— Чисто.
По голосу — Жестянщик. Он вышел на балкон, облокотился о парапет. В дыру я видел ботинки, такие же, какие подогнала мне Тёща. Ни у одного ли продавца мы отовариваемся?
— Эй, ты уснул там?
— Вид хороший.
— Давай на следующий этаж.
Жестянщик приподнялся на носках, харкнул и вернулся в квартиру. Шаги затихли. Я вытер лицо и посмотрел на Коптича. Тот беззастенчиво скалился.
— Обоссался? Хе. Видел бы ты свою рожу.
— Твоя не лучше.
— Не сомневаюсь. Смотрю в тебя как в зеркало… Классный ты мужик, Дон. Я бы тебя на сушку взял.
— Это типа в разведку?
— Это типа на тварей. У меня своя артель была, пока нас рейдеры под Чёрным Оврагом не раскатали. Ну да это долгая история, а нам надо рвать отсюда. Эти друзья сейчас до пятого этажа доберутся и начнут заново всё обшаривать, но уже основательней. Поэтому тихо выходим на улицу и бежим быстро и долго. У нас пять минут, пока им с точки не сообщат, что маяки сместились. Ну, чё смотришь? Ноги в руки и на выход.
Я шагнул к отверстию. Нырять не стал, неудобно. Сунул ногу, потом голову, перенёс вес и продёрнул плечи, обтираясь о крошащийся бетон. Выпрямился…
Возле балконной двери стоял парень. Лет двадцать, в клетчатой рубахе, в руке двустволка дулом вниз. Он застыл, увидев меня, потом медленно потянулся к выходу и прохрипел:
— Мужики…
Я ударил его утюгом. Удар пришёлся острым углом в висок. Парнишка обмяк и съехал по стене на пол. Меня заколотило, рука поднялась и опустилась второй раз. На лицо брызнуло тёплым, я машинально утёрся и ударил снова. На клапане рубашки было вышито «Афоня». Это тот, который… Один из них.
Над ухом стрекотало. Я распрямился, повернул голову. Напротив балкона висел коптер, объектив камеры был направлен на меня. Всё, что он сейчас видел — видит тот режиссер. Сука! Я размахнулся и швырнул утюг в него. Коптер вильнул, уклоняясь от броска, и вернулся в прежнее положение.
Из отверстия вынырнул Коптич, склонился над парнишкой. Без лишних вздохов обхлопал карманы, расстегнул патронташ, повесил на шею. Коптер приподнялся над балконом, заглядывая внутрь. Коптич подобрал ружьё и дёрнул меня за руку.
— Чего расселся? Бежим!
На меня напала апатия. Мир вдруг стал тусклым, и Коптичу силой пришлось тянуть меня за собой. На лестничной клетке я услышал, как этажом выше ругаются:
— Афоня, мелкий выпердыш, тебя долго ждать?
Дикарь приложил палец к губам, хотя я и без того не был настроен на разговоры, и начал медленно спускаться. Одной рукой он подталкивал меня, второй держал за цевьё двустволку, направляя стволы вверх.
На улице апатия сменилась истерикой. Коптич продолжал подталкивать меня, оборачиваясь к подъезду, а я заговорил быстро:
— Я ударил его утюгом. Я ударил его. Откуда у меня утюг?
— Тише… Ты подобрал его, когда Жестянщик на балкон вышел.
— И я ударил его. Ударил. Я никого… никогда. Это впервые. Я убил его? Ну конечно. Утюг тяжёлый, я убил его. Как же иначе.
— Тише, Дон… Это нормально. Ты защищался. Иначе он убил бы нас. Ты молодец.
Он говорил вполне правильные вещи, но понимание того, что я убил человека, выворачивало желудок наизнанку. Меня стошнило. Весь не переваренный завтрак вывалился наружу. Вытирая губы, я продолжал сипеть:
— Убил, убил. Представляешь? Убил…
Из подъезда выскочил охотник, завертел головой. Коптич выстрелил навскидку. Заряд дроби увяз в разгорячённом асфальте далеко в стороне. Охотник метнулся обратно, а звук выстрела вернул мне ощущение реальности. Ещё ничего не закончилось. Возле нас кружили два коптера, третий держал на прицеле вход в подъезд, четвёртый завис над головами. Съёмочная группа взялась за нас всерьёз. Не дай бог, вторую команду охотников подтянут, совсем весело станет.
