Свалившийся как подкошенный Владыка выпустил наконец Сиеха, но едва-едва не утянал за собой меня. Понятия не имею, почему осталась жива. Легенды, что поют о силе и мощи орудий Арамери подробно перечисляют целые армии, павшие в ужасе перед ними. Но как-то умалчивают о полоумных маленьких дикарках, давших им отпор.
Сиех, к громадному моему облегчению, тут же приподнялся на локтях. Он казался в порядке, хотя глаза его знатно округлились при виде неподвижно лежащего Ньяхдоха.
— Посмотри, что ты натворила!
— Я… — Меня трясло, да так, что и слово-то вымолвить не могла. — Я не хотела… Он бы убил тебя. Я не могла… — сглотнула ставший в горле комок — …позволить ему.
— Ньяхдох не убил бы Сиеха, — послышалось сзади.
Что? Это была последняя капля — довольно с меня незнакомцев! Я вскочила, схватившись за нож, ещё не убранный в ножны. Женщина разрушила безмолвный дрейф сиеховых игрушек. В глаза, первым делом, бросался её рост, — сравнимый разве что с громадными кораблями Кена. Да и сложена она была под стать им: широкий, мощный — и меж тем на удивление изящный — костяк, без капли лишнего жира. Я бы ни за что не угадала её расы, ибо память моя не хранила сведений ни об одной, могущей породить столь адскую громадину.
Она опустилась на колени, собираясь помочь Сиеху. Того тоже трясло, но от волнения.
— Ты видела?.. видела, что она наделала? — возбуждённо затараторил он, указывая на Ньяхдоха (с лица того ещё не сошла улыбка).
— Видела, разумеется.
Поддержав пошатывающегося Сиеха, новоприбывшая обернулась в мою сторону, сощурившись. Даже на коленях, она была на голову выше, чем выпрямившийся во весь рост мальчик. Одежда простолюдинки — серая блуза, серые штаны; серый платок, прикрывающий волосы. Может, я и преувеливала долю "серости" в её облике, но, после безжалостной черноты Владыки, было в её облике что-то определённо умиротворяющее.
— Нет воителя свирепей, нежели мать, защищающая своё дитя, — сказала она. — Но Сиех не столь хрупок, как вы сами, леди Йин.
Я медленно кивнула, пытаясь загнать подальше мысль — какая ж ты дурёха, Йин! Да уж, логики в моих поступках было маловато.
Сиех подошёл и бережно взял меня за руку.
— В любом случае, спасибо тебе, — заметил застенчиво. Багровый синяк, в виде уродливого отпечатка ладони по горлу, блек на глазах, выцветая жёлтым.
Мы все разом взглянули на Ньяхдоха. Он осел на колени, в той же позе, что и сник (голова склонена на грудь, нож по рукоять вошёл в сердце). Испустив тихий вздох, серая госпожа подошла к падшему и выдернула нож. (Тот вышел легко, словно по маслу; странно, ведь мне показалось, что клинок застрял в кости.) Осмотрела его, покачивая головой, и протянула мне — рукоятью вперёд.
Я заставила себя забрать его (мои руки и так уже изрядно были замараны божественной кровью). Пальцы сотрясала дрожь; я подумала было, не слишком ли сильно она сжимает моё оружие. Но как только ладонь поудобнее легла на рукоять, великанша выпустила лезвие. И когда нож вернулся ко мне, я поняла: дело было не только в обильи крови; очистившись, верный мой спутник сменил форму, став иным — более изогнутым. И более отточенным.
— Таким он подойдёт тебе лучше. — Серая госпожа торжественно склонила перед мной голову, в ответ на мой недоумённый взгляд. Бездумным жестом я вложила нож обратно в ножны на талии, совсем упустив из виду, что те не подогнаны под новую форму. (Странное дело, но тот вошёл идеально: впрочем, глянула… так и есть, те тоже изменились.)
— Знаешь, Закха, а вы похожи. Ну как, нравится? — Сиех прильнул ко мне, обвив руки вкруг талии и положив голову на грудь. Бессмертный он там или нет, но этот жест был настолько по-детски невинным, что у меня не нашлось сил (и желания) его оттолкнуть. Не задумываясь, я обняла его в ответ, — на что он только вздохнул, глубоко и довольно.
