В разговоре с Рыжиком смуглый Гидеон Блэквуд коснулся одной детали, и теперь мальчик непрестанно думал о ней. Он пытался разузнать, как Странникам удается путешествовать от одного места до другого через всю страну, как у них получается приходить в деревню в то самое время, когда там устраиваются ежегодные ярмарки и случаются другие события. Но Гидеон, хотя и был готов свободно поговорить на любую тему, вдруг стал удивительно уклончивым. Из его односложных ответов Рыжик понял только то, что Странники не рассказывают друг другу, в каком направлении идти, что они не переписываются и не используют никаких схем и планов.
Этот последний пункт особенно заинтриговал Рыжика. На уроках по географии в старших классах им рассказывали о Братстве картографов, и учитель мимоходом упомянул о необычных диаграммах, которые, поговаривали, создают члены Братства. Эти диаграммы называются схемами.
Рыжика мгновенно заинтересовало замечание, что эти схемы могут указать тем, кто сумеет их растолковать, как с помощью дорог и тропинок соединяются друг с другом разные части земли, большие города с маленькими, а маленькие города с деревнями. Но когда он спросил учителя географии, может ли тот одолжить несколько схем, что бы Рыжик изучил их, учитель ответил, что работы Братства хранятся за семью замками и что эти схемы доступны лишь немногим посвященным привилегированным персонам. Учитель не хотел разочаровывать мальчика, но больше ничем помочь ему не мог.
Направляясь на велосипеде к дому, Рыжик подумал, что если один учитель не может помочь ему, возможно, это удастся другому. Поэтому он решил заглянуть к своему старому деревенскому учителю. Почти у самой реки Рыжик резко нажал на тормоз, велосипед занесло, и он остановился прямо у ворот перед домом старика. Рыжик прислонил своего «коня» к забору и пошел по дорожке к дому. Музыки не было слышно, но входная дверь оказалась, как обычно, приоткрытой. Рыжик нашел учителя сидящим за рабочим столом, на котором было разложено несколько дюжин деталей пианино.
— Оно расстроено, — объяснил учитель, не поднимая головы. — Я просто разбираю его на кусочки, а потом составляю их вместе. Обычно это срабатывает.
Рыжик перешел сразу к главному вопросу:
— Сэр, вам известно что-нибудь о Братстве картографов?
Старик посмотрел на него с упреком и изумлением одновременно.
— Сдается мне, юный Браун слишком уж увлекся тайнами, — сказал он после долгого молчания. — Так что это может быть не на пользу, а во вред. Мне кажется, мы определенно должны выпить по чашке чаю, прежде чем завести разговор о географии. Позволь, я пойду и поставлю чайник. — Голос учителя зазвучал слабее, когда он отступил на кухню. — Кстати, я даже уверен, что в кладовой завалялся последний кусок песочного кекса. Он глазированный, а я никогда не любил марципаны.
Наконец, пропустив несколько чашек чаю, они отправились в дальнюю комнату, к шкафу со стеклянными дверцами, и мальчик ушел домой с охапкой пыльных книг и документов, которые украдкой притащил наверх в свою комнату, пока мать разносила белье.
В ту ночь при дрожащем свете свечи Рыжик разложил книги на кровати. Очень скоро он обнаружил, что Братство уже нарисовало схемы главных городов земли и большей части побережья. Эти схемы, узнал он, были надежно скрыты в подвалах Братства. Дальше он прочитал, что сейчас в основном составляют схемы Королевских главных дорог и прилегающих к ним областей, а еще его заинтересовало, что пока не ведется практически никаких работ по составлению схем менее населенной деревенской местности, опасных горных районов и далеких островов. Кроме того, оказалось, что принципы картографии защищаются Древней и Неприкосновенной Хартией и что никто за пределами Братства не может быть посвящен в тайну составления схем. Тем временем Малыш, который уже привык к ночным бдениям Рыжика, мирно дремал в своей корзине.
