Асклепион остался позади. Они проходили через Пропилеи — главные ворота Афинского Акрополя. Задернув голову, Деми разглядывала статую Афины, чьи шлем и острие копья сделали из чистого золота. Наверное, они красиво сверкали в свете яркого солнца… когда-то, века назад. Нахмурившись, Деми опустила глаза. Алая пелена неба мешала наслаждаться окружающей ее древней красотой.
Карусель памяти сделала очередной виток, и перед глазами пронесся облик дымчатой твари, которую Ариадна назвала Носои. Лишь одна из мириад бедствий, выпущенных из пифоса Пандоры, она принесла уже столько боли… А сколько принесли подобные ей, что веками скитались по миру?
Ариадна понимала, что происходит в душе Деми. Не могла не понимать. Пока они шли по Акрополю, она своим мелодичным голосом наполняла повисшую между ними тремя напряженную тишину. Рассказывала о храмах и о богах, чья сила, словно кровь, пульсировала в каменных стенах. Парфенон, посвященный Афине, Эрехтейон, посвященный ей же, Посейдону и царю Эрехтею, храм Ники Апстерос… Каждое святилище, отстроенный зодчими во имя олимпийцев и принятое ими в дар, хранил в себе частицу самого бога.
Деми, слушая Ариадну, рассеянно кивала. Никиас неслышно скользил рядом, маяча на периферии зрения, словно черная тень.
Кассандра, замершая у храма богини победы, разговаривала с девушкой с пшеничными волосами, собранными в стильную, но несколько необычную для этого мира прическу — схваченный в нескольких местах пышный хвост. Наброшенный на левое плечо плащ-хламида (по обыкновению, одежда все же мужская) открывал обнаженные босые ноги. Невысокая, крепко сложенная, она не была лишена некоей спортивной женственности. Развитые мышцы, широкие плечи — в мире Деми, в ее Греции, незнакомка могла бы оказаться неплохой пловчихой.
— Недалеко ты убежала, — заметила Кассандра.
Деми неопределенно повела плечом, в глубине души чувствуя неловкость. Жителям мира-войны странна, непонятна ее вспышка эмоций, которую они наверняка сочли слабостью.
— Хотела побыть одной. Не получилось.
Про встречу с атэморус рассказывать она не стала. Никиас расскажет, к оракулу не ходи.
— Доркас, это и есть Пандора.
— Наслышана. И, признаться, заинтригована.
— Я Деми, — с неким вызовом сказала она. — А ты…
— Искра самой Геи, — подмигнула она.
Деми, отчего-то смутившись, не нашла ничего лучше, как спросить:
— Поэтому ты ходишь босиком?
Доркас непринужденно рассмеялась.
— Верно. Так я лучше ощущаю связь с матерью-землей… что бы там ни думали и ни говорили люди, — добавила она, бросив взгляд за спину Деми. — Я как услышала от Искр Ириды[1] последние вести, так сразу помчалась к Кассандре, чтобы она нас познакомила.
Пророчица неодобрительно поджала губы.
— Ты выбрала подходящий момент. — Посчитав их с Деми разговор законченным, а знакомство совершенным, она добавила: — А теперь, если ты не против…
Доркас смотрела на нее широко распахнутыми, бесхитростными глазами, явно не понимая, чего от нее ждут.
— Нам нужно уладить кое-какие проблемы.
— О, я могу помочь? — оживилась Искра.
— Мы справимся. А у тебя, думаю, есть дела в Гефестейоне.
— Нет, нет, никаких дел. Вечер же, — добродушно хохотнула Доркас.
Кассандра утомленно прикрыла глаза. На выручку ей пришла Ариадна. Сказала своим неизменно мягким, словно лебяжий пух, голосом:
— Доркас, нам нужно поговорить с Пандорой наедине.
— О. — На лице Искры отразилась обида.
— Я найду тебя позже, ладно? Ты еще поговоришь с Деми, обещаю.
«Не сегодня. Ради бога, только не сегодня».
