Успокоившись немного после прочитанного в ноте протеста, император поинтересовался у Державина, который после просьбы монарха не отходил от него далеко:
— Ну и что теперь делать? Лекарства у нас, естественно, никакого нет. Слушать нас о причинах своей болезни они не желают. Хотят нашей крови, не понимая, что и своей прольют немало. Переговоры? Но с кем? И о чём?
— Перво-наперво следует закон поменять, — напомнил Державин, стараясь говорить прямо в ухо монарху, чтобы больше никто не слышал. Но он при этом ловил подозрительные взгляды Орлова. — И министра обороны я бы послушал внимательно. У него новые данные пришли.
— Да знаю я, что он скажет! — излишне громко сказал император, после чего достаточно точно изобразил Романова: — Разбомбить к чёртовой матери! Однозначно! — и снова перешёл на свой обычный голос. — Меня же не простят за такое решение.
— Кто не простит? — поинтересовался Державин, приподняв правую бровь.
— Потомки, история, — развёл руками монарх, после чего тяжело вздохнул. — Никто не простит.
— Я вам открою огромный секрет, — сказал на это Игорь Всеволодович. — Какое бы решение вы сейчас не приняли, найдутся те, кто вас не простит. Так что, кроме того, что я вам уже сказал, выслушайте мнения собравшихся и принимайте своё решение.
Несмотря на то, что у Петра Алексеевича были новые данные по стычке на границе, которая ещё пару дней назад была просто немыслима, первым слово дали Орлову. Возможно, потому что от него точно знали, чего ожидать.
— Полагаю, — поднявшись на трибуну, заявил Михаил Николаевич громким, почти писклявым голосом, — что всё это одна огромная ошибка. Ну не будет просвещённая Европа, приложившая огромный труд, чтобы и Россию вытащить из темноты азиатского варварства, просто так нападать на нас и чинить неприятности. Возможно, произошло недопонимание, которое надо обязательно уладить. Нужно говорить, не отвечать на провокации, а доказывать свою правоту. Другое дело, если окажется, что действительно кто-то из наших деятелей причастен к заболеваниям монарших особ, вот тогда нужно будет извиниться и, конечно же, выплатить полагающиеся репарации…
Конец его речи утонул в свисте. Не будь Державин при императоре, он и сам бы дал понять, что не одобряет подобные речи.
— Вот видите, — сказал монарх. — И что, вы думаете, он такой один? Ничуть не бывало. Это распространённое мнение при моём дворе. Просто Орлов его высказал, а остальные смотрят, вокруг кого сплотиться.
Следующим говорил Романов. Несмотря на то, что желваки его играли всё так же интенсивно, речь он держал гораздо спокойнее. Плюс к этому он периодически показывал на экран за своей спиной, на котором выводились различные данные или визуализировалось то, о чём он рассказывал.
— Итак, — хмуро говорил министр обороны, — пока мы с вами тут теряем время, как тыловые крысы, наши люди уже, — он сделал ударение на слове «уже», — теряют свои жизни. Так на границе Варшавской губернии и Австро-Венгерской империи произошла попытка пересечения государственной границы пятью, — он снова надавил на последнее слово, — подчёркиваю, пятью магами. Вот, пожалуйста, можете полюбоваться, как всё происходило.
Пётр Алексеевич включил на экран запись с пограничной заставы. Съёмка велась с нескольких камер, и картинка то и дело изменялась. Впрочем, основные события были понятны и без этого.
— Извините, — сказал министр обороны, — видео сырое, несмонтированное, поэтому будет скакать. И прикройте глаза на седьмой минуте.
Но к тому моменту все уже забыли о предупреждении Романова, и только он сам прикрыл глаза, когда экран залила яркая вспышка. Даже император зажмурился от неожиданности.
— Что это? — спросил он, пытаясь проморгаться.
— Магия огня, — пожал плечами Романов. — Но такой силы, что даже сложно предположить, какой маг это делал.
Державин же, который тихонько снимал на телефон то, что транслировалось на экране, не был уверен, что дело исключительно в магии огня. Слишком уж чересчур всё это выглядело.
Когда ролик закончился, Игорь Всеволодович скинул снятое видео внуку, рассудив, что в нынешних реалиях на утечку будет уже всем плевать.
Сообщение от Никиты пришло практически сразу.
«Двое из нападающих магов — эфирники. Масштабировали заклинания. Наши уменьшили, а вражеские увеличили».
Крайне доходчиво, одним словом.
Тем временем император впал в ярость от увиденного.