— Так и есть, — без тени сомнения ответила женщина. Наклонилась, всматриваясь в лицо Ньяхдоха. Позвала вопросительно:
— Отец?
Я не вздёрнулась лишь потому, что на мне повис Сиех; но моё напряжение не укрылось от него.
— Шшш… — Он успокаивающим жестом погладил меня по спине. Совсем не детское вышло прикосновение, если подумать, однако беспокойство несколько поулеглось. А мгновением спустя Владыка шевельнулся.
— С возвращением, — сказал Сиех, выпрямившись и просияв яркой улыбкой. Воспользовавшись моментом, я отодвинулась подальше от падшего. Но Сиех споро поймал меня за руку, возразив горячо: — Всё в порядке, Йин. Он уже не тот. Ты в полной безопасности.
— Она не верит тебе, — сказал Ньяхдох. Он говорил, как человек, очнувшийся от глубокого сна. — Она не доверится нам сейчас.
— Это не твоя вина. — Голос Сиеха стал несчастным. — Нам надо лишь всё объяснить, уверен, она поймёт.
Взгляд, что отпустил падший, снова заставил меня вздрогнуть, хотя, казалось, что безумие действительно из него ушло. Но исчезло и то чувство — когда он держал своей рукой мою, залитую кровью, тёкшей из его сердца, и тихо шептал полным тоски голосом те слова… А ещё этот поцелуй… ну уж нет, хватит. У меня просто разыгралось воображение. Ясно как божий день, вот он, реальный Владыка, сидящий передо мной сейчас, — бесстрастный, гордый и высокомерный ублюдок, ухитряющийся даже стоя на коленях в унизительной позе иметь поистине царский вид. Он до боли напоминал Декарту, кольнуло под грудью.
— Поймёшь?.. — спросил он.
Я не могла ответить ничем другим, кроме как ещё раз попятиться назад. Ньяхдох лишь покачал головой и поднялся, отпустив приветственный кивок женщине, которую Сиех назвал именем Закха. Пусть та и возвышалась над ним, как гора, без лишних вопросов можно было догадаться, кто в этой парочке отдаёт приказы, а кто им подчиняется.
— У нас нет времени на бесполезные игры, — сказал Владыка. — Вирейн будет искать и придёт за ней, рано или поздно. Просто пометь её, и покончим с этим.
Закха согласно кивнула и направилась ко мне. Я отступила в третий раз, душа ушла в пятки, уж больно серьзными намечались намерения, промелькнувшие в её глазах.
Сиех отпустил меня и встал меж нами, словно блоха пред собакой. Головой он едва доставал Закхе до талии.
— Это не выход. Ты ничего так не добьшься. Мы же договорились, что попытаемся склонить её на нашу сторону добровольно.
— Сейчас это невозможно, — ответил Ньяхдох.
— Тогда что помешает ей рассказать всё Вирейну? — упёр руки в бока Сиех.
Великанша остановилась, терпеливо ожидая, когда спорщики порешат дело.
Кажется, обо мне-то и забыли… не такая уж я, выходит, и великая персона — ну, учитывая, что стою здесь и сейчас в компании аж целой троицы богов. Назвать их — бывшими богами — язык не поворачивался.
Лицо падшего исказилось чем-то, лишь отдалённо смахивающим на усмешку. Я снова попала в поле его зрения.
— Доложишь Вирейну, и мы убьём тебя. — И уже к Сиеху: — Теперь доволен?
Угроза не возымела должного действия. Должно быть, за вечер я наслушалась столько этих угроз, — одной меньше? одной больше? Я так устала, что растеряла окончательно всякий страх.
Сиех нахмурился, покачал головой, но убрался-таки с дороги.
— Мы планировали не это, — сказал он раздражённо.
— Планы меняются, — заметила Закха, в один шаг оказавшись у меня перед носом.
— Что ты хочешь сделать со мной? — спросила я. Так или иначе, но со всеми своими размерами она пугала меня меньше, чем стоящий рядом Ньяхдох.
— Я помечу ваш лоб сигилом, — ответила она. — Невидимым чужому глазу. Он помешает сработать той печати, которую намеревается поставить вам Вирейн. Вы будете выглядеть как одна из них, но на деле — останетесь свободной.