Мы добежали до троллейбуса. Из-за угла выглянул тот же охотник. Он не стал подставляться под ружьё Коптича, вскинул винтовку и выстрелил первым. Я отметил про себя: трёхлинейка. Пуля угодила в верхнюю часть троллейбуса, прошила его насквозь и выбила бетонную крошку из пятиэтажки на другой стороне улицы. Охотник передёрнул затвор и снова выстрелил.
Коптич швырнул меня к троллейбусу, выстрелил от бедра и крикнул:
— Бежим!
На бегу он преломил стволы, вытащил пустые гильзы и вставил новые патроны. Сзади снова громыхнула винтовка. Пуля прошла выше. Не сговариваясь, мы вильнули в проулок и побежали вдоль ряда разросшихся акаций. Позади, не отставая от нас, летели два коптера. Режиссерская задумка завалить на выходе двух зайцев не сработала. Зайцы оказались слишком шустрыми. Но это и раззадоривало. Охота становилась интереснее. Охотников стало меньше, зайцы вооружились и того гляди сами начнут охотиться.
Дорожка уткнулась в теплотрассу. Когда-то через неё был перекинут деревянный мостик, но теперь от него остались гнилые обломки. Насколько давно жители ушли из города? Судя по разрухе, по разросшимся деревьям и слою пыли в квартирах, лет двадцать точно, а то и все тридцать.
Я присел на корточки, заглянул под трубы. Пробраться под ними не вариант, если только предварительно поработать топором. Но это время, да и топора нет. Коптич подставил мне сложенные ладони. Я наступил, ухватился за крепление теплообмотки, подтянулся, потом протянул дикарю руку и втащил наверх. Тут же раздался крик Жестянщика:
— Вижу их! На трубе!
С высоты я разглядел обоих охотников, они стояли шагов за сто от теплотрассы, возле кирпичной коробки теплопункта. Жестянщик указывал в нашу сторону, Кромвель целился из винтовки. Ждать, когда он совместит цель с мушкой мы не стали, спрыгнули в кусты по другую сторону. Чтобы догнать нас, охотникам придётся перебираться через трубы. Мы успеем уйти. Ещё бы избавиться от коптеров. Эти механические твари выдают нас с головой.
— Сбей их, — крикнул я Коптичу.
— Пусть летают. Собью, пришлют другие. Мозгоклюй от такой картинки не откажется. Заяц убил охотника! — он хлопнул меня по плечу. — Такого ещё никогда не было. Мы с тобой на весь Загон прославимся, а потом и на всех Территориях. Наши портреты в каждом трактире висеть будут. Зачётно?
— Какая покойнику разница, где висит его портрет?
— Ай, какой ты скучный, Дон. Это же слава! Многих помнят после смерти? А нас запомнят.
— Это если умрём красиво. А если твари сожрут?
— О тварях можешь не думать. Твари не любят, когда много людей с оружием. Я тебе уже говорил, что они ни разу не тупые, даже когда кажутся тупыми? Будут держаться в стороне и слюной захлёбываться, но не подойдут. А если какая выскочит, — Коптич погладил приклад двустволки, — я ей обеспечу достойный приём.
— И ревуну?
— Ревун дело особое. Исключение, подтверждающее правило.
Линия пятиэтажек оборвалась, мы выскочили к широкому руслу оврага. По краю тянулась пешеходная дорожка, за смотровой площадкой справа через овраг был перекинут пешеходный мост. Часть ограждения срезана, но пройти можно. Я посмотрел на коптеры. Они как гончие вцепились в нас и не отпускали. Это действовало на нервы. Режиссёр по-прежнему надеялся свести воедино нас и охотников и, возможно, сейчас подтягивал ещё одну группу.
— К мосту, — махнул Коптич.
Поперёк дорожки лежал столб. Верхний конец зависала над оврагом, к нему проволокой был примотан труп женщины в выцветшем платье и в берцах. Плоть разложилась, солнце отражалось на костях глянцевым блеском, и только с лицевой части свисали лоскуты высохшей кожи и часть седых волос. Пробегая мимо, Коптич хлопнул ладонью по столбу.
— Привет, Сотка. Дон, поздоровайся с девочкой.
