Стоп. Что-то произошло прежде, до… Простите, что говорю так путано, это не в моей власти, просто… так тяжело всё… осмыслить. Тем утром, после того, как я обнаружила серебряную абрикосовую костяшку, за три дня до… Или нет? Да, перед тем, как я ходила к Вирейну. Встав поутру, я готовилась к Салону и обнаружила, что…
…слуга ждал меня под дверью.
— Для вас сообщение, госпожа, — сообщил он с невероятным облегчением, будто у него гора с плеч рухнула. Понятия не имею, сколько часов он там отстоял. Слуги в Небесах стучат только по сверхсрочным делам.
— Слушаю?
— Милорд Декарта не очень хорошо себя чувствует. Он не сможет присоединиться к вам на сегодняшнем заседании Консорциума, если, конечно, вы решите в нём участвовать.
Т'иврел намекал, что здоровье Декарты сказывается на его работе в Салоне; но я была порядком удивлена: казалось, накануне он был в прекрасной форме, без малейших признаков болезни. И тем страньше звучало то, что глава семьи удосужился удостоить меня посланником. Но я не спустила мимо ушей тонкого намёка; тонкий выговор за пропуск сессии днём раньше читался меж слов.
Справившись с раздражением, я ответила:
— Благодарю за предупреждение. Прошу передать милорду мои пожелания скорейшего выздоровления.
— Конечно, госпожа. — Поклонившись, слуга вышел.
В Салон меня перенесло Отвесными Вратами, как и надлежало высшей крови. Хвала ожиданиям — Релад отсутствовал; горе опасениям — а вот Скаймина, увы, нет. Меня вновь одарили улыбкой, я привычно ответила кивком; и следующие два часа мы провели в оглушительном молчании, сидя друг подле друга.
Заседание тем днём было короче обычного: на повестке стоял лишь один вопрос — аннексия крошечного островного государства Ирт королевством Атр, куда более грозных размеров. Протест подавал Арчерейн, низложенный правитель Ирта, — коренастый, рыжеволосый мужчина, смутно напоминающий Т'иврела. Эта прямая угроза власти, по-видимому, мало беспокоила атрийского правителя: от имени говорил доверитель, совсём ещё ребёнок, по виду немногим старше Сиеха, и тоже — ярко алого окраса. Люди обоих государств происходили от одного народа, что, впрочем, никак не сказывалось на "добрых" отношениях меж ними.
Суть требований Арчерейна крылась в том, что атрийцы не подали в Консорциум ходатайства о начале военных действий. Пресветлому Итемпасу ненавистны безумие и хаос войн, оттого Арамери строго присматривают за этим. Отсутствие прошения сковывало иртийцам руки. Ни предупреждения об агрессивных намерениях соседей, ни времени вооружиться, ни даже права защищать себя с помощью оружия — и до смерти врага. Более того, любая смерть вражеского солдата (без дозволения на ведение войны) считалась бы убийством и преследовалась как таковая Орденом Итемпаса согласно закона о сдерживании военных противостояний. Разумеется, в свою очередь, убивать не могли и атрийцы, — да им и не пришлось. Они просто вошли в столицу с подавляющим числом войск, буквально заставив защитников города стать на колени и вышвырнув Арчерейна на улицу.
Сердцем я болела за Итр, но было яснее ясного — ни малейшей надежды на успех им не светит. Атрийский мальчишка, выступая в защиту неприкрытой агрессии своей страны, объяснил всё просто:
— Они слишком слабы, чтобы удержать свои земли. И мы забрали их. Лучше иметь у власти сильного правителя, чем слабого, разве не так?
К этому всё и свелось. Прав не тот, на чьей стороне правда, а тот, у кого — сила и… порядок. Да, Атр доказал, что ему по силам обеспечивать порядок лучше законного правителя, попросту тем, что взял вражескую столицу, не пролив ни единой капли крови. Главенствующая точка зрения, — принадлежащая Арамери, разумеется, и Ордену, так что уж говорить о нобилях? Консорциум не мог ни согласиться.
И кого удивляет, что просьбы итрийцев были отклонены? Никто даже не предложил обложить Атр соответствующими санкциями. Они сохранят всё, что украли, ибо заставить их вернуть награбленное — слишком грязное и неблагодарное дело.
