Себастьян, игнорируя мои попытки помочь, сам затащил Дэна в повозку. Раздраженно ударив ладонью по невидимому рычагу, он заставил крышу исчезнуть. Серое осеннее небо делало бедного экс-купидона еще более бледным и еще более похожим на труп, но он дышал — я видела, как медленно поднималась и опускалась его грудь.
— Скоро должен прийти в себя, — мрачно промолвил Себастьян. — По крайней мере, по ауре — оживает потихоньку. Но я не думал, что одна стрела, воткнутая не в то место, может настолько помешать.
— Я тоже не думала, — отметила я. — Но, как видишь…
— Это кто-то из твоих?
Заняв место в повозке, я задумчиво посмотрела на стрелу, которую все еще держала в руках. Кривая, едва ли не завязанная в узел, она меньше всего напоминала мне то, что удавалось отлить с помощью чана и тумбы в лаборатории Любви.
— Нет, не из моих, — промолвила тихо я. — Потому что наши стрелы выглядят совершенно иначе. Понимаешь, я думаю… Ее уже явно не один раз использовали. Она не просто так накопила столько негативной энергии в себе. Но мы утилизировали все, что нашли!
— Если все дошло до твоих рук.
Спорить против этого не было ни малейшего смысла. Я понимала: если такое произошло с Дэном, то еще одну испорченную стрелу любви могли использовать против кого угодно. А что, если их несколько?
Мне стало не по себе. Перед глазами вспыхнул монитор, на котором все так же упорно расползались черные пятна. Да, мы немного остановили прогрессирующий дисбаланс, но не окончательно. Только дурак бы считал это полным успехом. Рене говорил, что ему не нравятся эти темпы, но я так упорно повторяла ему, что прошло еще слишком мало времени, надо больше трудиться, и мы обязательно справимся…
Наверное, это я виновата. Если б я не отвлекала Рене, дала ему возможность сконцентрировать внимание на происходящем, наверное, он бы понял, что что-то здесь не так…
— Не накручивай себя.
— Я…
— Я уже слышу эти мысли в твоей голове, — решительно промолвил Себастьян. — И вижу, как ты начинаешь взваливать на себя ответственность за все, что произошло. Давай все-таки обойдемся без этого, ладно? Эдита, если кто-то затевает такую опасную игру, то ему явно плевать на наши усилия.
— Но мы не можем просто так остановиться!
— Конечно, нет. Подумай хорошенько, это точно не одна из твоих стрел?
Я взглянула на опасное оружие. Оперение, форма, гладкость металла — все было другим! Но я не знала, насколько испортилась бы моя стрела, оказавшись воткнутой не в того человека.
Но нет, я все-таки могла гарантировать, что это не моя стрела. Я помнила тонкую нить, что привязывала монету амулета. И помнила, как Георг грубо, едва ли не проволокой прикреплял крупные старые амулеты.
— Это не моя стрела, — решительно промолвила я. — Она старого образца. Лаборатория любви к созданию этого не имеет ни малейшего отношения.
— Что ж, уже хорошо, — кивнул Себастьян. — По крайней мере, мы понимаем, что среди наших купидонов предателей нет.
Я взглянула на Дэна. Ему, должно быть, абсолютно все равно, кто именно ударил его кривой, изломанной стрелой. Мужчина тяжело дышал и не спешил приходить в себя. Себастьян натянул ремень безопасности, фиксируя его на сидении, но Дэн вновь завалился в сторону и захрипел, словно пытаясь что-то сказать.
— Что будем делать? — спросила я у Себастьяна.
Он закрыл глаза, словно пытаясь собраться с мыслями.
— Не знаю, — наконец-то честно ответил мужчина. — Правда, не знаю.
Я никогда не видела своего мужа настолько растерянным. Даже когда нас атаковала Матильда, он был куда более уверен в нашем счастливом будущем, чем сейчас. Возможно, осознавал, насколько все безнадежно? Или успел догадаться о чем-то, чем не спешил делиться со мной.