— Все они… — Меченые сигилом Арамери? Их она имела в виду? — …не свободны?
— Не более, чем мы, хотя и думают иначе, — ответил Ньяхдох. Лищь в эту секунду мне показалось, что его голос чуть смягчился, напомнив тот, ранешний. Он отвернулся. — Поторопись.
Закха согласно кивнула и коснулась моего лба кончиком пальца. Её кулаки были размером с тарелку; меня словно горящей головёшкой ожгло от одного прикосновения. Я закричала, попыталась было вырваться, но она убрала руку раньше. Дело было сделано.
Сиех, перестав кукситься, уставился на пятно и наконец кивнул умудрённо:
— Да, сойдёт и так.
— Бери её и отведи к Вирейну, — сказала Закха. Он попрощалась со мной, вежливо склонив голову, потом отвернулась, присоединившись к Ньяхдоху.
Сиех взял меня за руку. Потрясённая, вся в замешательстве, я покорно позволила отвести себя к ближайшему мёртвому простенку. Лишь раз я мельком глянула через плечо. Лишь раз. Исключительно полюбоваться, как Владыка Ночи уберётся прочь.
Матушка моя была первейшей красавицей. Говорю это не по праву видевшей (стройная, и изящная, и высокая, с волосами, что солнце, затенённое облаком), не по праву её дочери. Говорю это, познав её силу. Может, во мне говорит даррийское наследие, но первейшим знаком красоты я всегда ценила силу.
Мой народ не был добр к матушке. Нет, никто не осмелился бы высказаться отцу в лицо; но, странствуя иногда дорогами Эрребейи, слышать доводилось всякое. Амнийская шлюха. Белокостная сука. Ей плевали вслед, когда та шла по улицам; смыть позор, отвращая путь от арамерийской скверны. Но матушка ни разу не утеряла своего достоинства, не опустилась до бесчестия своих хулителей. Она была выше этого (и лучше), утверждал мой отец (и я бережно храню это драгоценное воспоминание, — из тех немногих, ясно отпечатавшихся в памяти).
Не знаю, почему мои мысли вернулись к этому, но уверена — у всякого действия есть умысел.
Я еле переводила дух, когда мы наконец добрались до лаборатории Вирейна (Сиех заставил меня здорово поработать ногами, когда мы выбирались из Мертвелых Небес).
Вирейн открыл дверь, раздражённо сверля нас глазами, лишь после аж третьего по счёту нетерпеливого стука Сиеха. Тот самый беловолосый тип из приёмной Декарты, вынесший мне вердикт: "не безнадёжна".
— Сиех? Какого демона… а-а. — Он посмотрел на меня, приподняв бровь. — Ясно. Меня посещала мысль, где это подзастрял Т'иврел. Солнце уже почти час как зашло за горизонт.
— Скаймина натравила на неё Нахью, — пояснил Сиех, бросив на меня предупреждающий взгляд. — Но с играми будет покончено, как только кое-кто всё уладит, верно? Здесь ты в безопасности.
Очередь за мной, не так ли?
— Там было то, о чём предупреждал Т'иврел. — Я торопливо оглянулась, буравя коридор якобы полными страха глазами. Не так уж и трудно было притвориться испуганной.
— Скаймина дала бы ему конкретные параметры, — сказал Вирейн. Полагаю, так он пытался меня подбодрить. — Она знает, на что он способен в подобном состоянии. Его излюбленную тактику. Проходите, леди Йин.
Он отошёл в сторону, пропуская меня внутрь. Я замерла на пороге, но не оттого, что все мои кости зверски ныли: я никогда не видела ничего подобного. Длинная, овальной формы комната. По бокам — окна во всю длину стен, от пола до потолка. И двойные ряды рабочих столов, схожих, как близнецы; на каждом — книги, склянки, и прочие, доселе неизвестные мне, непонятные, вроде инструментов, штуковины. Вдоль дальней стены несколько клеток с кроликами и птицами. А прямо по центру, на невысоком постаменте, — огромная белая сфера. Полностью непрозрачная и размерами аж в мой рост.