Я не могла ни поморщиться, когда зачитывали результаты итогового голосования. Скаймина, глянув на меня, весело фыркнула, моментально напомнив, где нахожусь, и я, сдержавшись, снова нацепила на лицо скучающе-отстранённую мину.
По окончании заседания мы спустились по ступеням, всё это время я смотрела исключительно перед собой, лишь бы не оглядываться на сестрицу; а потом развернулась в сторону умывальни (чего-чего, а возвращаться на Небеса в компании Скаймины в планы не входило). Но от нежного "Ку-узина" было не скрыться, мне не оставалось ничего другого, кроме как остановиться и осмотреться, какого безымянного демона ей от меня сдалось.
— У вас ведь уже было время обжиться в дворцовых закулисах? Отчего бы вам не отобедать со мной? — улыбнулась она. — Мы могли бы узнать друг дружку получше.
— Если не возражаете, — осторожно ответила я, — то нет.
Она издала изящный смешок.
— Теперь я понимаю, что имел ввиду Вирейн, говоря о вас! Ну что ж, не хотите из вежливости, так может из любопытства? У меня есть любопытные вести с вашей родины, которые, кузина, думаю, будут вам весьма интересны. — Развернувшись, она направилась к вратам. — Увидимся в час.
— Какие вести? — крикнула я вослед, но она и не подумала развернуться или остановиться.
Сжав кулаки, я добралась до умывальни, чуть не сорвавшись при виде уютно сидящей там, в одном из обитых плюшем кресел, Рас Анчи. Я остановилась, рука сама собой потянулась к ножу, но того не было на привычном месте. Я предпочла спрятать его под пышными юбками, привязав под коленом, к голени, ибо Арамери не приличествовало ходить вооружённым по общественным местам.
— И как, узнали уже всё, что должно знать Арамери? — спросила она прежде, чем я успела прийти в себя.
Молча я толкнула дверь умывальни, плотно прикрывая.
— Ещё нет, тётушка, — ответила наконец. — И вряд ли узнаю вообще, ибо я — не истинная Арамери. Может, вы наконец прекратите говорить загадками и ответите сами?
Она улыбнулась.
— Значит, настоящая Дарре, нетерпеливая и острая на язык. Отец гордился бы вами.
Растерянная, я покраснела, больно подозрительно слова эти смахивали на комплимент. Это что, способ дать мне понять: что она на моей стороне? Посол носит символ Энэфы на шее.
— Вряд ли, — произнесла медленно. — Отец был хладнокровным и невозмутимым человеком. Нрав достался мне от матери.
— Ах. Что ж, должно быть, он будет вам хорошей подмогой в вашем новом обиталище.
— Мой характер не помешает мне нигде. А теперь, прошу вас, скажите же наконец, о чём речь?
Она вздохнула, сгоняя с лица улыбку.
— Ну, конечно. Время не ждёт. Прощу прощения, миледи. — С усилием (я почти слышала хруст разгибающихся костей, сочувственно вздрогнув) она привстала. Сколько же она так просидела? Она что, ожидала меня здесь после каждого заседания? Я снова пожалела, что пропустила день.
— Вам интересно, почему атрийцы не подали прошение о начале войны? — спросила она.
— Могу предположить, оно им было ни к чему, — сказала я. При чём здесь это? — вот что интересовало меня куда больше. — Получить одобрение почти невозможно. Уже более ста лет Арамери не дозволяют вести никаких войн. Значит, Атр сделал ставку на бескровную победу, и, на его счастье, ему повезло.
— Именно, — Рас поморщилась. — И это ещё не конец. Посмотрим, сколько этих… аннексий ещё предстоит: судите сами, сегодня Атр показал всему миру, как обделываются такого рода дела. Мир — прежде всего; вот он — путь, избранный Пресветлым.
Я поразилась горечи, коей сочился голос. Услышь её священник, и обвинение в ереси вкупе с арестом обеспечены. Услышь любой другой Арамери… я содрогнулась, перед глазами как живая пронеслась картина: тощая фигура посланницы, бредущая к краю Пирса, и копьё Закхарн, направленное той в спину.