— Ты что-то задумал, — осознав наконец-то, что значил этот взгляд Себастьяна, выпалила я. — Говори, что именно!
И все же, я не сомневалась, что мне не удастся заставить его признаться.
— Эдита, — Себастьян сжал мою ладонь, то ли пытаясь успокоить, то ли надеясь таким образом просто привлечь внимание. — Тут без помощи Рене не разобраться. Ты же понимаешь.
— Понимаю, но…
— Я пойду к нему в обитель. А ты отправляйся домой.
Я решительно покачала головой.
— Нет, я с тобой!
— Эдита, — Себастьян подался вперед. — Со мной все будет хорошо. Я уже взрослый мальчик. А тебе надо доставить Дэна к кому-то, кто может его осмотреть. Он же может умереть без медицинской помощи, понимаешь? Кроме того, — мужчина скривился. — У меня есть кое-какие догадки. Эдита, домой.
Я открыла рот, чтобы запротестовать, заявить, что ни за что не оставлю Себастьяна одного — не хватало только расставаться с собственным мужем в такой важный момент, когда всем нам грозила опасность, и бросать его одного лицом к лицу с возможными преступниками! — но он уже выпрыгнул из повозки и решительно взмахнул рукой.
Мертвые лошади рванули вперед, когда я еще и дернуться не успела. Повозка оторвалась от земли и стремительно взлетала в воздух, увозя меня от Себастьяна.
Миг — и он превратился в крохотную точку, а я почувствовала, как больно бьет ветер по заплаканному лицу. Дэн все еще валялся без сознания рядом, и мне приходилось придерживать его одной рукой, чтобы бедняга не выпал во время полета. Разумеется, одно такое падение было бы смертельным.
Еще никогда призрачные кони не мчались настолько быстро. Они взмывали в воздух, стремительно рассекали его собственными невидимыми телами, и повозку дергало из стороны в сторону. В какую-то секунду мне казалось, что она просто разобьется, не выдержит напряжения, но лошади уже пошли на снижение. Минута — и они ударили копытами о землю.
Меня подбросило на сидении. Впереди виднелся дом Любви, но только не с передней стороны, а с тыла. Лошади опустились на первую подходящую площадку.
Следовало испытать хоть какое-то облегчение — все-таки, я оказалась дома, — но я не могла избавиться от жуткой, снедающей меня тревожности. Вскинула голову и с ужасом уставилась на разбитое окно.
Это была лаборатория Любви. Именно из этого окна выпадала стрела, так вдохновившая Вериара, что он теперь сутками напролет бегал вокруг дома и старался сбросить таким образом лишний вес. Теперь внизу, там, где была стрела, валялись куски стекла.
— Проклятье, — прошипела я. — Этого только не хватало!
Мне пришлось оставить Дэна прямо в повозке. Я бросилась ко входу в дом, нисколечко не сомневаясь, что не смогу вытащить его наружу. Мне для этого элементарно не хватит сил.
Внутри было также спокойно, как и обычно. Мадам Дюбо как раз мыла полы и, узрев меня, предупредительно воскликнула:
— Куда ж вы по помытому! В грязной обуви!
— Не время, — рявкнул я в ответ.
Не хватало только разуваться сейчас.
Скелетиха воззрилась на меня с таким искренним удивлением, словно я только что послала ее к лешему. Если б могла покраснеть — покраснела бы наверняка, настолько обиженной сейчас она мне показалась. Но… Признаться, я сейчас четко понимала лишь одно — любое промедление подобно смерти, и если я не хочу стать такой же скелетихой, которую, впрочем, не будут заботить даже вымытые полы, потому что никто ее из гроба не выпустит, то должна спешить.
— Там, снаружи, наша повозка, — выпалила я. — В ней человек. Помогите ему, быстро. И не надо мыть полы, это подождет!