Нетерпение зудело под кожей. Ей нужно возвращаться домой. Неважно, что будет завтра, а сегодня ей жизненно необходимо увидеть Элени… маму. И обо всем ей рассказать.
«И что же ты скажешь, Деми?»
— Ла-а-дно, — разочарованно протянула Доркас.
И, бросив на прощание заинтересованный взгляд на Деми, направилась прочь.
Оставшуюся четверку, словно скальную гряду, обмельчавшей рекой обтекали эллины. Поглядывали на Деми с любопытством, но без узнавания. И слава олимпийским богам. Но как скоро Искры Ириды разнесут по всей Элладе весточку, что Пандора вернулась?
— Мы слишком долго ждали этого часа. — В голосе Кассандры Деми послышался упрек. Дескать, хватит уже убегать. — Жаль, конечно, что ты до сих пор не вспомнила свои прошлые инкарнации. Возможно, тебя просто нужно подтолкнуть.
— Кстати об этом… Я боюсь, все не так просто.
Теперь уже насторожилась Кассандра.
— Это еще почему?
Деми настояла на том, чтобы рассказать обо всем подальше от посторонних ушей… и эллинов с божественными способностями.
— Ну хорошо, — нетерпеливо бросила пророчица. — Вернемся в пайдейю[2].
— Пайдейя? Это еще что? — Причудливой памяти Деми это понятие оказалось незнакомо.
— Школы для тех, в ком обнаружили искру божественного дара.
Лишь оказавшись на самом верхнем этаже, где их с Кассандрой ждал Харон, и мысленно подобравшись, обрушила на инкарнатов правду, что в свое время стала шоком и для нее самой.
— К рассвету я все забуду. Забуду все, что происходило со мной сегодня, что происходило со мной всю мою жизнь. Забуду то, что я — Пандора. Что я — это я.
Ариадна вопросительно подняла брови. Кассандра подалась вперед. Даже внешне отрешенный Никиас заинтересовался ее заявлением, оторвавшись от созерцания вечернего пейзажа за окном. Солнце не клонилось к закату, так и не появившись на небе, не прорвавшись сквозь алую пелену, но льющегося отовсюду света стало меньше.
Деми рассказала им все. Ее история, казалось, началась лишь сегодня утром, со стикеров на стенах, с исписанных блокнотов в тумбочке. Но, закольцованная, она повторялась так вот уже несколько лет — с тех пор, как маленькая Деми начала терять память.
Как только смолк последний звук последнего слова, повисла звенящая тишина. Равнодушных к концу ее рассказала не осталось. Деми знала это наверняка, невзирая даже на неприступную для понимания эмоций маску Никиаса, который, конечно же, снова стоял к ней полубоком, устремив непроницаемый взгляд вдаль через окно.
Молчание нарушила Кассандра.
— Амнезия, — поморщившись, повторила она. — Этого нам только не хватало.
— Теперь я понимаю, что все эти люди, имена которых я находила… — Деми прерывисто вздохнула, и попыталась снова. — Вот почему моя болезнь поражала людей так избирательно, вот почему одновременно мог существовать лишь один человек с подобной амнезией. Все те девушки из списка, который я так тщательно составляла… Все эти люди… Это все была я.
— Твоя душа — да, перетекающая из тела в тело.
Душа Пандоры, многократно перерожденная.
Это не должно было шокировать Деми — не после всего, что ей довелось узнать и увидеть. И все же… шокировало, да.
— Но сколько бы раз я ни появлялась на свет, и где бы ни появлялась, какая-то сила всегда тянула мою душу в Грецию…
— Потому что твоя судьба — это Алая Эллада, — тихо произнесла Ариадна. — Ты навеки с ней связана. По какой-то причине твоя душа была не в силах преодолеть завесу между мирами, потому держалась к Алой Элладе так близко, как только могла.
— Может, закончим эти пустые разглагольствования и перейдем к проблеме посерьезнее? — холодно обронил Никиас. — Что нам делать с ее бракованной памятью?
Деми не подала виду, как покоробили ее эти слова. «Я запомню, — с мстительной решимостью подумала она. — А если не буду в состоянии запомнить сама — запишу».