Я взмахнул рукой, хоть и не понял, зачем:
— Привет, — и с опозданием спросил. — Кто это?
— Девка из Загона. Знаю только, что Соткой кличут и что с ней здороваться принято. Говорят, удачу притягивает. Нам же нужна удача, верно?
— Верно.
Когда вбежали на мост, я ещё раз оглянулся на поваленный столб. Руки Сотки были примотаны над головой, и со стороны казалось, что она указывает куда-то. Я проследил направление. За оврагом с правой стороны от моста тянулась застройка частного сектора. Над полукруглыми шапками садовых деревьев приподнимались островерхие крыши одно- и двухэтажных домиков, сразу за ними возвышалась насыпь узкоколейки. Моя точка находилась где-то там, и значит, Сотка как бы указывала, куда нужно идти. Спасибо за подсказку, но я и без неё знаю, куда идти.
Для начала неплохо бы перебраться на другую сторону. Неизвестные строители соорудили нечто странное. От одного края оврага до другого было метров триста, но они перебросили мост не по прямой, а вопреки любой логике скосили влево, к площади, и триста метров переросли в четыреста.
На полпути нас обстреляли. Сначала щёлкнула винтовка Кромвеля, потом сухим барабанным боем отработал калаш. Пули пролетели наискось, одна угодила в металлическую балясину и разорвала железо как бумагу. Это не Жестянщик, у того одностволка, стало быть, подоспела вторая группа охотников, и она экипирована на порядок лучше.
Снова забарабанил калаш. Коптич споткнулся, сделал несколько шагов и припал на колено. Тут же вскочил и побежал дальше.
— Нормально! — крикнул он. — Ходу, Дон, ходу!
С началом стрельбы коптеры оживились. Их было уже пять, наша история становилась всё интереснее. Первая серия должна быть в эфире, народ в Радии и у экранов планшетов беснуется. Не уверен, что мы станем героями, не каждому это дано, а вот трупами станем наверняка. В спины нам било уже два калаша. Пули рыхлили асфальт под ногами. Спасаясь, я вильнул вправо, ударился о заграждение, перевалился через него и рухнул в пропасть.
По лицу хлестнули ветки, что-то звякнуло, голова отозвалась резкой болью и свет выключился.
Открыв глаза, почувствовал тошноту и запах прелой листвы. Во рту вкус крови, в рёбрах пульсация. Попробовал шевельнуться. Руки, ноги двигаются, дышится легко, из отрицательных ощущений — жгучая боль в затылке и правом боку. За правым ухом набухала шишка. Обо что я так приложился?
Провёл руками под собой. Что-то железное, машина или лодка, точнее не разберёшь, ракурс не тот, да и сумрачно. Вместо неба — густая листва черноклёна. Но день ещё не кончился, редкие солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, падали на стальную обшивку…
Танк!
Это был танк. Твою дивизионную артиллерию! Чёткие прямые линии, выступающая командирская башенка. Богом клянусь, немецкий Панцеркампфваген три. Один в один как у меня в «World of tanks». Но что он здесь делает? Каким образом немецкий танк времён Второй Мировой мог оказаться в овраге посреди Развала?
Корпус был присыпан прошлогодними листьями и мелкими сучьями, из-под гусениц росли искривлённые стволы клёна и ракиты. Танк стоял здесь очень давно. Прибыл он сюда по дну оврага, это можно проследить по положению корпуса. Башня слегка повёрнута влево, ствол направлен на опору, но вряд ли задача экипажа состояла в том, чтобы разбить мост. Это нужно делать с безопасного расстояния, метров с пятидесяти хотя бы. Стрельба в упор просто обрушила бы часть пролёта на машину. В реальности танк подъехал к мосту вплотную, повернул башню и застыл. Он не был подбит. Я не увидел следов попаданий снаряда или гранаты, или коктейля Молотова. Он просто остановился. Скорее всего, экипаж устроил засаду, а потом, выполнив задачу, по какой-то причине покинул его. Не удивлюсь, если впереди за такими же кустами стоит какой-нибудь БТ или Т-26 с развороченным корпусом, а может быть, разрушенный окопчик и разбитая пушечка, например, сорокапятка. А Сотка в реальности вела корректировку огня, не зря же она указывает именно в этом направлении.