— Поберегитесь, тётушка, — произнесла тихо. — Вам не дожить до почтенной старости, говори вы и дальше подобное вслух.
Рас тихо рассмеялась.
— Вы правы. Постараюсь быть более осторожной. — Она остыла, продолжив уже спокойно: — Но вот ещё что, поразмыслите об этом хорошенько, леди Не-Арамери: а может Атр не снижошёл до просьб, оттого что им было известно о иной, уже утверждённой петиции? Той, что тихо провели, незаметно подбросив, среди прочих указов Консорциума за последние месяцы.
Я застыла, нахмурившись.
— Иное ходатайство?
Она кивнула.
— Как вы сказали, за целый век ни одна подобная петиция не прошла одобрения, и уж тем более никогда не утвердят подряд целых две, причём, идущие друг за другом. Возможно, атрийцы даже знали об этой иной петиции, и о том, что у неё куда больше шансов пройти, чем у их собственной, ибо она служит целям человека, облечённого большой властью. Что ни говори, но некоторые поля битвы бесполезны, не удобри их смертью.
Я уставилась на неё во все глаза, отбросив всякую осторожность, не пытаясь даже и скрыть замешательство и потрясение. Да поданное на утверждение военное прошение в тот же миг стало бы предметом разговоров всей знати! Минимум неделю ушла бы у Консорциума на одно только обсуждение, не говоря уже об одобрении. Как этот некто ухитрился его заполучить, не пустив при том сплетен на полмира?
— Кто? — спросила я. Но подозрения в душе уже крепли.
— Никому доподлинно неизвестно, миледи, о истинной личности поручителя, равно как и то, чьи земли проходят — оккупантом или целью. Но Атр с востока граничит с Тэма. Атр невелик (теперь, правда, больше), но их правящая семья и тэманский Триумвират уже много поколений как связаны узами брака и дружественным союзом.
А кроме того, Тэма, как дошло до меня, ввергая в холодный озноб, одно из государств, обязанных Скаймине.
И та вполне могла быть загадочным поручителем военной петиции. А заодно провести её утверждение как можно тише и не вызывая подозрений. Настоящий шедевр политического мастерства. Возможно, помощь атрийцам по завоеванию Ирта тоже была частью плана. Оставалось лишь два ключевых вопроса: зачем ей всё это? И какое королевство падёт следующей жертвой?
О чём там предупреждал Релад? Если любите — что, кого, неважно, — берегитесь.
Во рту пересохло, по рукам пробежал упреждающий холодок. Мне и в самом деле нужно было, до зарезу нужно встретиться со Скайминой. Особенно теперь.
— Спасибо за рассказ, — поблагодарила Рас. Голос звучал выше обычного, мыслями я была уже не здесь, торопясь уйти. — Обещаю, я использую информацию как следует.
Кивнув, она заковыляла к выходу, мимоходом похлопав меня по руке. Чересчур погружённая в собственные размышления, я едва не забыла попрощаться, но вовремя опомнилась и развернулась как раз тогда, когда та открыла дверь, собираясь выйти.
— Так что же должно знать, будучи Арамери, тётушка? — спросила торопливо. Именно этим вопросом я задавалась с нашей первой встречи.
Остановившись, она пристально глянула на меня.
— Как истребить из себя всякую жалость, — последовал очень тихо ответ. — Как тратить жизнь подобно разменной монете. Как овладеть самою смертью и обратить её своим оружием. — Она опустила глаза. — Когда-то я услышала это от вашей матери. И тех давних слов мне боле не забыть. Никогда не забыть.
Не в силах пошевелить пересохшими губами, я молча таращилась на неё.
Рас Анчи склонилась передо мной в уважительном поклоне.
— Я буду молиться, — прошептала она напоследок, — чтобы вы никогда не познали этой истины на себе.
Назад, в Небеса.
