- Да, мистер Бэрдет... Мне кажется, вы вообще ничего не знаете или уже успели перезабыть. Что с вами происходит?
Бен пожал плечами и забрал у жены ребенка. Фэй встала, немного прошлась по комнате, потирая глаза, а потом снова уселась на диван. Уосо развернул еще одну пластинку жвачки и запихнул ее себе в рот. Теперь у него скопился там довольно приличный шарик из трех пластинок, который он беспрерывно жевал.
- А как он попал к вам на вечеринку? - последовал очередной вопрос полицейского.
- Он позвонил мне на днях и сказал, что находится Сейчас в городе. Я предложил встретиться и объяснил, что мы с женой как раз устраиваем небольшую вечеринку. Он обещал обязательно прийти. Ну, и пришел, - объяснил Бен.
- Так он, значит, сказал, что находится в городе? - переспросил Уосо.
- Да.
- Странно... Ведь он жил здесь все время!
- Я не знал этого, - заупрямился Бен. - Мне он сказал только, что сейчас находится здесь, и больше ничего.
Уосо надул из жвачки огромный пузырь, потом втянул его назад в рот и снова стал судорожно жевать.
- И вы все, - обратился он к присутствующим, - видели этого человека на вечере у Бэрдетов?
Все одновременно кивнули - Батилль, обе секретарши, Вудбридж, Дженкинс и, конечно, Джон Сорренсон.
- А не говорил ли он чего-то такого, из чего можно было бы сделать вывод, что он склонен к самоубийству? - подсказал детектив. - Может быть, он производил какие-нибудь странные действия?..
Наступила неловкая пауза.
- По-моему, я задал вопрос, и требую на него ответа! - резко произнес полицейский.
Вперед выступил Дженкинс. Он вынул из кармана платок, которым время от времени вытирал лицо, откашлялся и заговорил:
- Насколько я заметил, мистер Франкино... Вернее, монсеньер Франкино был очень неуравновешенным человеком и, вероятно, серьезно больным...
Уосо сел на ручку дивана и удивленно уставился на Дженкинса. Потом, положив руки на колени, детектив, наконец, спросил:
- А почему вы так решили?
И Дженкинс, не скрывая ничего, как мог, рассказал ему обо всем, что случилось в тот вечер. Он описал и таинственный ритуал, и приступ священника, и то, как монсеньер накинулся на него и порвал пиджак, и многое другое... Уосо внимательно слушал Дженкинса, ни разу не перебив и не скрывая своего растущего интереса. А когда тот закончил, полицейский попросил специалиста по антиквариату сделать вывод относительно столь странного поведения монсеньера что оно могло означать?
- Ну... - многозначительно начал Дженкинс, потом помолчал немного, как бы обдумывая свой ответ, и, наконец, заговорил: - Похоже на то, что он страдал либо эпилепсией, либо у него был самый настоящий психоз на религиозной почве. Если же нужно мое личное мнение, то, с вашего позволения, сержант... Основываясь на том, что я имел возможность наблюдать собственными глазами в квартире Бэрдетов, я имею все основания полагать, что этот человек, безусловно, был способен совершить самоубийство как сознательно, так и нечаянно, во время очередного приступа.
Уосо подсел ближе к Бену, положив руку на спинку дивана.
- Ну, а что вы могли бы добавить, мистер Бэрдет? - не скрывая своего подозрения, осведомился он. - Сначала мы находим труп в компакторе. Вернее, его находит именно ваша жена, и у нее наступает шоковое состояние... Дело берет инспектор Бурштейн, которому не дает покоя старая, слепая и парализованная монахиня, живущая по соседству с вами. Он просит меня просмотреть старые дела об убийствах, совершенных пятнадцать лет назад в особняке, который стоял тогда на месте вашего дома. Но папки именно с этими делами оказываются кем-то похищенными из архива. Тогда Бурштейн выходит на Гатца - детектива, который пятнадцать лет назад занимался этими убийствами. Гатц же встречается именно с вами и приглашает вас для разговора к себе домой. Вы идете туда и неожиданно находите там его труп. Снова убийство. Вы, разумеется, пытаетесь связаться с Бурштейном, но как раз в этот момент выясняется, что он погиб при пожаре. Причем уже доподлинно установлено, что это был поджог. И вдруг откуда ни возьмись, прямо как гром среди ясного неба, выплывает этот самый священник по фамилии Франкино. И сначала у него случается припадок во время религиозного ритуала в Вашей квартире, а потом он решает выкинуться из окна именно с вашего этажа, причем буквально через день после вечеринки у вас. Правда занятно, да?
- Да, - не смущаясь, ответил Бен. - Такой рассказ в пору нести в детективный журнал.
Уосо улыбнулся.
- Зачем же обязательно в журнал? - ехидно прищурился он. - Можно и в уголовное дело по факту многочисленных убийств, которое потом будет представлено Большому Жюри <Большое>- состав присяжных числом более 12 человек, решающий вопрос о предания кого-либо суду по обвинению в тяжких уголовных преступлениях>.
Aсе замерли на своих местах. В течение нескольких минут никто не мог выговорить ни слова.
Потом Уосо поднялся и не спеша направился к выходу.