Следующим утром Рыжик обыскал все ящики комода в своей маленькой комнате, копаясь среди старых кукол-уродцев, бесформенных кусков пластилина, обрывков воздушных змеев и оловянных солдатиков, пока не выкопал плоскую жестяную коробку акварельных красок, которые когда-то давным-давно ему подарили на день рождения. Он тогда порисовал ими немного, а потом забросил в дальний угол. Теперь Рыжик спустился на первый этаж, уселся за стол и разложил взятый с собой чистый лист строительного картона и чашку с обломанными краями, наполовину наполненную водой. Коробка красок стояла перед ним, кисточка ожидающе притаилась в специальном углублении. Малыш с любопытством принюхивался, вертясь рядом.
— Что ты делаешь? — крикнула миссис Браун из кухни, где стирала простыни. Вода доставала ей до самых локтей.
— Пытаюсь нарисовать деревню такой, какой ее видит пустельга с воздуха.
Его слова были адресованы скорее себе, чем матери. Он нахмурился, пытаясь сосредоточиться, окунул кисточку в воду, вытер о краешек чашки, чтобы стекла лишняя вода, покрутил до появления пены в нетронутом идеальном квадратике аквамариновой краски, затем помедлил, пытаясь мысленно представить кривую реки.
— Только не забудь, что через час мы садимся ужинать и стол должен быть чистым!
Поглощенный своим занятием, мальчик не ответил. Миссис Браун потянула корыто для стирки через двор, к стоящему там катку для глажения белья. Она не знала, что именно так внезапно увлекло Рыжика, но что бы это ни было, мать надеялась, это отвлечет его от глупых мыслей. Он уже достаточно долго хандрил из-за этой девушки.
После первой, неуверенной попытки Рыжик стал проводить довольно много свободного времени, рисуя схемы. Он нарисовал несколько вариантов схем деревни и, когда удовлетворился ими, переключил свое внимание на окрестности. Иногда он целыми днями гулял по холмам, представлял, как парит на одной высоте с пустельгой, восхищенно глядя, как дорожки, речки и леса соединяются друг с другом, и записывал свои видения в толстом блокноте из скрепленной плотной бумаги. Иногда он просил Малыша нести коробку с красками, но собаку, похоже, больше привлекал поиск скомканных бумажных шариков, в которые превращались менее успешные попытки хозяина.
Время шло, и миссис Браун привыкла к рядам разноцветных схем, растянувшихся вдоль стены в спальне ее сына, и, когда спустя год он сообщил ей, что хочет учиться в Академии картографии, она с радостью благословила его. Она ничего не понимала в этих странных новых науках, но смутно чувствовала, что то, чем хочет заниматься ее сын, может иметь практическое значение. И еще она знала, что в больших городах нужны молодые люди с такой квалификацией. Миссис Браун представляла, как ее сын получает диплом, делает выдающиеся успехи и заботится о ней в старости.
— Пять минут, Лорел! Клоуны уже на арене.
— Я почти готова, мадам.
В тусклом свете циркового фургончика Лорел скосила глаза на свое отражение в потемневшем зеркале, пока наносила последние мазки черной помады. Удовлетворенная, она надвинула маску на глаза, разгладила трико и осторожно привела в порядок складки плаща на своих плечах. Лорел не обернулась, чтобы посмотреть на мадам Констанцу, но девушка всегда чувствовала, когда старое морщинистое лицо появлялось в дверном проеме. Лорел позволяла себе немного расслабиться, только оставаясь одна. Она так и не смогла избавиться от ощущения спазма в животе, которое приходило перед каждым выступлением, но сегодня ей приходилось вдвойне тяжело, а поделиться было не с кем. Это представление должно стать последним для нее. Был канун семнадцатого дня рождения Лорел, в конце сегодняшнего представления она уйдет с цирковой арены, и никто не в силах будет вернуть ее.
