Он медленно развернул её, поднял глаза... Сеня плакала, сидя на полу, уткнувшись лицом в валявшуюся подле неё вышитую подушку.
- Это чей... телефон? - краска медленно заливала его лицо.
- Чей-чей? Сам не догадался?
- А ты... откуда он у тебя?
- От верблюда! - мрачно бросила Ксения, не глядя на брата. - Мы с Любой твоей теперь подруги. То есть, сначала я ей хотела мозги вправить, чтобы не задавалась и мы... ну, немножко поцапались. А потом подружились. Вот так. И ей твоя помощь нужна. Так что ты ей позвони - она тебе все расскажет. Зашел бы к ней, она ждет.
- Я! Ты... - Костик вскочил, заметался. - Откуда ты про неё узнала?
- Слушай, братик, не бери в голову! Лучше подумай, как помочь Любке, она в передрягу попала. По-моему, сейчас время какое-то дико передряжное, у всех одни неприятности. И пойди извинись перед папой. Разорался как свинья, лучше подумал бы, что нам делать...
- Слышь, Сеновал... ну ты ваще! - Костик не находил слов. Чуть успокоившись, он смог связно выражать свои мысли, правда с большим трудом. - Ты можешь толком мне объяснить, что у вас было с Любой? Что она думает... и вообще.
- Ох, ну ладно. Только сначала пойди извинись, а то ничего говорить не буду.
Воистину это был день переговоров. Сеня рассказала брату о своей встрече с Любой, умолчав о прогнатом домовом, который в её семье воду мутит... Мама с папой и бабушка с дедушкой совещались на кухне. Костик позвонил Любе и проговорил с ней не меньше часа... Только Сеня ни с кем не разговаривала - из головы не шел сегодняшний разговор с матушкой, от которого она до сих пор не могла толком прийти в себя.
Она сказала, бабушка ТАМ за них хлопочет. А откуда матушка знает? Откуда она вообще о них столько знает, - Сеня только теперь задала себе этот вопрос. И про Прошу, и про папу с мамой... Разве бабушка Дина знала о Проше? Ну, положим, каким-то чудом узнала: или Сеня проговорилась во сне или бабушка случайно Прошу увидела в её комнате... Но ведь для других он невидим! И потом, она никогда от бабы Дины не слыхала о матушке. Не было у той знакомой монашки, не было, хоть убейся! Когда же они познакомились? И почему в таком случае бабушка эту дружбу от всех скрывала? Нет, просто голова кругом, ничего не понятно!
Она решила отложить выяснение всех этих странностей на потом, когда в голове немножко прояснится. Матушка велела ей как можно скорее разыскать Прошу. Сеня и сама больше всего на свете хотела бы этого, только как его отыскать? Он сказал, сидит в каких-то развалинах, так пойди-ка найди это место! Скорее всего, оно где-то неподалеку, поблизости. Что ж, остается ухватиться за эту единственную зацепку.
Розыски Проши пришлось отложить - нужно было помочь родителям в доме прибраться. Костик с удвоенным рвением взялся за дело - в душе он чувствовал себя виноватым и старался, как мог, искупить вину перед отцом.
- Ксана, Костя, кладите в этот чемодан все самое необходимое! - отец притащил в Сенину комнату старый потертый дедушкин чемодан и брякнул на пол посреди комнаты. - Все, хватит испытывать судьбу, едем к тетке!
- Коля, погоди! - мама мягко остановила отца, подняла чемодан. - Сам подумай, это ничего не изменит. Нас найдут и на краю света, если уж на этой пленке свет клином сошелся! Зачем подставлять Марго? Нет, мы останемся здесь.
- Леля, нельзя же так, мы должны обезопасить детей. И я... ты пойми, после всего уступать этим тварям совсем позорно! - отец проговорил это уже не слишком уверенно, голос дрогнул и, обхватив голову руками, он рухнул на Сенину кровать.
Мама кивками велела детям испариться, и принялась утешать папу. Костя плотно прикрыл дверь в комнату и пожал плечами.
- Н-да, тут сам черт ногу сломит! Ладно, пока суть да дело, я сваливаю. Позвонит Слон, скажи, чтоб вечером приходил - пленку проявим.
- Да, я так тебя и не спросила: как ваша съемка? Сфотографировали окно?
- А то! Думал вернусь после школы и сразу займусь проявкой, а тут - на тебе... Ну все, побежал!