На поиски апартаментов Скаймины я отправлялась в более-менее спокойном расположении духа. Комнаты кузины располагались недалеко от моих, впрочем, как и личные покои прочих чистокровных (им отводился весь верхний уровень дворца). Но кузине того было мало, и она не успокоилась, не вытребовав себе в личное владение целую башню, одну из самых громадных. Применительно ко мне это значило: подъёмники в деле — не подмога. Кабы не слуга, проходящий мимо, и днём с огнём не сыскать мне ведущей вверх лестницы, скрытой ковром. Не то чтобы последняя была столь велика — этажа три на глаз; но мышцы ног ощутимо ныли, когда я наконец добралась до лестничной площадки. Меня мучил вопрос, с чего бы возжелать жить в таком месте? Ладно бы ещё слуги — у тех невелик выбор, или прочие чистокровные — те поднимутся сюда без особых проблем… А ну как то кто-нибудь немощный вроде Декарты? Я плохо себе представляла деда, забирающегося на этакую верхотуру. Впрочем, не в том ли и была вся задумка?
На вопрошающий стук дверь распахнулась. Войдя внутрь, я обнаружила себя в сводчатом коридоре, по обе стороны коего тянулись окна, вазоны с какими-то цветущими растениями и стройные ряды изваяний. Безвестные каменные образчики глазели на меня: сплошь обнажёные прекрасные тела юношей и девушек, в разных хитроумных позах. Конец коридора плавно перетекал в округлую залу, с выложенным подушками полом и низкими столиками — без единого стула. Хорош же выбор доставался кузининым гостям: либо усесться на пол, либо стоять столбом.
В центре на возвышении виднелось кресло. Интересно, случайность то или расчёт со стороны Скаймины, что подобная планировка точь в точь повторяла собой тронный зал?
Самой кузины не было, но прямо за подием виднелся ещё один коридор, по видимости, ведущий в личный покои хозяйки. Похоже, меня специально терзают ожиданием, вздохнула я про себя и настроилась ждать, заодно оглядывая всё по сторонам. Тогда мои глаза и наткнулись на него.
Он сидел, опершись спиной на широкий оконный переплёт (один из многих, тянувшихся вдоль стен), в позе не столь небрежной, как надменной, подтянув под себя одно из колен, и с ленцою склонив голову набок. Мне потребовалась пара минут, чтобы с удивлением осознать: незнакомец был полностью наг; то что я поначалу приняла за одежду, был шлейф очень длинных волос, свисающих с плеч плащом и почти полностью прикрывающих тело. Не сразу, но я догадалась, кто он (по коже скользнул холодный озноб). Ньяхдох.
Или, во всяком случае, очень похож на него. Привычно красивое лицо сейчас смотрелось как-то… странно; и я скоро поняла почему: впервые оно было успокоенным, неизменным — одно (единственное!) лицо, одни (чёткие!) черты лица, а не то бесконечное, хаотичное изменение, что я привыкла видеть. Тёмно-карие глаза, а не зияющие провалы тьмы, упрямо встающие в памяти; бледная кожа, но то была присущая людям белизна, наподобие амнийской, а не мерцающая лунным или звёздным светом. Он уставился на меня ленивым взглядом, недвижимый (двигались, смаргивая, одни лишь ресницы), слабая улыбка расползлась по бледным губам, чересчур тонким на мой вкус.
— Привет, — произнёс он. — Давненько не виделись.
Разве мы не виделись накануне?
— Доброго вам утра, лорд Ньяхдох, — поприветствовала в ответ, скрывая за вежливостью подкатившее к горлу беспокойство. — Вы… как себя чувствуете?
Падший шевельнулся — как раз настолько, чтобы я заметила тонкий обруч серебряного ошейника, обхватывающего шею — и цепь, свисающую по груди. И тут меня озарило. Днём я — человек, он сам говорил об этом. Ночью властью Пресветлого Итемпаса его сдерживает цепь, но днём он слабеет. И… сменяет облик. Сколь я не искала, безуспешно: в дневном обличье не таилось того безумия, с коим я столкнулась в первую ночь в Небесах. На месте его светился один холодный расчёт.
— Прекрасно. — Он медленно облизнул кончиком языка губы, подобно тому как змея, высовывает жало, чуя добычу. — Проводить день со Скайминой, как правило… приятно. Хотя и быстро наскучивает. — Секундное молчание, просто чтобы перевести дыхание. — Впрочем, меня спасает разнообразие.