— Сюда, — приказал Вирейн, направляясь к одному из столов. Он выбрал левый из пары стульев, стоящих рядом и приглашающе похлопал по сиденью соседнего. Я было двинулась к нему, но потом раздумала:
— Боюсь, что вы первый, мессир. По праву преимущества: вы знаете меня, я же вас — нет.
Он удивлённо приподнял бровь, потом улыбнулся и отвесил (не без насмешки) шутливый полупоклон:
— Ах да, ну как же, совсем забыл о манерах. Извольте представиться, Вирейн, местный бумагомаратель, заведую дворцовой канцелярией. Ну, и в некотором роде ваш родич. Дальний. Боюсь, что вы порядком запутаетесь в родословной, ища моё имя. Впрочем, лорд Декарта счёл возможным оказать мне радушный приём, введя в Старшую линию Семьи. — Он постучал костяшкой указательного пальца по чёрной метке на лбу.
Бумагомаратель? Нет, скриптор. Значит, он один из тех амнийских учёных мужей, избравших делом своей жизни изучение божественных письмен. Но Вирейн совсем не похож на хладнокровных подвижников-аскетов, порождённых моим воображением. Моложе, много моложе, чем следовало бы (даже на пару-тройку лет младше моей матушки). Но определённо не на столько, чтобы заиметь столь белоснежную седину. Может, он, как и мы с Т'иврелом, Амн-полукровка? И кто-нибудь из его родителей смешал кровь с чужеземцем?
— Рада приветствовать, — соблюла я вежливость. — Но не могу не задаться вопросом, какой прок дворцу в скрипторе? Чего бы ему изучать боговы свитки силы, когда живые боги носятся по здешним коридорам?
Кажется, ему доставил удовольствия мой вопрос: немногих, вестимо, заботили его труды.
— Ну, во-первых, боги не всемогущи и не вездесущи. Каждый день сотни людей в Небесах пользуются малой, бытовой, магией. Вызывай они каждый раз Энэфадех, дела бы с мёртвой точки не сдвинулись. К примеру, лифт, переместивший вас на мой ярус. Или воздух… — заметили расстояние от земли до Небес? — на такой высоте он чересчур разрежен, холоден и непригоден для людей. Магия сдерживает дворец в удобстве.
Осторожно я присела на табурет, поглядывая вскользь по сторонам. На столешнице были аккуратно разложены: несколько маленьких кисточек, чернильница, скол полированного камня, испещрёный странным переплетением завитушек и ломаных линий. Порождённие их было столь неприятным, чуждым — чужим! — глазу, что я резко отвернулась, не вынеся диковинного зрелища. Желание это диктовалось самой сутью вещи: то был язык богов — сигил.
Вирейн присел напротив, а Сиех, недолго думая, устроился и вовсе поперёк скамьи, опершись подбородком о скрещённые руки.
— С другой стороны, — продолжил Вирейн, — есть некие виды магии, где Энэфадех и вовсе бесполезны. Боги есть существа, необычайно могущественные — в своей области, — но, так сказать, ею же и ограниченные. Ньяхдох бессилен днём. Сиех… — Мужчина насмешливо кивнул в сторону: юный бог одарил нас невинной улыбкой. — …натура увлекающаяся, им движет исключительно любопытство — дорвётся до интереса, покоя от него не жди. Во многих отношениях, мы, смертные, сравни нас с богами, более… кхм, скажем, за неимением лучшего… универсальны, что ли. Более цельны. Так, ни один их них не в силах продлить — а тем более, создать — жизнь. Простейший акт делания детишек — доступный любой невезучей харчевной подавальщице или беспечному служаке, — власть, уже тысячелетия, как утерянная богами.
Краем глаза я видела, как выцветает, бледнея, улыбка Сиеха.
— Продление… жизни? — Мне были ведомы толки о том, что на деле творят некоторые скрипторы своим даром. Нехорошие, что там, — откровенно пугающие слухи. И внезапно меня озарило: а ведь мой дед стар. Очень, очень стар.
Вирейн кивнул, сверкнув глазами, словно учуяв нотку неодобрения в моём тоне.
— Это Великий Поиск наших изысканий. Когда-нибудь мы могли б достичь и бессмертия. — Он прочитал неподдельный ужас, столь явно охвативший меня, и улыбнулся примирительно: — Хотя цель эта небесспорна.