— Уже темнеет, мне нужно возвращаться. Мама… Я должна ей все объяснить. Понятия не имею, как она воспримет правду. Вряд ли она поверит во все происходящее… если только сама здесь не побывает. Если не увидит то, что видела я.
— Может, устроим персональную экскурсию в Элладу всех твоих друзей? — ласково предложил Никиас.
Деми послала ему усталый взгляд.
— Ты жить не можешь без постоянных издевок, да? — Не дождавшись его ответа, равнодушно добавила: — У меня нет друзей.
— Не удивлен.
— Никиас, — тоном матери, утомленной тем, что приходится разнимать непослушных детей, попросила Ариадна. — Хватит изводить Деми.
— О, я еще даже толком не начинал.
— Но стоит уже закончить.
— Хватит, — прикрикнула Кассандра. — Замолчите оба.
Никиас в бешенстве развернулся к пророчице, и на короткое мгновение Деми показалось, что та сейчас отшатнется. Что она видела в его глазах в это мгновение? Чего боялась?
Кассандре быстро вернула себе невозмутимый вид. Взглянув на Деми, припечатала:
— Ты никуда не вернешься.
Показалось, на нее обрушилось алое небо.
— Что? Я не…
— Ты не вернешься домой. Я не позволю тебе вернуться.
Деми с мольбой взглянула на Харона, но тот лишь покачал головой. Без ледяной ненависти, что текла по венам Никиаса вместо крови, без сожаления, что плескалась в глазах Ариадны. Равнодушный жест, простая констатация факта, беззвучное, но непреклонное «нет».
— Мы не знаем, как скоро Арес узнает о том, что мы отыскали Пандору, — бесстрастно сказала Кассандра. — Но, как и любой бог, он может чувствовать, когда приоткрывается завеса между Грецией и Алой Элладой. И, как любой бог, он может стереть тебя в пыль.
Деми вздрогнула.
— Причем сделать это в Греции Изначального мира, где сила каждого из нас приглушена из-за того, что наших богов — наших покровителей — нет рядом.
— Вот почему я так долго тебя искала, — пояснила Ариадна. — Нити постоянно путались и приводили меня к тупику.
Она выглядела растерянной, едва ли не несчастной, и как только их взгляды пересеклись, тут же отвела свой.
— Моя мама… — Деми качала головой, не в силах поверить в то, что ее не отпускают в родной мир. — Она же сойдет с ума от беспокойства.
— Всем нам приходится чем-то жертвовать, — веско сказала Кассандра, остановив на ней тяжелый взгляд.
Деми словно падала в бездонную пропасть. Чувство, будто из-под ног выбили опору, и, кричи не кричи, тебя ждет мучительно долгий полет в неизвестность.
Да, она не типичная девушка, этакая примерная дочка, что хранила теплые воспоминания о днях, проведенных с мамой, об их долгих, душевных девичьих разговорах. Она вообще не хранила воспоминаний — лишь осколки разбитой на части реальности где-то глубоко в собственной голове.
И все же…
Деми могла попросить хотя бы перенести маму сюда, хотя бы на пару мгновений. А потом представила Элени Лабракис в мире под алым небом, полным богов и чудовищ. Ее мама этого не заслужила. Она не заслужила дочь, которая однажды уничтожила целый мир и вместо него породила терзаемую божественными войнами и наводненную бедствиями Алую Элладу. Каково Элени будет жить с этой правдой?
Значит, Деми придется остаться в чужой, отраженной реальности, став сиротой при живых родителях? А ее маму ждут долгие ночи без сна и попытка смириться с мыслью, что ее дочь бесследно исчезла?
Деми должна исправить то, что натворила когда-то ее инкарнация. Но не такой ценой. Не такой…
— Вы можете хотя бы поговорить с мамой, объяснить…
— Рассказать об Алой Элладе? Смертной? Нет. Разумеется, нет.
