Мирр ухватился за край стола - инстинкт и обрывки возвращающихся воспоминаний предупредили его о том, что сейчас произойдет. Мрачные бездны, о существовании которых он и не подозревал, открывались в его сознании.
- Мне потребовалось меньше недели, чтобы соорудить прототип стирателя памяти, - продолжал Норман замогильным голосом. - Я хотел воспользоваться им сам - очистить душу от вины, а потом уничтожить. Но у Леже были свои планы! Только я припаял последний провод, как явился он, в руках - пирог со свининой, он только одними ими и питался, и предложил мне кусочек. Мне следовало догадаться, что он замыслил недоброе, потому что у этого жадюги раньше и крошки было не выпросить... Он жрал их прямо с газеты, представляешь! Отвратительная привычка! Я всегда говорил ему, чтобы он пользовался хотя бы тарелкой, но...
Норман посмотрел Мирру в глаза, и то, что он там увидел, заставило его прервать описание привычек профессора.
- Да, друг мой, я вижу, ты и сам обо всем догадался... Это правда: я изобретатель машины, которая установлена сейчас во всех призывных пунктах Космического Легиона по всей Галактике!
В попытке прервать поток красноречия Нормана, Мирр схватил его за руку, но не преуспел.
- Пирог был, конечно, напичкан снотворным, и как только у меня стали слипаться глаза, этот негодяй Леже стащил меня вниз, открыл дверь туалета - женского туалета, смею добавить! - и впихнул меня внутрь. Я упал на унитаз - и вот я снова в Пионер-сити, но в 2386 году. Я перемахнул точку отправления на целых три года; наверное, машина времени работала тогда в режиме возрастающих колебаний.
- Не затухающих, значит, - пробормотал Мирр.
- Я сказал "возрастающих"! Ты что, оглох? - Однако раздражение мгновенно улетучилось из голоса Нормана. - Прости, я понимаю, что все это для тебя так необычно... Конечно, ты не ожидал встретиться лицом к лицу с изобретателем той самой машины, на которой в свое время обработали и тебя.
- Не совсем... - промямлил Мирр.
- Конечно, не ожидал. Пойми теперь мои чувства, когда я узнал правду. Поначалу я был счастлив в 2386 году - война кончилась, полиция забыла про меня - и решил полюбопытствовать, чем кончил Леже. Я пошел в редакцию местной газеты и просмотрел их картотеки. Все они на микрофильмах, конечно, мне даже сказали, что оригиналы газет того времени продаются на вес бриллиантов... Короче, я раскопал всю биографию Леже.
- И что же?
- Он разбогател, приобрел известность как изобретатель злосчастной машины и умер в 2321 году. Больше он ничего не изобрел - у этой жабы не было ни капли таланта, но за старатель он получил кресло в Аспатрианской Военной Академии. Академик Леже, представляешь!
- Минутку, минутку... - Мирр отчаянно старался приспособиться к новой ситуации. - Ты не можешь винить себя за... Я хочу сказать, что им всюду пользовались в 83-ем году, и ты не мог не знать про него, отправляясь в прошлое... Так что...
- Это ничего не меняет. Конечно, я знал про него, но не знал, когда его изобрели. Очутившись в 2290-ом, я был слишком поглощен собственными переживаниями и не догадался проверить, знают ли о нем в этой эпохе. Леже, наверное, чуть удар от радости не хватил, когда я подбросил ему эту идею, но у него хватило хитрости не показать этого. Часть ответственности лежит и на нем, но сверхпреступник - я!
- Ты изобрел машину, чтобы облегчать страдания людей, - не сдавался Мирр. - Само по себе это еще не преступление.
- Разве? - Губы Нормана скривились в слабой улыбке. - И как же ей воспользовались? Тысячи юношей заманили в Легион обещанием очистить совесть, и где они все? Их убили. Они умерли молодыми, и теперь я не могу даже притвориться, что погибли они во имя Добра. Я был воспитан с верой в то, что Легион олицетворяет все самое лучшее и благородное в нашем обществе. Ребенком я мечтал, как буду летать по Галактике в золотых сверкающих звездолетах и освобождать угнетенные народы... Я не понимал тогда, что главная задача Легиона - заставлять жителей других миров покупать излишки земных телевизоров и электрических зубочисток!
- Это ужасно! - выдавил из себя Мирр, впавший в столь глубокое уныние, что все предыдущие состояния его души можно было считать безоблачными.
- Ну, ты-то не очень ломай себе голову, - продолжал Норман. Вообрази, как чувствовал себя я, зная, что сам во всем виноват. Я понимал, что можно жить с нечистой совестью или принять заслуженное наказание, но это не для меня! Как только я узнал, что именно натворил в прошлом, и добавил это к преступлениям настоящего, то понял, что единственный выход вступить в Легион. Чтобы забыть. Забавно, не правда ли?
- И это ты говоришь мне... - Голова Мирра раскалывалась от боли возвращались воспоминания. Почти все его прошлое лежало сейчас перед ним, и оказалось оно куда более ужасным, чем он ожидал, но зияла в нем еще одна черная зловонная дыра, в которую только предстояло влезть Норман отказался разговаривать на эту тему, но пятна ржавчины расползались от этой дыры по всем закоулкам мозга Мирра.