- Ты к Любе? - Сеня встревоженно поглядела на брата.
- Ну, ясно! Пока, Сеновал, не тушуйся, прорвемся не глядя! - брат набрал в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, резко выдохнул, напялил куртку, кроссовки и помчался по лестнице вниз.
Дробный топот ног... тишина... Ох, что с ним будет? Как-то встретят его разъяренные Любины родичи? Ведь брат собирался взять вину за её синяки на себя... Да ещё там, в той квартире этот отморозок-домовой... Еще вздумает отомстить Проше, сделав Костику какую-то гадость особую... ногу ему сломает или заикой сделает - с него станется...
Нет, так жить нельзя! Сеня, опустив голову, поплелась на кухню пить чай. Об обеде, ясное дело, не могло быть и речи - не до обеда сейчас! Голова раскалывалась, даже чуть-чуть подташнивало, видно, сказывались перегрузки этих последних дней. Или в самом деле она где-то грипп подхватила? Мужик сегодня в метро всех вокруг обчихал, от него все пассажиры шарахались! Но не может быть, чтобы вирус прижился так скоро ещё и двух часов не прошло. Нет, тут что-то другое. Может в школе на днях заразилась? Эпидемии гриппа вроде нет еще, но первые заболевшие пташки уже появились. Сене болеть не хотелось - совсем недавно столько времени провалялась в постели, только выздоровела и опять двадцать пять... Нет, нельзя раскисать, кто сказал, что она грипп подхватила, - нужно надеяться на лучшее...
В кухне появились мама с папой какие-то тихие и просветленные. Интересно, что они в итоге решили? Сеня хотела было их расспросить, но с радостью исполнила мамину просьбу - потопала к себе в комнату. Ох, как же жарко натоплено! Батареи жарят вовсю! На улице теплынь - пятнадцать градусов, а топят как в январе!
Душно... Окно бы нараспашку открыть... Она зевнула, прилегла на кровати, укрылась пледом. Подумала, что хорошо бы помочь родителям в ванной прибрать - там такой бардак! И ещё пособить маме на кухне... Глаза у неё слипались. Через минуту Сеня спала.
Проснулась она оттого, что кто-то ласково гладил её по головке, как маленькую.
- Мама? - девчонка сонно заморгала глазами, попыталась приподняться на локте, но без сил снова вытянулась в кровати.
- Лежи, лежи, Колечка, - зашелестел над ней знакомый надтреснутый голос. - От таких волнений и здоровый мужик с ног повалится. Да уж, досталось тебе! Ты меня уж прости, беспутного...
Проша! Он колыхался в воздухе подле её кровати, охал, постанывал, всплескивал ослабевшими ручками, а по сморщенной кожице на щеках катились крупные голубоватые слезы.
- Прошенька! - Сеня рванулась к своему другу и свалилась бы на пол такая слабость вдруг её охватила, если б он вовремя не поддержал и не водворил на подушки.
- Э, ты не дергайся! - велел он ей, грозя кривеньким пальчиком. Ослабла ты очень. Эка, температура какая высокая у тебя! Лежи, а я тебе сказочку расскажу.
- Прош, ну какие сказочки, смеешься ты, что ли?! Мне уж скоро четырнадцать! Ты лучше скажи, что делать, какие новости и вообще...
- Новости, говоришь... Ох-хо-хонюшки! - домовой вздохнул и с хрустом почесал за ухом. - Честно сказать, не знаю, что и сказать... вот видишь, даже говорить разучился. Плохо у нас, Сенчик. Совсем плохо. Прогнатый ни в какую мириться не хочет. Уж я и так с ним и эдак, все хожу - прощенья прошу. Вьюсь вкруг него кругами, словно птах какой... а он... а! - Проша махнул лапой, отвернулся и шмыгнул носом. - Раздулся весь от обиды, распух, как пчелиный укус, а я, видишь, что ни день, только все больше сдуваюсь. Прямо как шарик. Он из меня силы пьет! Не домовой, а вампир форменный. От меня уж почти ничего не осталось, ты только посмотри - весь усох, скорчился, кожа висит, как тряпочка. Ужас! Говорю ему: я, мол, перед тобой виноват и прими мои смиренные извинения, а место твое - квартира, то есть, свободно, возвращайся и живи как и прежде... А он пыжится, дуется и - ни в какую! Уж не знаю, как его ублажить теперь.
