— Жаль, что Грайи ничем не смогли нам помочь. Возможно, сумеют их сестры. Эвриала меня не слишком жалует, а вот Сфено любопытна… Думаю, она откликнется на мой призыв. Беда в том, что чужой магии она не доверяет и не позволит Харону себя перенести. Потому нам придется только ждать, когда она сюда пожалует. Это одна из причин, по которой я отпускаю тебя в Гефестейон. Но, Пандора…
— Деми.
— …возвращайся за несколько часов до заката. Никиас, проследи, чтобы Пандора…
— Деми.
— …вернулась в пайдейю живой и невредимой.
Он закатил глаза.
— Замечательно. Нянькой я еще не был.
— Если тебе будет легче, представь, что охраняешь ценный груз, — суховато сказала Кассандра.
Деми стиснула зубы. Груз… Как насчет живого человека? Впрочем, о чем это она. Ей упорно отказывали даже в праве носить данное ей при рождении имя.
Паника снова впилась в горло удушающими тисками. Элени сейчас с ума сходит, пытаясь отыскать дочь, а Деми, находясь в мире, где магия пронзает все окружающее пространство, не может даже послать ей весточку о том, что жива.
Кассандра повернулась к Ариадне, что внимательно прислушивалась к разговору.
— Чуть не забыла. Жрица Асклепия просила помощи от плетельщицы зачарованных нитей, — несколько высокопарно произнесла она. — У нее пропал ребенок.
— Найду, — легко отозвалась Ариадна.
Меж ее сложенных ракушкой рук, сплетаясь в клубок, засверкали серебристые нити.
Демонстрация ее магических сил явно была призвана хоть немного разрядить обстановку. На Деми фокус подействовал и вызвал восторженную улыбку, Никиас, кажется, вообще ничего не заметил, а вот Кассандра нахмурилась.
— Поспеши. Новая ночь не заставит себя ждать, — с легким неодобрением сказала она.
Ариадна опустила руки и, ободряюще подмигнув Деми, ушла. Без нее отчего-то стало пусто и даже… одиноко. Деми искоса взглянула на своего надзирателя в полумаске. Только мысль об ожидающей ее Доркас принесла некое облегчение.
И все же не стоило надеяться, что кто-то другой, будь то Ариадна или Доркас, ее спасет. Собственный ли это принцип, врожденная ли черта характера или наука, которую преподала ей жизнь, но внутренний голос Деми твердил в первую очередь полагаться на саму себя.
Значило ли это, что в той, прошлой жизни, у нее не было друзей, что она была замкнутой одиночкой? Но с эллинидами она приветлива, ей искренне нравилось поддерживать с ними разговор, нравились их поддержка и участие…
Деми вздохнула: она самой себя не знала. Узнает ли когда-нибудь?
Вся надежда на таинственных Сфено и Эвриалу.
Доркас нетерпеливо прохаживалась вдоль окон в коридоре. При виде Никиаса, что тенью следовал за Деми, насупилась, при взгляде на нее саму — просветлела.
— Готова? — Дождавшись ее кивка, ослепительно улыбнулась. — Что ж, тогда идем.
Искра Геи уверенно вела Деми по Акрополю, Никиаса подчеркнуто не замечая. Гефестейон находился на северо-западе, на пологом склоне Афинской агоры — городской площади Афин.
— Искры обучаются там, оберегаемые силой и духом Гефеста. Не только его Искры, но и инкарнаты, благословленные богами-воинами и богами стихий. Внизу находится самая лучшая кузница Алой Эллады. Там куется оружие как для Искр, так и для обычных смертных Эллады, — без устали тараторила Доркас.
Храм бога огня и покровителя кузнечного мастерства оказался еще одним величественным сооружением с частоколом дорических колонн, созданных древними мастерами. Фриз — горизонтальной полоса наверху стены — была украшена метопами прямоугольными плитами, напоминающими римскую цифру три и скульптурами, повторяющими легенды о Геракле и Тесее. Деми заворожено их изучала, пока Доркас, явно примеряя на себя роль гида, рассказывала ей о Гефесте — с такой небрежностью и непосредственностью, будто говорила об одном из кумиров молодежи, чью историю недавно услышала, а не об одном из олимпийских богов.