— Это же сколько людей погибло за раз? — негодовал он, словно не сам некоторое время назад требовал не нагнетать и подождать. — У вас, вообще, что с оснащением? На что деньги тратите, которые мы на оборону выделяем?
— На оборону и тратим, — огрызнулся Романов, который не собирался становиться козлом отпущения. — Вы же сами предлагали не торопиться. Вот вам и итог. Это хорошо, что я ещё на свой страх и риск приказал осуществить переброску войск на западный фронт. Да! — он буквально вдавил это слово в окружающий его воздух. — Не на всех хватает самого современного оборудования и обмундирования. Но переброска происходила экстренно, не всё ещё доехало до фронта. Поэтому солдаты приняли бой в том обмундировании, в котором были.
— Как, в целом, у нас сейчас обстоят дела с укомплектованием армии? — спросил Ярослав Иванович, понимая, что спрашивает совершенно не о том, о чём нужно.
Романов тоже сморщился, но решил донести свою мысль, отвечая на этот вопрос.
— На данный момент армия укомплектована полностью, но! — все уже начали привыкать к тому, что некоторые слова он просто расстреливал на месте. — Это всё прошлый век. Я просил разрешение на полное перевооружение, и вы мне отказали не далее, как год назад. Таким образом, — император хотел что-то вставить, но Пётр Алексеевич просто отмахнулся, — современными экзоскелетами «Панцирь три ноль» укомплектовано лишь двадцать процентов всех штурмовых подразделений. Лишь эта броня даёт защиту от воздействий в диапазоне от абсолютного ноля до плюс тысяча градусов. Волна на видео достигала полутора тысяч градусов, и, как мы видели, «Панцирь три ноль» справился даже с ней.
— А остальные восемьдесят процентов? — поинтересовался император, постепенно понимая весь ужас своего безрассудства и беспечности, когда он не позволил Романову модернизировать армию, считая, что воевать-то и не с кем, а вся воинственная риторика — абсолютнейшая чушь.
— Пятьдесят процентов оснащены «Панцирем два ноль», который выдерживает пятьсот-семьсот градусов. И тридцать процентов «Панцирем один ноль». Но это уж совсем древняя модель. Она рассчитана градусов на триста, на четыреста максимум.
— Да, печально, — проговорил император. — Какие прогнозы?
— Подразделения для защиты границ формировались в спешном порядке, но по принципу равномерного закрытия всей длины границы. Это означает, что если по всей протяжённости одновременно произойдут подобные провокации, то мы продержимся от силы пару недель, и то с учётом полного оголения границ в Азии, Арктике и… везде. Если же вы позволите мобилизовать всех аристократов с рангов выше шестого, то, возможно, четыре месяца или даже до полугода.
— Продержимся до чего? — не понял император.
Ему вдруг захотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. Чтобы снова балы, беззаботная жизнь, гости из Европы… Эх, как же такое стало возможным?
— До полной капитуляции, Ваше Императорское Величество, — не дрогнув ни единым мускулом на лице, ответил Романов. — Как вы видите, нам нечего противопоставить подобной мощи.
— А, если я найду, что противопоставить? — спросил Ярослав Иванович, понимая, что сама жизнь заставляет принимать его некоторые решения.
— В любом случае потребуются удары по центрам принятия решений, — оседлал своего любимого конька Пётр Алексеевич. — Но с подобным оружием мы сможем перейти в наступление и победить. Сроки смогу обозначить только тогда, когда буду понимать, что за оружие в моих руках.
— Понятно, — снова вздохнул император и подумал, что с этой привычкой пора завязывать. — У вас всё?
— Не совсем, — ответил Романов и встал по стойке смирно. — В дополнение к вышеуказанному хочу отметить флотилию из сорока двух кораблей в акватории Чёрного моря. Судя по всему, они готовятся ударить по Крыму и остальному черноморскому побережью.
— Чьи суда? — коротко спросил монарх.
— Всё те же — объединённая Европа, — он открыл какие-то данные, чтобы свериться с ними.
— То есть Османская империя не за них? — с воодушевлением спросил Ярослав Иванович.
— Османская империя весьма принципиальна, — со звериным оскалом произнёс Пётр Алексеевич. — Она за тех, кто выиграет. Что, впрочем, ей не мешает брать деньги за проход боевых судов в акваторию Чёрного моря.
— Понятно, — император пожевал губу и оглянулся в поисках Державина.
Игорь Всеволодович увидел, что его ищут, и подошёл ближе к монарху.
— Ты говорил, что твой внук отправился в Крым к моей дочери? — слишком громко по мнению Державина произнёс император. — Пускай сейчас же собираются, и пусть он сопроводит её в столицу. Негоже принцессе под ударом целой флотилии находиться, — и уже гораздо тише добавил: И пусть воспитанницу Донатовой не забудет прихватить по дороге.