Я не сомневалась, что он имел ввиду: глаза так и шарили по мне, мысленно раздевая. Похоже он решил меня вывести из себя, но, как ни странно, добился ровно противоположного — мысли внезапно обрели чёткость и ясность.
— Отчего жы вы на цепи? — поинтересовалась я. — Живое напоминание о слабости?
Брови приподнялись в фальшивом удивлении, а что вернее, — мгновенно почуяв интерес, пробуждённый словами.
— Так вот что волнует вас?
— Нет, — бросила я в ответ. Но хищно прищуренные глаза вперились в меня, уличая во лжи.
Он подался вперёд, цепь тихо забренчала, словно прокатившийся вдали звон колокольцев. Его глаза, человеческие глаза, голодные глаза, снова безжалостно сдирали с меня одежду. Но в этом взгляде не было ни капли желания.
— Ты не влюблена в него, — сказал он задумчиво. — Ты не настолько глупа. Но ты хочешь его.
Нет; но в последнем я уж точно не собиралась сознаваться. Особенно — ему. Было что-то пугающее в этом Ньяхдохе; верх глупости — давать перед ним слабину.
Покуда я молча обдумывала ответ, он широко ухмыльнулся.
— Ты можешь иметь меня.
Заманчивое предложение, что и говорить. На одно короткое мгновение меня взбудоражила одна только мысль, что я могу согласиться. Но зря волновалась, единственным чувством, бурлящим внутри, было отвращение.
— Благодарю покорно, нет.
Он быстро отвёл глаза, в слабой имитации вежливого смущения.
— Понимаю. Перед вами просто человеская оболочка, а вам требуется нечто большее. Я не виню вас. Но… — Его взгляд метнулся ко мне из-под ресниц. Пугающее, значит? Как же! Если что и скрывалось за этой маской, то зло. Чистое, беспримесное зло. Садистское ликование, упивавшееся ужасом тех самых моих воспоминаний; и тем страшнее было то, что сейчас он казался абсолютно нормальным. И эта личина Ньяхдоха вполне могла быть той, что давала пищу предостерегающим церковным легендам и оборачивала злой реальностью детские страхи перед темнотой.
И мне совсем не нравится находиться с ним в комнате один на один. Ни секунды больше.
— Ты же сама понимаешь, — протянул он. — Тебе никогда не заполучить его. Ни за что. Никак. Твоё слабое человеческое тело, твой разум рассыпятся в труху, как яичная скорлупа, под натиском его силы. Тебе не спастись, просто вернувшись домой, в Дарр.
Скрестив руки на груди, я многозначительно уставилась в сторону коридора за "троном" Скаймины. Если она так и собирается держать меня в ожидании, то пора уходить.
— Меня, пусть… Внезапно, вскочив на ноги, он бросился через всю комнату прямо ко мне.
Поражённая, я утеряла всё своё безразличие и, оступишись, подалась назад, пытаясь избежать встречи с лицом к лицу. Слишком медленно. Он успел поймать меня за руки. Я и представить не могла, что он настолько велик, выше более чем на голову, с хорошо развитой мускулатурой. Видя падшего в ночном обличье, было как то не до того, теперь стоило пожалеть о своей неосведомлённости, воочию лицезрея (и ощущая), насколько он опасен. Даже такой.
Что он и продемонстрировал собственноручно. Крутанув спиной к себе и снова жёстко стиснув. Сколь ни выдирайся, крепкая хватка сдавливала запястья с такой силой, что глаза заслезились от боли, и я закричала. Бороться было бесполезно, и я сдалась, лишь тогда он ослабил давление.
— Ты можешь вкусить его, с моей помощью, — шёпот раздался у самого уха. Жаркое дыхание опалило шею; кожу, нет, всё тело объяла дрожь. — Я мог бы объезжать тебя весь день…
— Отпусти меня. Немедленно! — Я процедила приказ сквозь зубы и взмолилась, чтобы он сработал как надо.
Чужие руки расжались, но отпускать не торопились. Это сделала я, вырвавшись и развернувшись к нему лицом, возненавидев себя, стоило увидеть расползающуюся по его лицу ухмылку. Холодную, злую ухмылку, от одного вида которой становилось ещё хуже. Было ясно как день — он хотел меня. И не только моё тело. Его влёк мой страх, моё отвращение, вроде того, мгновением ранее. Он наслаждался болью, что причинял мне, безжалостно сдавливая руки.