Но это всё догадки, с уверенностью можно сказать лишь одно: никто в Загоне не знал, что под мостом стоит Панцеркампфваген, иначе его давно разобрали бы на запчасти и сняли вооружение. Но ствол курсового пулемёта по-прежнему торчал из шаровой установки и был готов открыть огонь.
Такие находки случаются не каждый день и, думаю, не каждый год.
Мысль заработала чётко. Вот он мой шанс! Сотка реально принесла удачу. Надо добраться до точки, связаться с Конторой и предложить танк в обмен на мою жизнь. Для Конторы не сложно вытащить меня из шоу. Предлог придумают…
Над головой смачно харкнули, тяжёлый плевок пробил листву клёна. Я вздрогнул. Жестянщик, его привычка. Он здесь, на мосту, над моей головой, значит, и Кромвель рядом.
Что они тут делают? И сколько времени прошло?
Я вытащил планшет, часы показывали тринадцать пятьдесят семь. Пять часов на маршруте. Из них часа два я пролежал в беспамятстве. Они должны считать меня мёртвым.
Шаркнул асфальт, кто-то подходил со стороны тополя.
— Ну, чё там? — раздался голос Жестянщика.
— Тишина. Оперотор сообщает, движения нет.
Ага, вот и Кромвель. Недобитая группа охотников собралась воедино. Вторая наверняка ушла за Коптичем.
— Я же сразу сказал, что разбился. Тут высоты метров десять, а земля внизу — камень.
— Деревья могли смягчить падение.
— Какие нахер деревья? Кусты. Мозгоклюю лишь бы жопу прикрыть. Долго мы ещё труп охранять будем?
— Сколько скажут, столько и будем. Лучше уж на мосту стоять, чем по городу бегать.
— Стоя на мосту бабла не заработать.
Получается, операторы до сих пор меня отслеживают. Если я начну двигаться, двинется маячок, снова примчатся коптеры и охота продолжится. Добраться до точки станет сложнее, и акция «танк в обмен на жизнь» окажется под вопросом. Это меня не устраивает. Нужно выждать ещё какое-то время, хотя бы несколько часов, чтобы люди по ту сторону экрана поверили в мою гибель. А пока можно осмотреть танк изнутри. Вдруг там дикари уже вытащили всё и ничего кроме брони не осталось. Надо же знать, с чего начинать торговаться.
Ухватившись за ствол пушки, я поднялся на башню. Командирский люк был закрыт, вполне возможно, изнутри. Если экипаж выбирался через низ, то осмотр на этом и закончится. Пройти тем же путём не получится. Там сейчас такие дебри, что и пробовать не стоит. Можно использовать шанцевый инструмент с брони, перерубить стволы и ветви, но тогда поднимется шум, охотники услышат и тогда ничем хорошим это не закончится.
Я ухватил створку командирского люка. Ну, Господи, сделай так… Створка пошла легко и без звука. Слава богу, один-ноль в мою пользу. Из танка потянуло затхлостью и чем-то кисловато-сладким. Сейчас бы фонарик, осветить, что там внизу. Тварь туда не залезет, а вот змея… Бр-р-р. Не люблю змей.
Я потянул вторую створку. Поддалась она как и первая, легко, но издала такой скрежет, что сердце взбрыкнулось. Лицо мгновенно покрылось потом, несколько капель скатилось по вискам к подбородку.
Минуту, а то и больше я ждал реакции охотников. Ничего. То ли не услышали скрипа, то ли мне со страха показалось, что он громкий, скорее всего, второе. Внутреннее ощущение опасности помножило звук на напряжение, и в ушах он отозвался громом. А на самом деле всё не так уж и громко. Я перекинул в люк одну ногу, затем вторую, нащупал носками ботинок площадку и юркнул вниз.
— Там кто-то шевельнулся! — вскрикнул Жестянщик.
Скрип он не услышал, а моё движение углядел.
— Кто? — голос Кромвеля звучал намного спокойнее и выдержаннее.
— Откуда я знаю? Я не всевидящий. Что-то прошуршало.
— В голове у тебя прошуршало.
— Может и в голове. Но я точно слышал.
— Тогда сходи и проверь.
— Почему я?
— Потому что это у тебя в голове шуршит.
— Не, тут идти полкилометра, потом спускаться, потом по этим колдобобинам.
— Колдобинам, придурок.
