закрыл дверь. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, увидев дверь приоткрытой, начал выяснять, в чем дело, хотя и опасался потеряться в доме и не узнать ее среди других запертых дверей, если его вынудят спасаться бегством. Он попытался успокоить себя. Ведь это он налетчик. Это его должны бояться обитатели дома. Свенсон засунул руку в карман пальто и нащупал револьвер. Глупо было рассчитывать, что оружие вселит в него уверенность (либо ему хватает мужества, либо нет, уговаривал он себя; пистолет может быть у кого угодно), но тем не менее он почувствовал себя увереннее. Доктор дошел до конца коридора и заглянул за угол.
Он тут же убрал голову и зажал рукой нос. Запах — едкий, сернистый, механический запах — ударил ему в ноздри, проник в горло, словно он вдохнул пары в литейном цехе. Он вытер платком нос и глаза и снова заглянул в помещение, прижимая к лицу платок. Он увидел большую комнату, уставленную изящными старинными креслами и диванами с широкими сиденьями для дам в кринолинах. Вокруг кресел стояли небольшие приставные столики, на каждом полупустые чайные чашки и маленькие блюдечки с манерно недоеденными остатками торта. Доктор Свенсон произвел быстрый подсчет — одиннадцать чашек; достаточно для женщин из поезда? Но где они теперь? И кто принимал их здесь? Он осторожно прошел через гостиную и заглянул в дверь по другую сторону — она выходила в маленькую прихожую, из которой наверх уходила устрашающе крутая лестница, а дальше виднелся вход в другую гостиную. В тот самый момент, когда он бросил туда взгляд, из-за арки выглянула невысокая толстая женщина в черном платье. Оба они одновременно подались от неожиданности назад, женщина вскрикнула, а Свенсон беззвучно открыл рот. Она подняла руку, глядя на него, а другой принялась обмахивать свое раскрасневшееся лицо.
— Прошу прощения, — выдавила она из себя. — Я думала, они… вы… все ушли. Я бы никогда… я только искала тарелки, чтобы нести на кухню. Повар уже ушел… а дом такой большой. Тут наверняка могут быть крысы. Вы понимаете?
— Мне очень жаль, что я напугал вас, — ответил доктор Свенсон исполненным сочувствия голосом.
— Я думала, вы все ушли, — повторила она.
— Конечно, — успокоил он ее. — Это вполне объяснимо.
Она оценивающе посмотрела на лестницу, потом снова на Свенсона.
— А вы — один из немцев, верно?
Свенсон кивнул и (подумав, что это ей понравится) щелкнул каблуками. Женщина хохотнула и тут же прикрыла рот пухлой розовой ручкой. Он посмотрел ей в лицо, напоминавшее лицо глуповатого ребенка. Волосы у нее были замысловато уложены. На самом деле (он понял, что умозаключения подобного рода даются ему с невероятным трудом) это был довольно претенциозный парик. Черное платье означало траур, и ему пришло в голову, что глаза у нее такого же цвета, как и у Баскомба, что у нее такие же плавные очертания глаз и губ… может быть, это его сестра? Кузина?
— Позвольте узнать у вас кое-что, мадам?
Она кивнула. Свенсон сделал шаг в сторону и указал на гостиную у себя за спиной.
— Вы чувствуете этот запах?
Она снова хихикнула, но теперь в ее глазах мелькнула какая-то безумная неуверенность. Этот вопрос выбил ее из колеи, даже напугал. Опасаясь, что она уйдет, он снова заговорил:
— Я только хотел сказать, я… не думал, что они будут работать… здесь. Я думал, где-нибудь в другом месте. Я говорю от имени всех нас и выражаю надежду, что этот запах не слишком впитается в стены. Позвольте узнать, вы говорили с кем-нибудь из женщин?
Она помотала головой.
— Но вы их видели?
Она кивнула.
— И вы нынешняя хозяйка дома.
Она кивнула.
— Не могли бы вы — понимаете, — я всего лишь хочу убедиться в том, что они сделали свою работу, — рассказать, что видели? Прошу вас, подойдите и сядьте в кресло. И возможно, тут и в самом деле найдется кусочек торта?
Она устроилась на канапе с полосатой обивкой и поставила себе на колени блюдечко с нетронутыми ломтиками торта. С нескрываемым удовольствием женщина засунула себе в рот целый ломтик, хихикнула с набитым ртом, проглотила его с привычной решимостью, взяла еще один ломтик — словно держать торт в руке было для нее утешением. И заговорила возбужденно:
— Ну, вы знаете, это из тех вещей, что кажутся ужасными, просто ужасными… но ведь ужасным поначалу много что кажется… На самом деле это великолепно!
Она разразилась новым взрывом пронзительного смеха, который стих лишь со следующим куском торта. Она проглотила его, ее полная грудь от усилий вздыбилась под лифом платья.