Не верилось, что прежняя жизнь закончена. Что дверь в Изначальный мир, в нормальную, лишенную магии Грецию навсегда для нее закрыта. Но Ариадна отводила взгляд, а Кассандра и Харон, напротив, смотрели непреклонно. Желания Деметрии Ламбракис никого не интересовали. Что уж говорить о безымянной для них Элени…
— Пожалуйста…
Деми хотелось быть сильной или хотя бы казаться сильной, пока она просила Харона о помощи, но голос срывался, а все тело трясло.
— Я сказала нет, — отрезала Кассандра. — Никиас, поручаю тебе следить за Пандорой. Чтобы не сбежала и не доставила нам больших неприятностей.
Похожая на оскал улыбка Никиаса словно говорила о том, что скорее неприятности Деми доставит он.
Обхватив себя руками за плечи, она вспоминала мамин образ, понимая, что Элени Ламбракис так им и останется — оттиском, отпечатком в ее голове. Образом, а не живым, любящим человеком, который охотно разделит все ее радости, печали и беды.
Деми отчаянно прогоняла слезы — такого удовольствия Никиасу она не доставит. Выплачется, когда окажется в одиночестве.
— Мы придумаем, как решить проблему с твоей памятью, — сказала Кассандра, как будто это единственное, что ее сейчас волновало.
Незнакомому Деми юному эллину, почти ребенку, она велела созвать в комнату всех Искр Гекаты. Вопреки ожиданиям Деми, среди них оказались не только девушки, но и молодые мужчины. Однако никто из них, заглянув в ее разум, не сумел сообщить ничего дельного. Кассандра не скрывала своего разочарования.
— Гея свидетельница, я этого не хотела, но утром вместе с Искрами Гермеса или Ириды придется послать весточку сестрам Грайям.
Что-то в голосе пророчицы заставило Деми насторожиться.
— Почему утром? — вырвалось у нее.
— Вижу, ты разделяешь мое нетерпение, — усмехнулась Кассандра. Поморщившись, неохотно объяснила: — С тех пор, как Нюкта, богиня ночи, примкнула к Аресу, Эллада будто разделена на две половины. Днем, пока царствует Гемера, мы в безопасности, но ночью… Порой уродливые куклы Ареса отправляются на охоту, и тогда настает пир химер.
Деми вздрогнула. Химеры… Полулюди со звериными частями тела, твари, словно выдуманные чьим-то воспаленным рассудком. Даже то, что она видела их своими собственными глазами, не мешало принимать их за сон. Несомненно, кошмарный.
— Разве им недостаточно тех, кто сражается в Эфире?
— Обычные люди для химер словно куклы, их легко сломать. Легче, чем Искр и хорошо обученных воинов. А потому, пока армия Нюкты царствует в Алой Элладе, в безопасности не будет никто. Все, что нам остается — молить богов и дожидаться рассвета.
Деми прикрыла глаза. Рассвет для эллинов был освобождением, для нее — огромным шагом назад. Ластиком, стирающим самые важные, самые ценные воспоминания. Жаль, с ней не было блокнота, который рано утром дала ей мама. Деми бы написала себе, утренней и непомнящей ничего, краткие послания. Например, «не позволять Никиасу себя задеть и понять, какой он, настоящий, под всеми своими масками», «подружиться с Ариадной — она очень милая и, кажется, единственная, кто по-настоящему за меня переживает». А еще — «хоть раз рассмешить Харона, чтобы узнать, способны ли бессмертные проводники душ улыбаться». Правда, ей самой сейчас не до улыбок.
Стук в стену (здесь не было дверей) заставил Деми вздрогнуть и резко распахнуть глаза. На пороге стояли косматые старухи с седыми волосами. Было заметно, что они не слишком-то рвались жить среди людей. От них прямо-таки несло рыбой и тиной. Однако Деми в ужасе воззрилась отнюдь не на их прически или видавшие виды балахоны, словно сшитые из потрепанной серой мешковины.
У всех троих не было глаз.
Их отсутствие старухи не спешили маскировать повязками и лентами. Сперва показалось, будто эти жуткие черные впадины — и есть их глаза. Огромные, они смотрели прямо на Деми, через ее глаза — внутрь ее души. Рыскали там, точно голодные звери. Искали вкусные косточки — то ли секреты, то ли грехи.