Бабушка всегда упреждающе говаривала: Амны — богомерзкие чудовища. Я отвела глаза.
— Т'иврел пояснил, вы пометите меня сигилом.
Он уже не скрывал ухмылки, откровенно забавляясь. Над маленькой, чопорной дикаркой. То бишь, мной.
— Уммм…хмм…
— Какая в нём сила?
— Ну, кроме всего, сдержать Энэфадех от попытки убить вас. Вы же видели их возможности.
Я нервно облизнула губы. Повела рукой в смутном жесте:
— Ну… да. Я… не знаю. Они были… такие… — Как бы высказаться, да не оскорбить Сиеха?
— Распустившиеся непотребно без привязи? — вклинился живо помянутый бог, зло сверкнув глазами. Он явно наслаждался моим замешательством.
Я вздрогнула, поморщившись:
— Да.
— Смертное тело — их узилище, — проигнорировал выходку Сиеха Вирейн. — Каждая живая душа в Небесах — их тюремщик. Волей Пресветлого Итемпаса они связаны клятвой служить потомкам Шахар Арамери. Величайшей из первосвященниц Его. Но к дню сему наследников её крови и тысячами не исчислишь… — Он пожал плечами, небрежно махнув рукой в сторону окна. Будто бы весь мир слыл уже единым родом. А возможно, скриптор просто имел в виду Небеса: они одни кольцевали ему целый мир. — Предки нашли выход, разграничив контроль. Клеймо скрепляет власть над Энэфадех — и связывает кровь вашу с родом. А кроме того, явствует ранг в семейных линиях. Я подразумеваю, что оттого слабее или сильнее ваша кровь, зависит и сила права повелевать богам.
Вирейн взял кисть, но в чернила не окунул. Взамен его свободная рука легла мне на лоб, отводя с лица пряди волос. Сердце сжалась, бешено стуча, покуда скриптор внимательно осматривал меня. Такому доке в своёи деле да и не разглядеть метки, оставленной Закхой? На мгновение блеснула мысль, что он догадался: на полвздоха мужчина задержал взгляд (и меня словно хлыстом огрело). Но, очевидно, боги были мастерами не хуже: убрав руку, скриптор уверенно занялся смешиванием краски.
— Т'иврел пояснил, что знак несмываем, — сказала я, в основном, чтобы успокоить нервы. Чёрная жидкость по виду напоминала обычные чернила, что повсеместно используют для письма; хотя, вряд ли для сигила годился простой чернильный камень.
— Если Декарта не прикажет его удалить, то — да. Представьте, что это — татуировка, но безболезненная. Вы свыкнетесь с нею.
Увы, но перспектива заполучить себе клеймо (особенно, несводимое) не вызывала во мне должного восторга, но протестовать было чревато. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, я спросила:
— Энэфадех. Почему вы зовёте богов таким именем?
Мимолётная тень хорошо знакомого мне чувства пробежалась по лицу Вирейна. Расчёт. Похоже, я только что частично расписалась в своём поразительном невежестве, и он, без раздумий, использует это при случае.
Не отвлекаясь, вскользь, Вирейн ткнул пальцем в Сиеха (тот исподтишка разглядывал вещицы, разложенные на столешнице):
— Спроси его собственноручно, если хочешь. Они сами так нарекли себя. А мы не стали менять, счёв удобным.
— А почему..?
— Мы не зовём их богами. — Вирейн слегка улыбнулся. — Иначе это было бы святотатство — против единственного истинного Бога, Отца Небесного, и тех детей его, что не предавали веры. Но не именовать же падших рабами, верно? В конце концов, кто, как не мы, объявили рабство вне закона много веков назад.
Вот за это люди и ненавидят Арамери — ненавидят по-настоящему, а не просто возмущаются главенством их власти (и готовностью с лёгкостью её использовать). Арамери — чересчур искусные лгуны (в особенности, насчёт себя и собственных грязных делишек). Более того, они упиваются страданиями своих жертв.
— Тогда почему бы вам попросту не звать их как есть? — спросила я со злостью. — Оружием.
Сиех смотрел на меня. Нарочито безучастным взглядом. Недетским взглядом.