- Хватит его ублажать! - решительно заявила Ксения. - Когда ты его из дому выгнал и он пострадал, его было жалко, а ты перед ним виноватый был это ясно. А потом что? А то, что из прогнатого он отморозком сделался - ни на какие уговоры не идет, домашних душит, тебя извел, извинений не принимает, простить не желает... а чего он желает, собственно? По-моему одного: всех подряд извести! Ему уже не квартира важна, не дом свой исконный насиженный, - ему важно силу свою показать. Прош, пойми, он куражится. Что, я не права?
- Права... - обречено вздохнул Проша.
- А раз так - он уж и не домовой вовсе, а чистый бес! То есть, совсем нечистый. А с бесами у нас простой разговор - мочить их надо, не глядя... то есть, биться до победного. По-моему только так и не морочь себе голову. Ты, Проша, этим чувством вины уже так себе голову заморочил, что форменного беса от обиженного домового отличить не можешь. Все мы меняемся, преображаемся, разве не так? Ты ведь мне говорил?
- Ну, говорил...
- А значит, прогнатый окончательно преобразился в темную сторону. Ты к чистым лезешь, а он в демоны затесаться хочет. Ну, сам посуди, разве я не права? Это ежу понятно! А что мы против демона можем? Думай, соображай!
Проша вдруг захныкал, поджал лапки, колобком скатился с кровати на пол, скукожился, свернулся калачиком и весь затрясся от горьких рыданий. Сеня кинулась к другу, забегала, засуетилась вкруг него, не зная, как его успокоить. Наконец, решилась, и бережно подхватив под голову и задние короткие лапы, подняла, прижала к себе, как ребенка, и стала укачивать. Проша затих, уткнулся носом в её плечо и засопел, довольный и успокоенный . А Сеня укачивала его и думала, как помочь незадачливому бедолаге нечистику, который водворился в её семье, чтобы жизнь в ней наладить, а сам так запутался, что сохнет теперь на глазах. Того и гляди развоплотится... Ну уж нет, она этого не допустит, на то они и друзья!
- Я вот думаю, - Проша высунул голову из-под её руки, - может, мне перемолодиться, а?
- Это как? - опешила Сеня.
- У нас так принято. Когда кто-то из домовых доживает до глубокой старости, - а стареем мы жутко медленно, ты же знаешь, - его силы слабеют, энергия иссякает... ну, как у всех! И тогда собирается целое скопище бесов, ведьм и нечисти всякой и домового перемолаживают. Это целый обряд сложный такой. Не все через это проходят - многие и погибают. А те, которые благополучно прошли, на особом счету: поручают им юных воспитывать. Вот я и думаю, может, мне выскочить из петли этой, попросить, чтоб перемолодили, а то иссяк я совсем...
Домовой соскользнул на пол, заложил лапы за спину и засеменил по комнате, одним глазком прищурившись, а другим поглядывая на девочку острым блескучим глазком.
- Прош, ну что ты такое несешь! - возмутилась Сеня. - Зачем от своего предназначения увиливаешь? Сам же мне говорил, что свыше тебе предназначено к людям вернуться. И не просто к людям - в семью! А ты что? Мы тут, можно сказать, того и гляди окочуримся , невесть что в доме творится, мафия наезжает, весь дом вверх тормашками, а ты - перемолаживаться... Нехорошо это... плохо! Перемолаживайся на здоровье - скатертью дорожка, только больше меня не мучай! Я же так привязалась к тебе, беспокоюсь за тебя... У меня от этих волнений температура поднимается!
И Сеня рухнула на кровать, зарылась лицом в подушки и слабо отбивалась от Проши, который рванулся к ней, чтобы её успокоить.
- Сенечка, лапушка, все, не буду, не буду! Сама знаешь, заносит меня! Я и не подумал бы перемолаживаться, пока вашу семью в порядок не приведу... ох! А температура у тебя - точно от волнения. Коловрещенье ума! Сроду оно никому пользы не приносило...
- В порядок приведешь, как же... - из-под подушки вынырнуло Сенино зареванное лицо. - Какой тут порядок, когда родичи скоро от волнений помрут наверное! Ты папу видел? Маму видел? И что? Вот именно - смотреть страшно! А ты сидишь, сложа руки, и думаешь, как бы сбежать.
- Колечка, ты... пфу-пфу-пфу, - зафырчал домовой, - ты это - того, загнула! Я понимаю, ты вся изволновалась, измучилась... Ладно, ты пока подремли, а я буду думу думать.