— Какая разница? Показалось мне. Не пойду. Не хватало ещё с тварью встретиться. Самое место для подражателя.
— Чего тут подражателю делать?
— Всё равно… Другие твари могут логово устроить. Язычники. А труп наверняка сожрут. Чё нам тут мучиться? Давно пора сваливать.
— Браслет по-любому доставать придётся.
— Вот пускай они и достают. Я туда не полезу.
— Полезешь.
— Не полезу! Пускай штурмовиков присылают. Дурак я что ли по этим… как их ты там назвал… лазить?
Я замер, ожидая, когда они наговорятся и успокоятся, лишь после этого продолжил. Опускать створки люка не стал. С открытым светлее. Подождал, пока глаза привыкнут к полумраку.
Через двадцать секунд внутренняя часть башни приняла очертания: открытый затвор, место наводчика, снаряды…
Я ошибся, экипаж не покидал машину, во всяком случае, не весь. На месте водителя находилось тело в серой униформе. Голова откинута на левую сторону, руки на рычагах управления. Вряд ли кого-то удастся расспросить, что здесь произошло, но водителя однозначно убили свои. Он не сопротивлялся. Пуля пробила правый висок, потому голова и откинута на борт. Других трупов не наблюдалось, хотя экипаж — четыре человека.
— Привет, Курт, — поздоровался я с водителем.
Это было первое немецкое имя, пришедшее на ум. И это действительно был немец. На рукав был нашит шеврон: на чёрном поле серебристый обвод с черепом и костями — знак танковой дивизии СС Мёртвая Голова. Можно подумать, что Великая Отечественная докатилась и досюда, вернее, её отголоски, ибо один танк погоды не делает. Но точно можно сказать, что мы и здесь победили, потому что Загон, при всех его недостатках, говорит по-русски.
Прикасаться к Курту было неприятно, но карманы куртки оттопыривались. Преодолевая брезгливость, я вытащил простенький солдатский портсигар и спички. Сигареты ссохлись в труху и рассыпались от малейшего прикосновения, спички сохранились лучше. Я чиркнул одной.
Бывать внутри танка мне до сих пор не доводилось. Первое впечатление: тесно. Плечи постоянно натыкались на углы и выступы. У правого борта застыли в ряд снаряды, слева висел закреплённый на ремнях металлический ящик с надписью через всю крышку «Stielhandgranate».
Одной спички разглядеть всё не хватило, пришлось зажигать вторую. При таком расходе коробок опустеет быстро. Я подобрал с пола сухую ветку, поджёг нижний кончик, второй вставил в смотровую щель, получилась лучина.
Рядом с ящиком висел на таких же ремнях автомат. Ай, Сотка, ай, молодец! Верно сказал Коптич — приносит она удачу. Умница девочка!
Дрожащими пальцами я расстегнул ремни, взял автомат за ствол и рукоять. Некоторые ошибочно называют его «шмайссером», но на самом деле это МП-40 с пистолетной рукоятью и пластиковым корпусом. В Call of Duty это моё любимое оружие. Вес без патронов около четырёх килограмм, приклад сложен и затылком упирается в кожух, лёгкий запах ружейного масла, от которого сразу начинаешь чувствовать себя защищённым.
Видимо, это автомат Курта, потому что рядом находились две схожих ячейки с болтающимися ремнями. Под ними на полу закрытый металлическими застёжками ящик, на крышке штампованная надпись: 9х19 Parabellum. Сверху подсумок с запасными магазинами. Проверил — заряжены. Вставил одну, передёрнул затвор, поймал в прицел через люк фигуру на мосту.
По плечам прокатилась волна нервозной слабости. Захотелось надавить на спусковой крючок…
— Дымом пахнет, — донёсся приглушённый бронёй голос Кромвеля.
— Твари костёр жгут, сейчас шашлык из зайца жарить будут, — с усмешкой ответил Жестянщик.
Осторожно выдохнул и опустил автомат. У меня на совести уже есть одна душа, хватит на сегодня. И на завтра тоже. И на всю оставшуюся жизнь… Зачем мне тогда автомат? Бросить его, выбраться на броню, поднять руки — пусть убивают. Им не привыкать, даже тому молодому парнишке с именем из старого фильма. А я…
А мне придётся привыкать, если хочу выжить и если хочу найти Данару и Киру. Поэтому сейчас стрелять нельзя. Цель видно плохо, листва мешает. В одного попаду, второй успеет отпрянуть. Раскрою своё место, свой танк, и тогда никакого обмена, средний палец мне вместо счастливого окончания шоу. Надо ждать вечера и уходить под его прикрытием. В темноте они замучаются меня искать, в том числе и коптеры.