Мадам Дюбо пыталась возмутиться, но я уже промчалась мимо нее, нисколечко не заботясь о том, что обо мне подумает эта давно уже умершая женщина. Скорее, скорее!
Я не знала, куда именно спешу и что пытаюсь предотвратить, только никак не могла избавиться от ощущения, что любая секунда может стоить кому-то жизни.
Дверь в лабораторию любви была прочно закрыта, так, как я и оставила ее. Купидоны хорошо потрудились вчера вечером над запасом стрел, потому сегодня должны были прибыть только во второй половине дня. По логике, внутри должно быть пусто…
Но я своими глазами видела разбитое окно.
Если цель не в доме, значит, злоумышленники искали что-то в лаборатории.
Я решительно распахнула дверь и замерла на пороге, невольно жмурясь. Кто-то явно пытался перевернуть чан; он стоял, накренившись, и несколько капель уже упало на пол, но страховочный механизм не позволил пролить все. Потери были ценою в десяток стрел; благо, чан не был полон после того, как вчера изготавливали новую партию.
Одна из форм для стрел валялась, расколотая пополам, и я бросилась к шкафу, где хранились две других. Они оказались в порядке; кто б тут ни хозяйничал, он понятия не имел, чем на самом деле пользовались купидоны.
Перевернутые колбы, разнарядки, разлетевшиеся по полу… В лаборатории что-то искали, но все повреждения не были критичными.
Я была уверена в том, что злоумышленник уже успел покинуть лабораторию, но запоздало вспомнила о двери в потайную комнату, той самой, где находился монитор. Одного взгляда, случайно брошенного в ту сторону, оказалось достаточно, чтобы увидеть узкую щель. Дверь явно пытались взломать…
И достигли успеха.
Наверное, мне следовало позвать кого-то на помощь, но сейчас времени на это не было. Я бросилась к двери, молясь, чтобы монитор все еще был в пригодном состоянии, толкнула ее в сторону, врываясь в потайную комнату, и застыла.
Мужчина, одетый в странные, слишком яркие одежды, застыл над монитором любви, занеся над ним что-то смутно напоминающее молот кузнеца. Такой я видела у Георга и полагала, что он был невероятно тяжелым. Злоумышленник едва стоял на ногах; вес предмета для него явно был непомерным, и ему приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не рухнуть и не уронить молот себе на голову.
— Стой! — воскликнула я.
Он медленно обернулся, и я почти без удивления узнала Димитрия. Испуганного, с широко распахнутыми, будто у пьяного, глазами, в которых застыло что-то стойко напоминающее ужас.
Казалось, одного момента неожиданности было достаточно, чтобы он сдался. Молот выпал из его рук, чудом не зацепив ни голову экс-купидона, ни монитор, и с грохотом упал на пол, проваливаясь в казавшиеся крепкими доски, словно в песок.
— Эдита, — как заговоренный, пробормотал он.
А я с ужасом увидела золотившуюся в груди стрелу.
Тянуть нельзя было ни минуты. Я уже видела, на что был способен Дэн, отравленный такой же стрелой. И сомнений в том, что Димитрий тоже может раздавить меня голыми руками, не оставалось никаких.
Но на моей стороне был элемент неожиданности. Я бросилась вперед, схватилась за изогнутое, измятое оперение стрелы и с силой рванула ее на себя, не заботясь о том, что произойдет с купидоном. Дэну стрела физически не причинила никакого вреда.
На меня брызнула кровь. Парень тихо охнул и зашатался, а я, сжимая погнутую стрелу, попятилась, отступила от купидона. Тот испуганно моргал, приходя в себя, и махнул руками, пытаясь прикрыть зияющую в груди рану.
— Димитрий, — позвала я его. — Димитрий, ты меня слышишь?
Экс-купидон поднял на меня мутный взгляд и медленно склонил голову в согласном кивке.