А что хуже всего: он смаковал ту секунду, когда меня обожгло пониманием — не лгал, ни единым словом Ньяхдох не лгал мне. Моя вина, я совсем забыла: ночь — время не просто совратителей, но насильников, не просто страсти, но насилия. И это существо было им. И моей возможностью изведать любви Владыки Ночи. Пресветлый Итемпас, помоги мне, если когда-нибудь я обезумею настолько, чтобы возжелать большего.
— Нахья. — Голос Скаймины заставил меня, отпрыгнув, резко развернуться. Улыбающаяся кузина стояла возле кресла, положив одну из рук на бедро. И как долго она так меня… рассматривает? — Ты грубишь моей гостье. Сожалею, кузина; мне следовало укоротить ему поводок.
Мне было не до любезностей.
— Мне порядком надоели эти игры, Скаймина, — отрезала со злостью и, что уж скрывать, страхом. Я была чересчур испугана, чтобы блюсти правила вежливости. — Изложите своё дело и давайте уже покончим с этим.
Скаймина приподняла бровь, словно её забавляла моя грубость. Она улыбнулась Ньяхдоху — нет, Нахье, пришла уверенность. Этому созданию не приличествовало носить божественное имя. Он продолжал стоять рядом с ней, спиной ко мне. Она дотронулась кончиками пальцев к ближайшей из рук падшего и улыбнулась.
— Разве он не заставляет ваше сердце биться чуточку сильнее? Вид нашего Нахьи сильно влияет на неискушённые души. К слову, можете одалживать его, когда заблагорассудится. Как видишь, он крайне возбуждающ.
Слова я проигнорировала, — в отличие от взгляда, какой бросил на Скаминй Нахья, не опасаясь, что та его увидит. Она была полной дурой, раз пускала это в кровать.
Как и я сама, раз остаюсь стоять здесь.
— Доброго дня, Скаймина.
— А я-то думала, вы заинтересованы в услышанных мною вестях, — сказала Скаймина мне в спину. — Речь идёт о вашей родине.
Я остановилась. Предупреждение Рас Анчи звоном отдалось в голове.
— Ваше… выдвижение не сыграло вам на руку, кузина. Земли Дарра лишь заимели новых врагов. Кое-кто из тамошних соседей считает вас угрузой, и куда более опасной, чем даже мы с Реладом. Полагаю, по вполне понятным причинам — мы родились с этим в крови, а не с отжившими своё варварскими традициями и привязанностями.
Медленно, но я повернулась обратно.
— Вы — амн.
— Но весь свет уже давно смирился с амнийским превосходством, так что удивительного, что мы привычны им. Что до вас, кузина, как ни приодень нашими стараниями, вы были, есть и останетесь лишь дикаркой, кровь от крови своего варварского народа.
Я не могла впрямую задать вопроса о военном прошении. Но, отчего бы…
— Да что вы говорите? Кто захочет напасть на Дарр, лишь потому что я заявила свои права как Арамери?
— Нет. Я говорю, что кто-то может на него напасть, потому что вы до сих мыслите как Дарре, когда перед вами открыта вся власть дома Арамери.
Указы, что я отослала подотчётным мне странам, вот оно что. Вот тот предлог, что она намеревается использовать. Я принудила тех возобновить торговлю с Дарром. Что это, как не особая благосклонность с моей стороны? — и, разумеется, именно ею и были мои действия. А разве я могла поступить по-другому, с моими новообретёнными властью и богатством, и не помочь моим же людям? Кем бы я была, думая лишь о себе?
Женщиной рода Арамери, донёсся из глубин сознания крошечный пакостный шепоток.
Нахья перетёк поближе к Скаймине, ласково приобнимая её сзади и всем своим видом являя из себя влюблённого по уши любовника. Скаймина рассеянно погладила его руки, в то время как он сверлил убийственным взглядом её затылок.