- Я хочу, чтобы над моими словами задумался не только мистер Бэрдет, но и все остальные, кто здесь находится Хотя, конечно, в первую очередь это касается именно мистера Бэрдета. Впрочем, я думаю, с ним мы еще встретимся в другом месте и поговорим более основательно...
Он еще раз улыбнулся и, надев шляпу, исчез за дверью.
Глава 18
Комната сфокусировалась в его поле зрения, будто медленно, как в старом кино, навели резкость. Это была маленькая каморка, не больше пятнадцати квадратных футов, с., верным от копоти потолком и грязными, заляпанными стенами. Он лежал на старой продавленной кровати, покрытой ватным матрасом. Справа от себя он заметил тумбочку с отломанной дверцей, а над ней - большое пыльное зеркало под старину. В дальнем углу стоял стул, на котором вперемешку были свалены платья, бюстгальтеры и постельное белье не первой свежести. Над головой горела тусклая лампочка без абажура. На оконном стекле раскинулась паутина трещин.
Он облизнул пересохшие губы и попытался определить, где находится. Кое-что начало всплывать в памяти: жгучий ветер, пыльная буря в холле десятого этажа... Потом Франкино, выпавший из окна. Боль. И полная темнота... А больше ничего. Как же он попал в эту странную комнату? И кто ее хозяин?
Макгвайр попытался приподняться на локтях. В комнате пахло дешевыми терпкими духами, от которых его сразу же затошнило. Он послюнявил пальцы и стер песчинки из уголков глаз. А потом услышал какой-то шум. Вероятно, из соседней комнаты.
- Эй там, не вздумай вставать с кровати! - раздался из-за стены хриплый женский голос.
- Где я? - чуть слышно спросил священник.
- Ты-то? В комнате. И причем на кровати. Макгвайр откинул заплатанное одеяло и увидел, что все его тело покрыто синяками и ссадинами.
- Можно мне поговорить с вами? - неуверенно спросил он.
- Конечно. Я хоть и черномазая, но с белыми потрепаться совсем не брезгую. Только потерпи чуток, святой отец. Я сейчас дочищу твою рясу и приготовлю чайку, а потом мы с тобой вдоволь наболтаемся.
Макгвайр снова откинулся на подушки в шелковых наволочках. На полу рядом с ним валялись смятые газеты и резиновый вибратор в форме пениса.
Через несколько секунд в комнату вошла миловидная негритянка лет тридцати в белом халате. В руках она держала его одежду и поднос, на котором оказалась вазочка с печеньем и чашка чая.
- Да-а... Ну и видок у тебя, святой отец! Я тут попробовала отскрести твою рясу - ну, смыть с нее всякое дерьмо... И это было ох как непросто! Даже представить себе не могу, в какую ты влип историю... Нет уж, лучше даже не представлять!..
- А что же я делаю здесь, дитя мое? Женщина добродушно рассмеялась.
- Дитя? Ну ты даешь! Я уж и позабыла, когда дитем-то была, если вообще была когда-нибудь. Веришь?
- Так меня сюда принесли? - продолжал допытываться Макгвайр.
- Черта с два!.. Впрочем, не обращай внимания на мой язык, ладно? Я, конечно, попробую при тебе не выражаться, но знаешь., как говорится, горбатого могила исправит.
Макгвайр немного успокоился. С этой женщиной он почему-то чувствовал себя в безопасности. Несмотря на то что она была чересчур развязна, вульгарно накрашена и по всему ее лицу шел безобразный шрам от подбородка до самого виска, все равно что-то в ее поведении заставляло его чувствовать себя уверенней.
- Даже не знаю, как тебе и ответить, чтоб не обидеть... - начала она, ставя перед ним поднос и вешая одежду на дужку кровати. - Короче, ты приполз сюда сам. Возвращаюсь я домой после тяжких трудов - и нахожу тебя на пороге своей хибары. Ты совсем вырубился и валялся перед дверью на коврике. Правда, я не знаю, как ты сумел доползти сюда, но это, в общем, не моего ума дело... Ну, и как же я могла бросить тебя в таком состоянии?.. Я, конечно, тут же позвонила Хосе - это самый клевый сутенер во всем Манхэттене - он мигом примчался, и мы вдвоем перетащили твою священную задницу со всем остальным в эту комнату и закинули на кровать. - Женщина замолчала, достала из кармана халата дорогую зажигалку и сигарету, прикурила и, глубоко затянувшись, выпустила голубоватый дым. - А знаешь, святой отец, ведь до тебя у меня еще ни одного священника в доме не было... Да и вообще я их уже давненько и вблизи-то не видела. Врубаешься?
- Ну, конечно! - сразу же подхватил Макгвайр, поудобнее устраиваясь на подушках. - Но Господь Бог всегда рядом с тобою, дитя мое.
Женщина расхохоталась, обнажив два ряда желтых, прокуренных зубов. - Если, святой отец, как ты говоришь, Бог тут где-то неподалеку, то ему иногда такие картиночки приходится наблюдать, от которых у него, я думаю, аж все лицо вытягивается. Это, конечно, если представить, что у него есть лицо, а не просто какое-нибудь облачко.