Глаз — один на троих — все же обнаружился в руке самой высокой и самой старой старухи. Хрустальный, он был медальоном нанизан на серебряную цепь. Старуха повела им в воздухе и, шамкая, произнесла:
— Где та, о которой ты нам рассказывала, Кассандра?
— Где-где? — выхватывая глаз-медальон, подалась вперед другая.
— Где Пандора? — прошамкала третья.
Деми вжалась в стену, а пророчица осталась невозмутима.
— А вот и отправленная утром весточка…
— Что говоришь? — глуховато спросила высокая старуха.
— Говорю, я еще не рассказывала вам о Пан… А, впрочем, неважно. Я рада, что вы пришли.
Пока Кассандра рассказывала сестрам об амнезии Деми, Ариадна шепнула ей на ухо:
— Не думаю, что вас будут представлять друг другу, так что представлю я. Итак, седые от рождения сестрицы Грайи. Самая худая, почти истощенная — это Дино, самая дряхлая — Пемфредо, Энио — с самым зловещим выражением лица. Они колдуньи, и, как ты, наверное, уже догадалась, провидицы. Могут видеть грядущее и даже не сбывшееся.
— Это как?
Ариадна вздохнула.
— В одну из прежних моих инкарнаций они уже врывались вот так в пайдейю. Радовались, что мы наконец отыскали Пандору. И мы радовались, а зря. То ли колесо судьбы не сделало нужный поворот, то ли одна из нитей мойр была не вовремя обрезана, то ли что-то иное мне помешало… Как бы то ни было, я так тебя и не нашла, но до конца жизни жила этой надеждой, что еще один день, что вот-вот…
Деми будто током пронзило. Каково это — положить на алтарь всю свою жизнь ради призрачной надежды? И той, что заключена в древнем пифосе, и той, что олицетворяли поиски Пандоры…
— Ты хоть успевала… жить? — сдавленно спросила Деми.
Ариадна отвела глаза.
— Поживу, — с пылом, что не слишком вязался с ее мягкой натурой, после недолгого молчания сказала она. — Когда небо над головой перестанет быть алым. Все свои жизни, Деми, я живу ради этого дня. Потому я так тебе рада.
Деми смотрела на нее во все глаза. Ариадна едва ее не благодарила. Ту, что все это и начала.
Грайи вертели Деми как куклу, жадно ее разглядывая.
— Не помнит, значит, — шипела Энио.
Ей не достался глаз, а потому старуха решила, что имеет полное право щипать Деми за щеки. Болезненно. Очень болезненно. Деми едва сдержалась, чтобы не сбросить с силой ее руку со своих щек. Стоило ли гневить колдуний? Положение спасла Ариадна — просто молча заслонила ее собой. Энио, разочарованно кривя губы, отступила. Ни дать ни взять — ребенок, у которого отобрали новенькую игрушку.
Грайи загалдели, перебивая друг друга:
— Барьер вижу…
— Заслон…
— Скрепы на памяти…
— Замки и цепи…
— А под ними — тьма…
— Тьма…
— Тьма…
Деми вздрогнула. К счастью или к сожалению, но размытые фразы — все, чего удалось от них добиться. Кассандра выглядела разочарованной.
Грайи наконец ушли, и дышать стало легче.
— Закрывайте окна барьерами, — приказала пророчица. — Ночь идет.
[1] Ирида — богиня радуги и вестница богов. Благодаря радуге она путешествует по миру со скоростью ветра и может спускаться на землю, в морские глубины и даже царство Аида, чтобы донести послания смертным с самого Олимпа. Искры Ириды разносят разного рода вести по всей Алой Элладе.
[2] Пайдейя (др. — греч. παιδεία «воспитание детей») — категория древнегреческой философии, соответствующая современному понятию «образование»: определенная модель воспитания. Школы в Алой Элладе стремятся соответствовать идеалу пайдейи, сформулированному Аристотелем — гармоническому телесному и духовному развитию человека, реализующего все его способности. Отсюда и их название.