— Ну, не всё так плохо, кузина, — Скаймина продолжила говорить. — В конце концов, на самом деле неважно, что вы не сделай, вседа нашлись бы люди, ненавидящие вас просто потому, что вы не соответствуете их ожиданиям в качестве правителя. Жаль, что вы ничего не взяли от Киннет, кроме этих глаз.
Прикрыв свои, она прислонилась спиной к Нахья, не скрывая удовольствия.
— А с вашей даррийской кровью одна морока. Вы ведь прошли этот их обряд воинской инициации, да? И раз уж ваша мать была не из Дарров, кто же был вашим поручителем?
— Бабушка, — ответила я тихо. Меня вовсе не удивляло, что Скаймина осведомлена о наших обычаях. Любой желающий, знакомый с чтением, мог узнать то же.
Испустив вздох, Скаймина оглянулась через плечо на Нахью. Странно, но то убийственное выражение так и не сошло с лица дневной подделки; но куда более диковинной была удыбка, с коей на него смотрела кузина. Навстречу пылающей в ответ ненависти, чистой, безграничной ненависти.
— Знаешь, как Дарре проводят эту церемонию, — непринуждённо бросила она ему. — Некогда они были воинственным многочисленным народом. Матриархатом. Многие из соседей пали к их ногам, завоёванные. Это мы вынудили их прекратить набеги и покончили с привычкой обращаться с захваченными пленниками как с рабами. Но, подобно большинству тёмных народов, они до сих пор втайне цепляются за свои жалкие традиции.
— Я знаю, что они утворяли, — сказал Нахья. — Захватывали юношей из враждебных племён, свершали над ним обряд обрезания, затем лекарь излечивал их, и они пользовали пленников в своё удовольствие.
Я застыла, удерживая на лице безжизненную, окаменелую маску. Скаймина со смехом зарылась в тёмные пряди волос падшего, целуя и перебирая их в пальцах. Потом, подняв голову, посморела на меня.
— Всё меняется, — сказала она. — Нынче Дарре не позволяется красть и калечить чужик мальчишек. Избранная девушка просто должна выживать, одна, в огромном лесу, целый месяц. Чтобы потом, вернувшись домой, быть лишённой девственности кем-то, кого изберёт её поручитель. Всё такие же дикари, как и прежде, что ни говори. Разумеется, случись нам узнать о том, мы прерываем эту… церемонию. Но нам не под силу покончить со всеми случаями. Поговаривают, они особенно часты среди женщин высокопоставленного круга. Та часть ритуала, что якобы, как они думают, скрыта от нас, заключена в следующем: девушка либо должна победить выбранного в прилюдном бою и, следовательно, господствовать в соитии, либо принять поражение и узнать на собственном опыте, как это — быть поверженной врагом.
— Я бы не отказался испробовать, — прошептал Нахья. Скаймина, снова засмеявшись, игриво шлёпнула его по руке.
— Как предсказуемо. А теперь — замолкни. — Краем глаза она скользнула по мне. — Ритуал, кажется, в принципе, тот же, верно? Изменилось другое. Многое изменилось. Даррийским мужчинам более не по нраву бояться женщин — или уважать их.
То было утверждение, не вопрос; ответ мне был прекрасно знаком.
— Вообще-то, если хорошенько поразмыслить, прежний ритуал был более… цивилизованным. Тогдашний вариант учил юного воина не только выживать, но и уважать противника, своего рода воспитывал. Многие девушки позже брали пленников себе в мужья, разве не так? Как видите, они учились даже большему — любить. Нынешний же… ну, и чему он вас учит теперь? Не могу сдержать любопытства.
Он научил меня, что цель оправдывает средства, ты, грязная, злобная сука.
А ради желаемого стоит идти до конца, не щадя сил.
Я не ответила, и через мгновение Скаймина разразилась вздохом.
— Что ж, — сказала она, — на границах с Дарром заключаются новые союзы, воспринимая его новой силой — и угрозой, готовясь противостоять ей. Учитывая, что на деле это далеко не так… положение в регионе грозит стать весьма шатким. Трудно сказать, чем всё обернётся при данных обстоятельствах.
У меня чесались руки запустить в неё чем-нибудь приличным. Навроде камня для пращи.
— Это угроза?
— Помилуйте, кузина… Я всего лишь делюсь важной информацией. Мы, Арамери, должны заботиться друг о друге.