— Кто-то говорит, что Гефест в пылу ссоры между родителями, Зевсом и Герой, принял сторону матери, и разозленный Зевс «уронил» его с Олимпа на земли острова Лемнос. Божественная сила родителей его не спасла — повредив ногу, он навсегда остался хромым. А кто-то говорит, что Гефест родился таким — очень хилым и, на взгляд его матери, уродливым, и Гера, не признавшая такого сына, сбросила его в океан.
— Жестоко, — впечатлилась Деми.
— Вполне в духе богов, — справедливо заметила Доркас. — Где бы Гефест ни жил на самом деле — на Лемносе или в океане с приемной матерью Фетидой, он занимался тем, что у него, несущего в себе силу вулкана, получалось лучше всего — ковал. Однажды он создал прекраснейший в мире (а чего еще ожидать от самого искусного кузнеца?) золотой трон. Его отправили Гере, и она, впечатленная роскошным подарком, тут же решила на нем устроиться. И, только она это сделала, на ее запястьях защелкнулись оковы — которые, как оказалось позже, никто во всем Олимпе разомкнуть не мог.
— Месть — весьма популярное для богов блюдо, — покачала головой Деми. — Хотя винить Гефеста я не стану. С такими родителями и враги не нужны.
Доркас одобрительно рассмеялась.
— Зевс понял, что только Гефест способен освободить Геру из ловушки, и подослал к сыну Диониса. А что еще мог сделать бог вина, как не напоить бога огня до почти невменяемого состояния? Дионис доставил Гефеста на Олимп, где тот, добрый от хмеля, освободил свою мать. Поговаривают, с тех пор Гефест и Дионис стали закадычными друзьями, а Гефест помирился — или же примирился — со своими родителями.
— И даже сотворил для своего отца его знаменитые молнии, — кивнула Деми.
Доркас развернулась к ней с глазами, искрящимися от возбуждения.
— Хочешь их увидеть? Ну то есть настоящих молний в руках Зевса показать я тебе не смогу, а вот их подобия — оружие, которые куют Искры Гефеста и которыми сражаются инкарнаты…
Прислушавшись к своим ощущениям, Деми сделала вывод: к оружию она была равнодушна. Однако согласилась — исключительно из вежливости. В памяти вспышкой прорезало не воспоминание, но знание. Стрелы-молнии Зевса… Деми точно знала, как они выглядели. Не помнила, где их видела, но…
Она резко остановилась. Не подумав, инстинктивно схватила за руку идущего рядом Никиаса. Несколько мгновений он изучал ее ладонь на своем запястье со странным, почти оторопелым выражением. Эти эмоции и Деми вывели из равновесия. Неужели его никто никогда не касался? Когда смотришь на левую сторону его лица, что достойна быть запечатленной в «галерее», подобная мысль кажется абсурдной, невозможной. Когда смотришь на правую — вполне убедительной.
Он поспешно стряхнул ее руку, холодно бросив:
— Чего тебе?
— Молнии Зевса… Где я могла их видеть?
На лице Никиаса промелькнуло что-то хищное, роднящее его с василиском.
— Наверху. На поле боя богов и химер.
Доркас ахнула, лицо ее вытянулось и побледнело.
— Ты была н-наверху?
Колени Деми ослабли. Она не помнила себя там, но помнила, что там. А значит, так или иначе, знала, что именно увидела.
Даже хорошо, что ее реальность сложена из разрозненных кусочков, многие из которых становились явными, лишь когда Деми думала о них напрямую. Будь ее мир цельным, живи она памятью о нем все время, сходила бы, наверное, с ума от всех тех ненормальных — для нее, не для этого мира — явлений, с которыми довелось столкнуться.