— Эди, — прошептал он. — Прости. Я не хотел, правда. Это не я…
Я с ужасом воззрилась на еще одну ядовитую стрелу, которую держала в руке. Сейчас она стремительно осыпалась пылью в моей руке. В лаборатории любви стало внезапно холодно — наверное, из-за разбитых окон. Я задалась вопросом, почему никто их мертвецов не услышал, что здесь что-то происходило… Но они, вероятно, просто слепо следовали приказу никогда не пересекать порог Лаборатории. Я опасалась, что их энергетика может повредить этой святыне — возможно, в какой-то мере переиграла сама себя.
— Эди, — Димитрий всхлипнул. — Я очень хотел исправиться. Клянусь.
У него в груди зияла рана. Стрелы любви не должны были оставлять физических следов, но… Они и отравлять не должны.
Димитрий медленно опустился на колени. Монитор любви поблескивал то тут, то там вспыхивающими черными точками. Я такого никогда не видела, только ошеломленно наблюдала за тем, как стремительно распространялась тьма.
Мы столько боролись, чтобы вот так…
— Кто с тобой это сделал? — я рухнула на пол рядом с Димитрием и поймала его за руки. — Скажи, кто?
— Аделина, — прошептал он и закрыл глаза.
Любовный патруль. Все это время они собирали отравленные стрелы — купидоны наделали достаточно бед и многократно нарушали закон, так что материала хватало. А теперь… Я понимала, чем были эти точки. Кто-то разбрасывал ядовитые стрелы повсюду, где только мог. То, что мы пытались победить, теперь настоящей заразой расползалось по миру.
Я крепко сжала дрожащие пальцы Димитрия. Руки у него стали совсем холодными; парень умирал.
— Я видел, — прохрипел он. — Я видел, как портал завалили… Заперли их… Там… Муж твой…
— Он живой?
Димитрий не ответил. Он издал тихий стон и закрыл глаза. Ладони стали совсем ледяными. Но я не могла позволить Димитрию просто так умереть. Только не сейчас! Не тогда, когда он мог в самом деле помочь, не тогда, когда от его ответа столько всего зависело.
— Кого заперли? Где? — я встряхнула Димитрия, но без толку.
И тогда, уже не думая о последствиях, я просто втолкнула в него собственную силу. Магия, густая, терпкая на вкус, лилась из моих рук. Рана на груди экс-купидона перестала кровоточить; сквозь обрывки одежды я увидела, как стягивается его кожа.
Димитрий уже не был настолько бледным. Он с трудом открыл глаза, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, и уже гораздо четче прошептал:
— Из Канцелярии в обитель Истинных вел проход, единственный шанс туда попасть. Мы строили все вместе, когда пришел Себастьян. Ему к Рене надо было, и он увидел там Аделину. Он сказал ей что-то, а потом я помню только стрелу и… Себастьян провалился в портал за секунду до того, как он осыпался.
— Как еще можно попасть в обитель Истинных?
Димитрий только отрицательно покачал головой, словно я спрашивала, можно ли вообще туда попасть, и потерял сознание. Вряд ли его жизнь до сих пор была под угрозой, но я не сомневалась, что не получу от бывшего купидона ни одного вразумительного ответа.
Кто мог еще об этом знать? Рене? Вряд ли он выйдет на связь. Себастьян? Неизвестно, что с ним произошло. Кто?..
Вериар.
Я подняла отчаянный взгляд на монитор. Черных точек с каждой секундой становилось все больше, и я понимала, что теряю драгоценное время. Мне нужен был дракон. Немедленно. Вне зависимости от того, захочет он мне помогать или нет.
Я оставила Димитрия на полу, умом понимая, что вряд ли еще чем-то смогу ему помочь. Ему придется подождать.
А сама, бросив последний взгляд на монитор любви, бросилась на улицу.
Даже если этот дракон не согласится мне помочь, я его заставлю!