Вирейн болезненно поморщился:
— Рассуждает, как истинный варвар, — сухо произнёс. И улыбка, коей он сопроводил слова, вряд ли могла смягчить неприкрытое оскорбление. — Вы должны понять, леди Йин, что, подобно нашей далёкой прародительнице Шахар, мы, Арамери, — прежде всего, первейшие и вернейшие слуги Итемпаса, Небесного нашего Отца. Это его Именем несём мы Свет в этот мир. Мир, порядок и просветление. — Он развёл руками. — Слугам Итемпаса нет пользы — нет нужды — в оружии. Орудия, разве что…
Довольно. Я слышала достаточно. Понятия не имею, каков его ранг, какой мой, — а заодно и прочие тонкости наших семейных сношений. Не знаю — и знать не хочу. Я устала, сбита с толку и порядком далеко от дома. И раз "варварские манеры" облегчат мне понимание, то быть посему.
— Итак, "Энэфадех" значит "орудие", верно? — спросила требовательно. — А может, иным делом, попросту — "раб"?
— Иными словами, это значит — "мы, те, кто помнят Энэфу", — подал голос Сиех. Он всё ещё сидел, подпирая подбородок кулаком. Вещицы Вирейна не изменились — зрительно, — но я была абсолютна уверена, что скрипторы ждут милые сюрпризы. — Она была одной из убитых давным-давно Итемпасом. Дабы отомстить за неё, мы и вступили в войну с Ним.
Энэфа. Священники никогда не называли её имени.
— Предатель, — пробормотала я вслух, не подумав.
— Она никого не предала! — сорвался на крик Сиех.
Я не смогла счесть, что подразумевал Вирейн, одарив бога тяжёлым взглядом из-под низко-опущенных век.
— И то верно. Трудно назвать предательством продажу себя как шлюхи, не так ли?
Сиех зашипел, ощерившись. На миг что-то нечеловеское — звериное и жестокое — глянуло на меня; но минутой спустя, соскользнув с места, он снова казался обычным парнишкой, правда, сотрясаемым крупной дрожью, — от бессильной, рвущейся наружу, злой ярости. Подсознательно я даже испугалась, что сейчас он выкажет Вирейну язык, но в глазах у него плескалась застарелая ненависть.
— Я посмеюсь, когда ты сдохнешь, — тихо сказал он.
Кожа покрылась пупырышками, волоски стали дыбом от страха.
Этот зло звучащий теперь тенор был голосом не ребёнка, но мужчины. Взрослого мужчины.
— Я заберу твоё сердце к своим игрушкам, а потом заброшу его, пнув ногой, так далеко, что не найти и вовеки. А когда я наконец обрету свободу, клянусь, что открою охоту на всех твоих потомков и сотворю с ними то же, что проделали со мной.
С этими словами Сиех и исчез. Я заморгала в удивлении. Вирейн вздохнул:
— Вот поэтому, леди Йин, мы и используем кровные печати. Имейте в виду, что всё, сказанное им, пустые угрозы. Сигил не позволит ему ничего такого, однако даже у подобной защиты есть пределы. Приказ высокопоставленного Арамери (или ваша собственная глупость) может подствить вас под удар.
Я нахмурилась, вспоминая, как Т'иврел заклинал меня найти Вирейна. Лишь чистокровные могут приказывать ему сейчас. А сам сенешаль — как там он звал себя? — полукровка.
— Моя собственная глупость? — спросила я.
Вирейн уставился на меня жёстким взглядом.
— Их долг — незамедлительно выполнить любое ваше повеление, леди. А теперь подумайте внимательно, сколько наших фраз, брошенных небрежно или иносказательно, можно толковать как приказ? При некоторой толике воображения. — Когда я нахмурилась в раздумье, он закатил глаза. — Полно! Возьмём, к примеру, любимую присказку простолюдин: "Да чтоб мне в ад провалиться!". Что, никогда не приходила на язык, в гневе? — Я медленно кивнула, он наклонился поближе. — Говорим так мы, конечно, от злости или возмущения, не имея в виду ничего особенного. А теперь повторите по слогам: "Я. Хочу. Отправиться. В. Ад." — читай — "Отправь. Меня. Туда.".
Скриптор сделал паузу, ожидая, пока до меня дойдёт сказанное им.