Вниз Деми так и не пустили — впрочем, и помимо кузни в Гефестейоне было на что посмотреть. На верхнем — и единственном — этаже располагался некий симбиоз тренировочной арены с оружейной. Доркас с воодушевлением продемонстрировала Деми оружие, развешанное на стенах храма. Причудливые, метательные ножи с зазубренными лезвиями, что называли «молниями Зевса», пламенные мечи, клинки Прометея. Солнечные диски Гелиоса, стрелы Артемиды. Сферы Гефеса, в каждом из которых сверкал сгусток огня — словно желток в стеклянном яйце, принявшем форму шара.
— Чертовы химеры до одури боятся огня и света, — воинственно пояснила Доркас.
Стоя у стены, Деми смотрела на тех, на кого могла быть похожа. На Искр давно покинувших ее Грецию богов — Гефеста, Афины, Артемиды. Они сражались друг с другом на мечах, на «молниях», бросали друг в друга пустые сферы, отрабатывая ловкость и меткость. Гибкие, сильные, отчаянные — что девушки, что юноши. Деми мысленно представила себя с оружием в руках и тут же покачала головой. Немыслимо. Просто глупо.
«Что я делаю здесь? Я ведь совсем не такая, как они. Даже с моей амнезией, с моей истинной сущностью, я слишком для них заурядна».
Они не просто люди, не просто инкарнаты с ворохом прошлых жизней за спиной. Они одаренные. А она?
— Не думаю, что я — боец, — сказала Деми с толикой сожаления. — Не чувствую в себе… боевого духа.
Еще одна строчка, которую можно записать в блокнот. Еще один крохотный кусочек пазла.
— Не ты, Деми, но возможно ты, Пандора.
Она кивнула, признавая правоту Доркас. Она должна хотя бы попытаться.
Они вышли на арену с тренировочными мечами наперевес, вызвав чьи-то едкие смешки. Никиас стоял, облокотившись о стену храма. Казалось, он пришел на городскую площадь взглянуть на шоу. Или в цирк — на дрессированных зверей.
Доркас нападала, заставляя ее защищаться. Деми кляла слабость рук и собственную неуклюжесть — ей никак не удавалось совладать с куском дерева, которому придали форму клинка. Она парировала и уклонялась так неловко, что очень скоро стало ясно — при виде пикирующей на нее химеры ей лучше просто… бежать.
Да еще и эти недоуменные взгляды… В Гефестейоне Деми казалась — и себе, и остальным — лишним элементом. В какой-то момент, уворачиваясь от летящего в ее сторону острия меча, она споткнулась на ровном месте. Упала, ободрав колено до крови. За спиной раздалось чье-то красноречивое: «О, боги».
Однако Доркас была упряма — куда упрямее ее самой.
— Способностей в бою на мечах я в тебе не наблюдаю, — откровенно сказала она. — Ты — не Искра Афины Паллады, определенно. Но это не страшно. У нас есть особое оружие…
— Ты собираешься дать настоящее оружие в руки… этой? — спросила рыжеволосая незнакомка.
Лук за ее спиной навел на мысль, что она — Искра Артемиды.
— Отстань, София. Ты когда-то тоже была новичком.
— Но Искрой, — заметила она. — А она?
— А она — Пандора, — выпалила Доркас.
Наверное, хотела таким образом защитить, отстоять ее право на некую необыкновенность, право отличаться от простых смертных, но своей прямотой сделала только хуже.
Деми поморщилась, услышав нестройные вскрики удивления. Искры смотрели на нее, с недоумением и неверием пополам. Догадывались ли они, что Деми пришла сюда, надеясь обнаружить в себе отголоски божественной силы?
— Это… Пандора? — София помотала головой. — Кем бы она ни была, прежде чем дать ей в руки оружие, я должна спросить разрешения у полемарха Лазаруса.
— Я спрошу сама, — вызвалась Доркас.
София лишь пожала плечами.
— Не бойся, я сумею договориться с полемархом, — заверила Деми Доркас. Хмыкнув, добавила: — И не с таким договаривалась.