Именно эта неосторожность Ярослава Ивановича и спровоцировала дальнейшую катастрофу.
Следующие полчаса ушли у императора, его пресс-секретаря Пескоструева, окружающих монарха абсолютов и некоторых министров, включая и Державина с Романовым, на то, чтобы составить короткое, но ёмкое обращение к нации.
Наверняка, люди уже чувствовали в воздухе надвигающуюся беду, а значит, молчать и делать вид, что ничего не происходит, нельзя.
Обращение прервало передачи на всех без исключения каналах и звучало весьма тревожно.
'Дорогие россияне!
Сегодня мы с вами оказались перед лицом серьёзных испытаний и тяжёлых вызовов судьбы. Дело в том, что народы Европы, руководствуясь ошибочными, а зачастую и просто лживыми соображениями, решили объединиться против Российской империи. Против нас с вами.
Надо немного сказать, почему они это сделали. Дело в том, что в последнее время монаршие дома Европы постигла так называемая магическая чума, выражающаяся в отмирании клеток тела, начиная с кончиков пальцев. И вину за появление этой так называемой болезни хотят полностью переложить на Российскую империю. Однако вы должны знать, что это есть ни что иное, как перекладывание ответственности за собственные промахи.
Так называемая магическая чума появилась только после того, как наши западные партнёры решили внедрить у себя в странах систему телепортов, не удосужившись полностью ознакомиться со всеми побочными явлениями. Одним из которых как раз и является болезнь, принятая ошибочно за магическую чуму.
Нас эта напасть не затронула по одной-единственной причине, что мы вовремя отказались от опасной технологии, посчитав её недоработанной и потенциально опасной, за что на меня и мою семью был совершён ряд покушений, но теперь именно это нам ставят в вину.
Сегодня на коленке сформированный Единый Европейский Союз Сопротивления выставил нам ультиматум. Мы должны в течение сорока восьми часов предоставить им лекарство от магической чумы. В противном случае нам будет объявлена война.
Просто прочувствуйте: из-за того, что у нас нет заболевших, нас считают виновными в появлении болезни. Кроме как горячечным бредом такое заявление назвать сложно.
В заключение сообщаю, что никакого лекарства или же противоядия против так называемой магической чумы у нас нет и быть не может, так как никакого отношения к ней мы не имеем. Пусть спрашивают у тех, кто устанавливал им телепорты.
Вас же, народ России, я прошу сплотиться. Вдоль всей границы с Европой возможны боестолкновения. Наша армия готова, и нет никаких причин поддаваться панике. Однако же я прошу всех, кто живёт в непосредственной близости от границы, во избежание лишних жертв покинуть свои дома и переместиться вглубь страны. Вся необходимая помощь по временной эвакуации будет оказана в полном объёме каждому.
И помните, мы — русские! С нами боги! Кто к нам с мечом придёт, тот от огня и погибнет!'
Варвара ждала меня в комнате с приглушённым светом. Она стояла у окна и смотрела вдаль, на море. Пригласив меня войти, она по-прежнему стояла так, отвернувшись от двери.
Я же решил, что сейчас не самое время для всяческих выяснений отношений, поэтому надо быстренько привести всё к какому-то знаменателю и плыть дальше.
— Я тебя слушаю, — сказал я, присев на кресло у стола.
Старинные письменные приборы и подсвечники делали его убранство старомодным, но достаточно стильным.
Принцесса ещё постояла для острастки у окна, а затем повернулась ко мне.
— Я тебе стала безразлична? — спросила она через половину комнаты.
А на меня почему-то нашло весёлое и даже немного саркастическое настроение.
— Нет, — ответил я совершенно искренне. — С чего ты это вдруг решила?
— Ты не обнял меня толком, когда приехал, — она прошла от окна к столу и села напротив меня. — Не поцеловал… Как будто я стала тебе неприятна.
— Сказать ей или нет? — проговорил я вслух, словно обращался к кому-то третьему находящемуся в комнате.
— Что сказать⁈ — встрепенулась Варвара, озираясь по сторонам. — О чём? Ты с кем вообще?
— Ну, как бы… — сначала я пытался подобрать слова, чтобы не обидеть принцессу, а потом плюнул. В конце концов, мы понимали раньше друг друга с полуслова, и, если вдруг это время ушло безвозвратно, то зачем тогда это всё? — Ты в зеркало-то давно смотрелась?
— Стараюсь туда не заглядывать без лишней нужды, — скривилась принцесса, потому что…
И тут до неё, судя по всему, дошло, почему у меня была такая реакция.