Хоть я и дикарка, но не самая глупая.
Видя дрожь, охватившую меня, он удовлетворённо кивнул и откинулся на спинку стула.
— Просто разговаривайте с ними исключительно по делу, — сказал он. — Ну, а теперь мы… — Он потянулся к чернильнице и звучно выругался, когда та опрокинулась от одного лишь прикосновения (Сиех ухитрился подложить под дно кисть). Чернила забрызгали всю столешницу, подобно…
…подобно…
…а потом Вирейн коснулся моей руки:
— Леди Йин?! Вы в порядке?!
Да, так-то всё и случилось. Впервые.
Я моргнула:
— Что?
Он снисходительно улыбнулся, вернув внезапно прежнее благодушие.
— У вас был трудный день, не так ли? Не бойтесь, это займёт всего пару секунд. — Он вытер разлившиеся чернила; оставшихся в сосуде, по-видимому, должно было хватить для дела. — Не соблаговолите сделать мне маленькое одолжение и придержать немного волосы?..
Я не двигалась.
— Почему дедушка Декарта приказал мне явиться сюда? Что у него на уме? Ответьте мне, скриптор Вирейн.
Он приподнял брови, будто бы в удивлении, что я, мол, вообще задаюсь подобной-то безделицей.
— Понятия не имею. Он же не докладывает мне о каждом своём решении.
— Он что, совсем одряхлел?
Он застонал.
— Нет, ну вы и вправду настоящая дикарка. Он не так уж и стар.
— Тогда — почему?
— Я же только что сказал вам…
— Возжелай он меня убить, я была бы давно мертва. Просто приказал бы казнить и дело с концом. Придумать отговорку — плёвое дело. А можно ещё проще. Навроде, как проделал с моей матерью. Убийца в ночи — и яд во сне.
Кажется, я наконец смогла его удивить. Он встретился со мной глазами, а потом медлённо отвёл их в сторону. Тихим, очень спокойным, почти ледяным голосом произнёс:
— Будь я на вашем месте, не искал бы лишних ссор с Декартой и не кидался бы подобными заявлениями, не имея на то доказательств.
Ну, хоть не посмел отрицать, и на том спасибо.
— Какие ещё доказательства? Здоровая, молодая — в её-то сорок! — женщина не может умереть просто так во сне. Мы с лекарем осмотрели её тело. Небольшая метка, маленький прокол на лбу. По… — На мгновение я умолкла, отчётливо сознавая вдруг нечто, о чём никогда прежде не смела задумываться. — Похоже, по шраму, что был у неё, прямо здесь. — И коснулась собственного лба, в месте, где в кожу должен был впечататься сигил Арамери.
Убийственно спокойный, внезапно посерьёзневший, Вирейн смотрел на меня:
— Если убийца Арамери оставил метку, видимую глазу, — и вы ожидали увидеть её, — леди Йин, то понимаете намерения Декарты гораздо лучше любого из нас. Почему, как вы думаете, он призвал вас сюда?
Медля, я покачала головой. Смутные подозрения терзали меня всю дорогу до Небес. Декарта был зол на матушку, ненавидел отца. Для приглашения не было никаких видимых причин. В глубине души я ожидала, что меня захватят ещё на ступенях Салона (и хорошо, если просто казнят, а не подвергнут предварительно пыткам). Бабушка боялась за меня. Будь малейшая надежда на спасение, думаю, она первой бы постаралась убедить меня сбежать, затаиться. Но от Арамери не спрячешься. Никому. Никто. И нигде.
А женщины племени Дарре не избегают мести.
— Этот знак… — сказала я наконец. — Он поможет мне выжить здесь?
— Да. Энэфадех не смогут навредить вам, если вы сами, по глупости, не допустите ошибки. Касаемо же Скаймины, Релада и прочей угрозы… — Вирейн пожал плечами. — Ну, магия не всесильна. Но способна на многое.
Я закрыла глаза, и лицо матери само собой всплыло из памяти. В десяти-? ста-? — тысячный?….ад его знает, какой раз. Она умерла, плача; и солёные дорожки её слез оставили сухие следы на щеках. Возможно, она знала, с чем я встречусь.
— Что ж, тогда приступим, — сказала я.