— Кто это вообще такой?
— Один из архонтов Афин, старший военачальник, заведующий армиями — земными, не небесными. Кассандра, кстати говоря, тоже архонт.
Деми удивленно воззрилась на Искру Геи.
— Вот как?
— Только басилевс — архонт, который выполняет жреческие обязанности, ведает сакральными делами.
Все это время на подкорке сознания засела мысль, что Кассандра — не последний человек в Афинах. Этого следовало ожидать, если вспомнить, что когда-то она и вовсе была царицей. С другой стороны, ее окружали Искры самих богов… И среди них Деми — девушка, словно в насмешку или в наказание наделенная амнезией. Проклятием, голодным зверем, который ночью поглотит ее воспоминания о себе, будто костер — поленья. Даже пепла не останется.
К рассвету не останется ничего.
Тем важнее для Деми доказать, что она чего-то да стоит. Отыскать Элпис, дух надежды, и воцарить в Алой Элладе мир. Но кто знает, насколько этот путь окажется труден — здесь, в царстве богов и химер? Она не могла позволить себе вечно прятаться за спинами тех, кто сильнее. Просто не могла.
— Пойдешь со мной или?..
Деми скользнула взглядом по настороженным, откровенно враждебным или любопытствующим лицам. Нет, она не будет бежать.
— Я понаблюдаю за… м-м-м… тренировками.
— Конечно. Я скоро буду.
Как только Доркас исчезла, Никиас решил, что настало время напомнить о себе. Деми вздрогнула, когда он вышел из тени стены, словно прошедший сквозь нее призрак.
— Как насчет рукопашного боя? Наверняка тренировочный меч просто тебя замедлял. Скрывал твои истинные способности.
Это был вызов, и Деми была достаточно… не наивна, чтобы это понять. А еще — незавуалированная издевка. И все же она вскинула подбородок, прямо глядя в синие глаза.
— Что мне надо?..
— Просто попытайся устоять на ногах дольше нескольких мгновений.
Поглядеть на это зрелище собралась пара дюжин Искр. Отдавая указания (как правильно встать в стойку, как держать удар) сухим, бесцветным голосом, Никиас атаковал. Он нападал с текучей грацией, двигаясь плавно и бесшумно, словно тень. В неуклюжих попытках парировать его удары — или хотя бы удержаться на ногах — Деми проигрывала раз за разом. Не успевала ничего понять, как оказывалась распростертой на земле. Однажды ее подбородок опасно соприкоснулся с полом, дважды от резкого падения, когда Никиас поднял ее в воздух, а потом сбросил со спины, закружилась голова. И пусть действовал он достаточно аккуратно (хотя и показательно), тело Деми стремительно покрывали синяки.
«Ему достанется от Кассандры, — мелькнуло в голове. — Вряд ли она пустила столь ценный груз в Гефестейон, чтобы его швыряли словно куль с мукой».
Никиас испытывал ее на прочность, а в синих глазах горело: «Облегчи себе участь. Сдайся. Моли о пощаде». Может, стоило бы так и поступить, но что-то внутри Деми этому противилось. А потому она падала, падала, падала…
Но поднималась.
— Ну хватит. Она явно не Искра одного из богов войны, — скучающим тоном протянула София.
— Я сам решу, когда хватит, — отрезал Никиас.
Словно пираньи, привлеченные запахом крови, Искры наблюдали за боем. Деми уже не чувствовала рук и ног, она словно замерзла, окостенела. Все так же неумело защищаясь, она вела с Никиасом немой разговор. «Вини меня во всех грехах, подогревай свою ненависть, но не думай, что первое же поражение меня сломает».
Не сломает и десятое.
Подумав так, она ощутила странную, почти болезненную гордость. Деми не могла еще с полной уверенность сказать, что ей нравился человек, которого она в себе узнавала. Но и презирать за слабость характера его не хотелось.
Уже кое-что.