— Ценю ваше беспокойство. — Я развернулась, намереваясь уйти прежде, чем дам норову вырваться из рук. Но на этот раз меня остановил голос Нахьи.
— Вы победили? — спросил он. — На этой вашей воинской инициации? Возобладали над противником или это он изнасиловал вас на глазах у целой толпы зевак?
Я знала ответ. Правда, знала. И — адски хорошо. Но всё же ответила.
— Я выиграла, — сказала наконец. — В своём роде.
— Да?
Закрой я глаза, и воспоминания тотчас пришли бы сами собой. Шесть лет, шесть долгих лет прошло с той ночи, но запах чадящего костра, истрёпанных мехов и запекшейся крови, запах собственного пота и грязи, после месяца одичалых скитаний, по-прежнему свежо оживают в памяти.
— Большинство поручителей выбирают вояк похуже. — Мой голос был отстранённо мягок. — Чтобы девочке-подростку, едва распрощавшейся с детством, как можно легче было одержать победу. Но мне предназначено было стать эн'ну, и были сомнения, из-за половины амнийской крови, тёкшей в моих жилах. Крови Арамери. У бабушки не было иного выбора, как избрать сильнейшего из наших воителей-мужчин.
Я не расчитывала на победу. Дабы быть помеченной как воин, довольно было выказать одну выносливость; догадки Скаймины были верны — многое изменилось. Но чтобы стать эн'ну, одной стойкости было маловато. Никто не последовал бы за мной, выкажи я слабину и позволь кому-то отыметь себя перед всеми, — весть об этом тотчас разнеслась вороньим граем по всему городу. Мне должно было победить.
— Он одолел вас, — жадно выдохнул Нахья, упиваясь моей невысказанной болью.
Он сощурил глаза под брошенным мною взглядом. Интересно, что он разглядел в моих глазах, в ту самую секунду.
— Из меня вышло хорошее зрелище, — медленно пояснила я. — По крайней мере, порядком, чтобы соблюсти требования ритуала. А потом я ударила его. В голову. Каменным ножом, припрятанным в рукаве.
Это слегка расстроило Совет, особенно, когда стало ясно, что я не понесла. Мало того, что я убила человека, с ним были утеряны его семя и сила, могущие в будущем дать Дарре новых дочерей. Раз уж я сама не была на то способна. Победа лишь ухудшила моё положение. Она не истинная дочь Дарре, полнились и множились слухи. Слишком много смертей ходит у неё за плечом.
Я не хотела его убивать, правда, не хотела. Но, в конце концов, мы были воинами, и тех, кто оценил мою арамерийскую смертносность, была не в пример больше пугливых недоброжелателей. Двумя годами позже меня избрали эн'ну.
На лице Скаймины задумчиво стыло оценивающее выражение. Меж тем, Нахья пришёл в себя, в его глазах клубились столь тёмные чувства, что е находилось слов, дабы описать их. Разве что… злость? или… напротив, горечь? Но и, вправду, что тут удивительного? Как оказалось, сбывались самые дурные предчувствия: во мне было куда больше от Арамери, чем от Дарре. Вот он — предмет моей истовой ненависти к самой себе.
— Он начал носить для вас одну лишь личину, так ведь? — спросил Нахья. Я сразу поняла, какого загадочного "его" тот имеет ввиду. — Так оно и начинается. Голос всё выразительнкй м глубже, губы — полней, глаза — изменчивей. А вскоре — сладкая грёза, верное словцо на языке, пальцы там где надо. — Падший зарылся лицом в волосы Скаймины, будто бы ища поддержки или успокоения. — Ну, а остальное — лишь вопрос времени.
Я ушла, подгоняемая виной и страхом, и более того — ползучим, ненавистным чувством, что независимо, насколько я есть Арамери, — по любому, в том маловато проку, чтобы выжить в этом чудовищном месте. Нет, чтобы жить здесь, определённо, мало было быть одной Арамери. Обуреваемая спутанными чувствами, я и зашла к Вирейну, что и привело меня, в конечном счёте, в библиотеку, — постигнуть тайну своего двоедушья. И наконец, в довершени пути, сюда.
Погибнув.