Хотя с цирком была связана вся жизнь Лорел, в течение последних десяти лет, девушка до сих пор бережно хранила воспоминания о предшествующих временах. Как все цирковые люди, она с рождения была Странницей, но, в отличие от других, не принадлежала к цирковой семье. Люди ее отца были дорожными рабочими, и мать объяснила Лорел, что семья вынуждена скитаться, потому что по всей земле есть дороги, которые нуждаются в починке. В любом случае, насколько могла помнить Лорел, пейзаж за окном повозки всегда менялся: от месяца к месяцу, от недели к неделе.
Отец считал, что девочка должна учиться. Где бы они ни остановились, если это затягивалось дольше чем на несколько дней, Лорел определяли в местную школу, где время от времени она пыталась уловить, о чем рассказывают на занятиях. Естественно, мать и бабушка всегда предупреждали ее держаться подальше от других детей, которые жили в деревне, и никогда ни под каким предлогом не делиться с ними особыми знаниями, которыми владел странствующий народ. И Лорел честно хранила молчание, или, по крайней мере, старалась делать это до того дня, как встретила маленького рыжеволосого мальчика.
Ибо он единственный был причиной всех ее горестей и бед! Стояла ранняя осень, и семья Лорел расположилась лагерем неподалеку от одной деревушки на краю холмов. Отец сообщил, что ему предстоят несколько недель работы на одном месте, и поэтому девочку отправили в школу. Сначала ей показалось, что эта школа ничем не отличается от множества других, которые она посещала раньше, но в первое же утро она познакомилась с мальчиком по имени Майкл Браун, мальчиком, который казался непохожим на других детей, живущих в той деревне. Как и Лорел, он сторонился остальных, его одежда была старой, залатанной и поношенной, как и у нее. Сначала они отнеслись друг к другу настороженно, но постепенно стали доверять друг другу, начали шептать друг другу на ухо свои секреты и вскоре подружились. В конце концов Лорел даже пригласили в гости к мальчику домой. Мать напоила и накормила гостью, но, несмотря на свое гостеприимство, она показалась Лорел женщиной замкнутой и несчастной. Миссис Браун рассматривала Лорел с недоверием и не пригласила ее приходить снова.
Но Лорел продолжала чувствовать, что ее тянет к мальчику, она так и не смогла толком понять почему. Спустя некоторое время, одним дождливым днем на школьном дворе девочка почувствовала внезапное побуждение показать ему то, чего бабушка предостерегала никогда, никогда не делать! Тогда она подумала, что ничего особенного не произошло, но потом, когда ее семья узнала, что случилось, Лорел сразу же забрали из школы и держали в повозке, пока не пришло время двигаться дальше. Она вздрагивала, когда вспоминала трепку, которую ей задал отец, слезы, которые пролила мать, и недоумевающую ярость на лице бабушки.
Вскоре после этого началась жизнь Лорел в цирке. По прибытии сюда ее поместили под опеку мадам Констанцы, крошечной морщинистой дамы, которая болезненно хромала, опираясь на толстую узловатую палку. Мадам управляла цирком вместе с одним из своих сыновей. Она вела театральную кассу, а еще на ней лежала ответственность за обучение и тренировки цирковых детей.
— Я не всегда была такой, как сейчас, — сказала Лорел мадам Констанца в первый день их знакомства. — Когда-то я была великой канатоходкой. Мир лежал у моих ног. До этого. — И она два раза стукнула палкой по полу вагончика.
Каждое утро они проводили тренируясь. Сначала Лорел нравилась новизна всего происходящего. Она проявила природный талант в цирковых искусствах, быстро освоила основы жонглирования, акробатики и канатоходства. Не прошло и трех месяцев со дня появления девочки в цирке, как ей уже разрешили выступить на арене. Но когда она услышала пугающий шум толпы, рев, топанье и свист, в ней родился страх, который с тех пор не покидал ее. После этого она напрочь забыла о своей первоначальной радости и ничего не чувствовала, только лишь страх перед ареной, только лишь ненависть и презрение к толпе, которая пялилась на нее. Несмотря на то что Лорел выступала все лучше и лучше, в ее выступлении всегда сквозило мрачное безразличие, которое приводило мадам Констанцу в отчаяние.