Эйфория от мысли, что благодаря Никиасу и начатому им унизительному бою она хотя бы краешком глаза заглянула внутрь себя, придала Деми сил. Ровно столько, чтобы продержаться до возвращения в Гефестейон Доркас. Ее появление остановило некий таймер, существующий у Никиаса в голове.
— Ты — бездарность, — бросил он, уходя с арены. — Тебя даже бесполезно обучать.
Однако Деми торжествующе улыбалась. Ни о чем не подозревающая Доркас улыбнулась тоже.
— Полемарх Лазарус разрешил тебе воспользоваться оружием Гефестейона, — радостно сказала она.
Выжатая как лимон, Деми попыталась изобразить воодушевление. Потерпев поражение, махнула рукой.
— Просто давай уже начнем.
Доркас вложила в руки Пандоры «молнии Зевса». Деми послушно бросала их один за другим в мишень. Не попала. Клинки, чьим прототипом было оружие самого бога неба, обиженно звякнули от столь неуважительного обращения и остались лежать на полу. Пару минут спустя к ним присоединились стрелы Артемиды.
— Пламенный клинок Гефеста, — торжественно сказала Доркас.
Меч вспыхнул, стоило только Искре Геи его коснуться. И погас, перекочевав в руку Деми.
— Попытайся сконцентрировать в нем свою силу. Попытайся его зажечь.
Она попробовала еще раз, и с тем же результатом. Верней, с полным его отсутствием.
— Никиас был прав, — с сожалением вздохнула Доркас. — В тебе ни капли огня.
Из всего оружия Гефестейона солнечные диски Гелиоса поразили Деми больше всего. Как же ловко управлялись с ними Искры! Несколько пассов, плавное скрещение рук с зажатыми в них дисками, и пространство взрывалось солнечным светом. Однако давать их Деми Доркас не спешила.
— Мне жаль это говорить, но…
— Я не боец, — краешками губ улыбнулась Деми. — Что я и сказала с самого начала.
— Зачарованное божественным дыханием оружие словно боится тебя… или ты его боишься. Как бы то ни было, я не чувствую в тебе божественных искр — ни Гефеста, ни Афины Паллады, ни Энио, ни Артемиды.
Сочувствия в глазах Доркас хватило бы на троих.
— Не страшно, — выдавила Деми. — Во мне могут быть другие искры. Алая Эллада полна магии, ведь так?
Вопрос повис в воздухе, пока Доркас не поспешила с ней согласиться.
— Верно. Есть ведь не только воины, но и колдуны… Кто знает, вдруг ты носитель силы стихии, как я — земли?
В молчании они добрались до пайдейи. Не слишком довольный порученной ему «ролью няньки» Никиас тенью следовал за ней с Доркас. Настроение разговаривать или любоваться величественным Акрополем или росписью на стенах пайдейи, у Деми иссякло. Она шла, глядя прямо перед собой, погруженная в свои мысли.
Едва перешагнув порог комнаты, что служила Кассандре чем-то вроде кабинета, выпалила:
— Как вы испытываете тех, кто не проявил себя в Гефестейоне? Как понимаете, какая в ком божественная искра?
— Чаще всего просто наблюдаю, — спокойно отозвалась Кассандра. Она сидела за украшенным рельефными узорами столом, изучая самый настоящий папирусный свиток и золотым стилусом делая пометки в лежащем перед ней полиптихе. — Дар рано или поздно заявляет о себе. Однако бывают и особые случаи. Когда я не могу распознать суть божественного благословения, но чувствую его в человеке, даю ему эликсир Цирцеи. Он связывает человека с его колдовской силой, заставляя почувствовать, проявить собственный дар.
— Вы можете дать этот эликсир мне?
— Что же, нам не повредит еще одна Искра. Даже если она окажется Искрой Гекаты.
Чтобы понять, что таилось за этим «даже если», пришлось расплести клубок памяти. Первая нить: Геката — богиня мрака и колдовства. Вторая — противница Гелиоса-солнца и Гемеры-дня. Третья — сторонница Ареса, противника Зевса.
Вот оно.