— А ты же тоже… — лицо её просветлело, и я, наконец, увидел знакомые реакции на чужом лице. — Я всё время забываю, что выгляжу не так и поэтому расстраиваюсь, что эмоции моих близких отличаются от тех, к которым я привыкла.
— Нет, но допустим, — я сделал вид, что пропустил мимо ушей её речь, — я тебя и обнял, и поцеловал, и остальное. А потом вернут тебе обычный облик, и начнётся: «Что о рыжей своей думаешь?», и я такой: «Рыжая моя, рыжая». Ну, конечно. Нет уж! Для меня ты сейчас незнакомый пирожок с любимой начинкой.
— Пирожок⁈ — она умилилась моим словам, хотя я ожидал совсем иной реакции. — Скажешь тоже. Ладно, я поняла. Извини, была не права.
И тут уже у меня челюсть отвисла. Принцесса признала свою неправоту? Да ладно, быть такого не может!
— Ну что, мир? — спросил я, пытаясь сделать вид, что ничего особенного для меня не произошло. — Нам столько всего предстоит преодолеть вместе, что ссоры внутри грозят успеху всего предприятия.
— Тут соглашусь, — кивнула Варвара. — Но ты мне потом обещаешь рассказать всё-всё о происходящем?
— Как только это станет возможным, так сразу расскажу, — кивнул я, поднимаясь с кресла. — Обещаю.
— Тогда — мир, конечно. Извини, что встретила тебя так, — она тоже встала, положила мне одну руку на плечо, но обнимать не стала. — Просто очень по-дурацки чувствую себя под этой иллюзией. Валя сейчас на принцессу и то больше похожа.
— Но ведь в этом и был смысл, а? — улыбнулся я, беря её за руку.
В этот момент в дверь постучали.
— Дети, — раздался голос Беллы. — Император со срочным заявлением, идите смотреть!
Мы переглянулись и двинулись к выходу из комнаты.
Император, выступавший с трибуны в Зимнем, как будто бы сильно постарел. Варвара смотрела обращение со слезами на глазах, но, кажется, не слышала ни единого слова. Её больше заботил нездоровый цвет лица и мешки под глазами.
Мы слушали обращение, вылавливая смысл между строк. Мне было совершенно ясно, что нас с Европой стравливают между собой. Но, как это предотвратить, я не знал. Не знал и император, поэтому посылал сигнал всем разумным силам на Западе, если таковые ещё остались.
Когда речь закончилась, практически одновременно завибрировали телефоны у меня и у принцессы.
Мне звонил дед. А он сейчас был при императоре, как я полагал, и помогал ему готовить это самое обращение, которое мы прослушали. Да и вообще помогал советом.
— Привет, — проговорил я, отходя к окну, чтобы не мешать разговору Варвары. — Слышал императора. Вижу, информацию ты донёс.
— Донёс, донёс, — я буквально на расстоянии видел, как он оглаживает свою бороду. — И до тебя кое-что хочу донести. В аэропорт Ялты вылетел борт номер один, который вас заберёт сюда. У вас есть примерно три часа, чтобы собраться и доехать до аэропорта.
— Думаешь, в столице будет безопаснее? — спросил я, прикидывая, как выстраивать оборону дворца.
Хотя, с другой стороны, кто в здравом уме будет нападать на дворец? А кто в здравом уме будет подводить сборную эскадру разных стран к Крыму? Да, уж в современных реалиях всё путалось, и наверняка сказать было что-то очень сложно.
— Безусловно, будет безопаснее, чем под пушками десятков кораблей, — хохотнул дед. — Или ты их ещё не видел?
— Видел, конечно, — ответил я и оглянулся, чтобы поймать на себе встревоженный взгляд Беллы. — Хорошо, будем готовы.
— Отлично, — дед, конечно, был встревожен, но сейчас находился в довольно-таки добродушном расположении духа. — Буду ждать тебя тут.
Варвара дала отбой примерно в одно время со мной.
— Отец звонил, — коротко, чуть ли не по-армейски сказала она. — За нами уже выслали борт.
— Я знаю, — кивнул я, подходя к ней и беря за руку. — У нас три часа на сборы, — затем я обернулся к бабушке. — Белла, ты летишь с нами.
— Это ещё зачем? — спросила та, игриво щурясь. — Мне и тут неплохо. А в столице у меня запасов таких нет.
— Затем, — сказал я нарочито серьёзным тоном, — что я не хочу тебя тут под руинами искать.
— Ладно-ладно, — та подняла руки, словно сдаваясь. — Лечу с вами.
Но собраться мы не успели.