- Это было два дня назад, - продолжал Норман. - Я не хотел вступать в Легион на Аспатрии, потому что на призывном пункте меня обязательно кто-нибудь узнал бы, и купил билет на Землю.
- Оскары тебя не тревожили?
- На этот раз нет. Мне повезло. - Норман прикоснулся к деревянной столешнице. - Наверное, они в это время гонялись за другим бедолагой. Не завидую я ему.
Мирр, почти не слушая, кивнул. Два имени внезапно возникли в его памяти - Оззи Дрэбл и Хек Мэгилл. Вместе с необычными именами всплыли и два лица. Это были изможденные, обветренные лица, проштемпелеванные унылой печатью рядового-легионера. Но были в них и юмор, и чувство собственного достоинства. Эти лица, твердо знал Мирр, были очень важны для него на каком-то определенном этапе жизни... и этим этапом могло быть только дезертирство перед лицом врага.
Занавес, скрывающий дезертирство, постепенно раздвигался могучими силами, работающими в мозгу Мирра, и, трясясь от страха, он понял, что не может отсрочить последнее откровение.
- Слушай, Норман, - сказал он в попытке отвлечься, - разве тебя не волнует, что и на земном призывном пункте фамилию Голлубей узнают? Ведь она слишком хорошо известна в Легионе.
- Я уже позаботился об этом, и поменяю имя. Теперь меня будут звать Лев Толстой.
- Толстой? - недоуменно моргнул Мирр.
- Он мой самый любимый из великих русских писателей, а я сейчас как раз в печальном русском настроении так что выбор этот кажется мне подходящим.
- Но... как это делается практически?
Норман глянул через плечо - убедиться, что никто не подслушивает.
- Люди, желающие стряхнуть с души прошлое, хотят стряхнуть заодно и имя, когда записываются в Легион. Но нельзя просто дать медику фальшивое имя, потому что на призывном пункте человека погружают в гипнотический транс, а в таком состоянии он отзывается только на свое настоящее имя.
- И что же делать?
- Обычно идут к профессиональному псевдонимисту, другими словами, к гипнотизеру, который вдалбливает фальшивое имя в мозг пациента под гипнозом, еще более глубоким. Конечно, это противозаконно, но парочка таких специалистов всегда под рукой. Вот и здесь есть один - как раз через квартал. Томлинсон, так его зовут, действует под видом парикмахера, но не это занятие приносит ему основной доход. К нему-то я и отправлюсь, обо всем уже договорено.
Норман потер пальцем изморозь на стекле и выглянул в образовавшуюся дырочку.
- Кажется, в форте загораются огни. Пойду-ка я, пожалуй.
- Погоди минутку, - попросил его Мирр, отнюдь не желавший оставаться один на один со своими мыслями и до сих пор пребывавший в недоумении по поводу путаницы с именами. - Ты уверен, что с переменой имени у тебя все пройдет гладко?
- Сам подумываешь об этом, а? - Норман окинул Мирра оценивающим взглядом. - По-моему, все должно быть в порядке. Томлинсон уверяет, что, его система совершенна. Он гипнотизирует с помощью какой-то машины. Ты пишешь свое будущее имя на бумажке, и смотришь на нее, пока машина вгоняет тебя в транс. Ничего не может быть проще.
- Ты уже написал?
- Нет, я сделал лучше - я отпечатал его, крупными буквами, так что уж не ошибусь. - Норман вытащил из кармана толстенный роман в бумажной обложке и постучал по нему пальцем. - Вот оно!
- Ты уверен, что это стоящая идея? - спросил Мирр, мучимый мыслью, стоит ли вмешиваться. - Я хочу сказать, вдруг ты посмотришь не на ту часть обложки. Вроде бы как случайно...
- Что за глупое предположение! Я совсем не собираюсь называться в будущем Война и Мир, что я, рехнулся, что ли?
- Но я же сказал "случайно"!
- Вообще-то я предрасположен ко всяким случайностям, друг мой, но не в такой же степени! - Норман решительно встал из-за стола, засунул книгу в карман и протянул Мирру руку. - С моей стороны было бы не совсем честно отягощать душу незнакомца своими бедами... но спасибо за то, что ты оказался таким благодарным слушателем!
- Ладно, чего уж там... - Мирр пожал протянутую руку. - Может быть, и ты когда-нибудь сделаешь то же самое для меня.
- Я сильно сомневаюсь в том, что наши дороги когда-нибудь пересекутся...
Норман вышел из бара, и через несколько секунд его размытый силуэт, двигаясь похоронным шагом, вполне соответствующим тяжести несомого груза, мелькнув мимо окна, пропал из вида.
Мирр еще некоторое время тупо смотрел на заиндевевшее окно, и внезапно воображение осветило его сценой из другого мира и другого времени. Он прижал ладони к вискам в приступе ошеломляющей боли память вернулась к нему, и он познал полную невыразимую тяжесть своей вины.
11
Лейтенант Норман Голлубей вел патруль по высокогорному аспатрианскому лесу, примерно в сотне километров к северу от Пионер-сити.