— Вы готовы принять в свои ряды человека, в чьих жилах — божественные искры ваших врагов?
Никиас и Кассандра заговорили одновременно, и оба, не колеблясь, сказали «да».
— Не происхождение определяет человека. И не божественная печать, — тихо произнес Никиас.
Деми задержала на нем взгляд. Даже Доркас казалась удивленной его словами.
Ждать пришлось недолго. Отлучившись из комнаты, Кассандра вернулась с миниатюрным фиалом[1] уже пару минут спустя. Деми заворожено смотрела на густую мерцающую жидкость серебристого оттенка. Помедлила лишь мгновение, чтобы откупорить пробковую крышку и выпить эликсир Цирцеи до дна. Нахлынуло странное чувство… не пустоты, но странного расщепления, словно душа рвалась на части — как тканевое полотно, что тянули в разные стороны десятки рук. Кассандра предупреждала, что ощущения могут оказаться неприятными, потому Деми, плотно смежив веки, терпеливо пережидала приступ тошноты.
А потом осторожно приоткрыла глаза.
Никиас все понял по ее лицу.
— Ну что, великая колдунья, и какой стихией ты умеешь управлять? Что, всеми четырьмя? — Он наклонился к самому ее уху, прошептал издевательски: — А как насчет стихии разрушения? Разрушаешь та мастерски, и притом в мировых масштабах.
Ей бы гордо вздернуть подбородок, однако на это нужна не только дерзость… но и вера в саму себя. А внутренний резерв Деми оказался пуст. Черпать из него было нечего.
— Что там? — прошептала Доркас.
— Ничего, — стеклянным голосом сказала она, пытаясь избавиться от горечи, порожденной словами Никиаса. — Темнота. Тьма без конца и края.
Доркас покусала губы. Казалось, она старательно пытается подобрать слова, которые могли бы успокоить Деми. Но растерянность на ее лице говорила о том, что в утешениях она не сильна.
— Ты сама сказала, Алая Эллада полна магии… Ты не какая-нибудь там смертная, ты — первая женщина, созданная Гефестом по велению Зевса. Может, ты как Кассандра или Ариадна? Ведь их дары — не от богов. Их источник — магия самой Эллады.
— Ты не понимаешь. То, что ни эликсир, ни тренировки в Гефестейоне не показали ничего, означает лишь одно: боги забрали дары, которыми когда-то наградили мою — Пандоры — душу. Ведь так?
Последний вопрос она адресовала уже Кассандре. Красота и шарм — от Афродиты, а с ними — и способность обольщать. Сладкоречие и коварство — от Гермеса. От Афины — способности к рукоделию. И еще много других даров, которые и дали Пандоре имя.
Если какие-то иллюзии — или пустые надежды — в ней еще и оставались, Кассандра поспешила их развеять.
— Да, — помедлив, ответила та. — Думаю, так.
— Как обидно, правда? — Голос Никиаса обжег арктическим холодом.
Деми шумно выдохнула воздух через ноздри. Он даже на минуту не позволял о себе забыть.
— Ты ведь только-только начала считать себя нашей Избранной, которая спасет от вселенского зла Алую Элладу.
Доркас покачала головой.
— Никиас… Наконец нашел, на кого выплеснуть свой яд, от которого сам вот-вот захлебнешься?
Подавшись к ней совсем близко, он процедил:
— Думай, с кем говоришь.
— Тебе меня не запугать, — Доркас медленно приподняла подбородок, сложив на груди крепкие, натренированные руки. В полускрытое маской лицо впился диковатый, непокорный взгляд серых глаз. — Ты как собака на цепи — больше лаешь, чем кусаешься.
Из горла Никиаса вырвался короткий рык, а Доркас победно усмехнулась.
Деми едва их слышала, едва понимала, что вокруг происходит. В сознании билась в агонии одна-единственная мысль.
Боги отвернулись от нее, отняв все, чем когда-то ее одарили.
[1] Фиал — сосуд из стекла, употреблявшийся в Древней Греции для культовых и бытовых нужд.