До сумерек оставалось часов семь. Лето, темнеет поздно, да и темнота в этих краях странная, похожая на белые ночи. На какой широте расположен Развал? С одной стороны дневная жара указывает на субтропики, что-то в районе Крыма, а ночи светлые и прохладные, как в Питере. То ли погода здесь сумасшедшая, то ли я полный ноль в географии и прочих прогнозах.
Ладно, с географией после, а пока нужно осмотреть ящики. Первым вскрыл деревянный. Под крышкой россыпью лежали патроны: пистолетные. Засыпал две горсти в карман про запас. Из подсумка вытащил одну обойму, положил в ящик. Пусть здесь полежит до поры, мало ли что случиться может.
В металлическом ящике оказались гранаты. Длинные, с деревянной рукоятью. Пятнадцать штук. Такие принято называть колотушками. Я взял одну, подкинул в ладони — с пол килограмма. Корпус ровный, без насечек. Наступательная.
Сунул одну за пояс. С боевым опытом у меня паршиво, хотя в армии на полигоне показывали, как правильно метать гранаты. Опыт чисто теоретический, но, надеюсь, отбиться от пары тварей и пары беспредельщиков, притворяющихся охотниками, смогу. Длинная автоматная очередь и бросок гранаты способны положить конец любому нападению. Вопрос в том, как на это отреагирует Контора. Жизнь — самый ценный ресурс Загона, об этом разве что немые не говорят. Однако за последнее время я успел убедиться, что это не совсем так. Пятьдесят человек были выброшены в город на съедение тварям ради сомнительного развлечения. Как жаль, что не догадался расспросить редактора, имеет ли заяц право защищаться.
Возможно, что-то написано в контракте.
Я достал бумагу. Первое же предложение вводило в ступор:
Участник шоу получает единовременно 3000 (три тысячи) статов на свой номер либо на любой иной указанный им номер.
Три тысячи статов за участие. За участие! Уроды. Они кинули меня на виртуальные бабки, на три тысячи виртуальных бабок, которые я мог потратить на вполне реальные услуги. Правда, времени на это у меня не было… Но всё равно обидно.
Дальше…
Участник не может предъявить претензии организаторам шоу в случае получения ран и увечий, а так же иных действий, приведших к его смерти.
Издеваются они что ли? Я не имею право жаловаться, если меня убьют? Тупее бреда не придумаешь. Или у них были случаи, когда мертвецы возвращались и требовали компенсацию за гибель?
Условия контракта не вызывали ничего, кроме горестной ухмылки. Я пробежался глазами по списку, комментируя каждую сточку: бред, бред — и только последняя подарила крупицу надежды:
Участник имеет право защищать свою жизнь любым доступным ему способом.
А вот это уже моя индульгенция. Никто не может запретить мне стукнуть утюгом по голове нерасторопного охотника и забрать его ружьё. Или найти автомат времён Второй мировой и покрошить всех оставшихся.
Я включил планшет: четырнадцать сорок одна. До вечера как до Китая. Можно вздремнуть, но сон не шёл. Я отвинтил крышку бутылки, сделал глоток. Вода тёплая, противная, но всё равно спасибо Коптичу, что посоветовал взять её с собой. Сам бы я не догадался — привычка человека, привыкшего жить в условиях всеобщей доступности, когда всё, что нужно, можно купить в магазине по дороге домой. А здесь не купишь, здесь даже магазинов нет.
— Пойду с оператором свяжусь, — сказал Кромвель.
Я прислушался.
— Спроси, долго нам ещё сидеть тут? — Жестянщик сплюнул. — Задолбался уже на этой жаре.
У них рация настолько дерьмовая, что не везде ловит, и чтобы связаться с оператором и узнать о положении моего маяка, им нужно куда-то идти. Вот оно как! Надо дождаться, когда Кромвель вернётся, и уходить. У меня появится время оторваться от охотников до того, как они узнают, что я жив.