— Почему ты такая? — спросила старуха однажды утром.
— Ненавижу арену, — расплакалась Лорел. — Я хочу обратно домой!
— Ты знаешь, что не можешь вернуться туда! — рявкнула мадам. — Твой отец подписал контракт.
— Ты обязана оставаться здесь, пока не достигнешь совершеннолетия. А теперь перестань реветь и покажи кувырок еще раз.
Не совсем понимая почему, Лорел связала свои несчастья с рыжеволосым мальчиком, которому она прошептала на ухо секрет. Озадаченная этими мыслями, однажды она набралась храбрости и спросила, что об этом думает мадам. Старая дама внимательно выслушала девочку.
— Выбрось это из головы, дитя, — наконец произнесла она. — Через некоторое время все встанет на свои места. А сейчас ты должна упорно работать и быть терпеливой.
Лорел не удовлетворил этот ответ, но по натуре своей она не любила копаться в себе и вскоре нашла чем заняться. Лорел повзрослела и заметила, что некоторые мальчики в деревнях стали обращать на нее особое внимание. Они были странными неуклюжими созданиями, с бегающими взглядами и невнятным бормотанием, не умевшие четко выразить, что хотят сказать. Но их внимание тревожило Лорел, и сначала она толком не знала, как себя вести. Наконец ей пришло в голову, что, если бы она не начала дружить с тем рыжеволосым мальчиком, ни одна из этих бед не обрушилась бы ей на голову. Поэтому Лорел твердо решила, что никогда не позволит, чтобы что-то подобное снова случилось с ней. В любом случае то, что хотели эти мальчишки, от нее они никогда не получат. Через некоторое время Лорел научилась у других цирковых девушек умению выделить мальчика из толпы, привлечь его взглядом и многообещающими ужимками довести до безумия предвкушения. А потом — обмануть его, обворовать и унизить сотнями способов! Лорел знала, что на следующий день цирк двинется дальше и очередной косолапый дуралей навсегда исчезнет из ее жизни. Пусть даже она никогда не увидит рыжеволосого мальчика снова, но отомстит остальным.
Через некоторое время Лорел научилась метать ножи и тогда решила, что именно этим способом даст выход своей ярости. Она работала с двумя юношами на трапеции, когда старого метальщика ножей помял слон, и ему пришлось покинуть ринг.
Лорел давно восхищалась мастерством старика и умоляла мадам, чтобы та разрешила ей взять на себя это выступление. Сначала старуха противилась, но в конце концов уступила, и после нескольких недель репетиций Лорел начала переделывать избитый номер на свой собственный, ни на что не похожий лад. Время шло, и девушка обнаружила, что может все лучше и лучше выплескивать свой гнев, обиду и ненависть в процессе выступления, и по мере того, как в Лорел зрела женщина, она совершенствовала свой жестокий стиль, который приковывал внимание и гипнотизировал каждого мужчину в толпе. Лорел получала удовольствие от этой приобретенной власти над мужской массой, иногда даже веря, что может проникнуть в их сны, чтобы дразнить своих врагов, в то время как их безразличные жены сопят рядом. Но если бы хоть раз мужчина или мальчик вздумал пересечь границу, которая отделяла артиста от зрителя, он встретился бы с ледяной враждебностью и презрением.
Мадам Констанца и ее сын, поначалу встревоженные этими открытыми проявлениями мужененавистничества, вскоре были удивлены тем, как резко возросли сборы, и в конечном итоге остались очень довольны. Они предложили Лорел написать ее имя на афише большими буквами и посулили приличную оплату, но девушку не интересовали подобные вещи, ибо обида продолжала тлеть в ее сердце так же остро, как и раньше. И Лорел поняла, что привязана к цирку только до тех пор, пока не станет совершеннолетней. Она знала, что в этот день снова станет свободной, чтобы уйти куда глаза глядят. В этот день срок ее приговора подойдет к концу.
Едва заметно поклонившись толпе, Лорел схватила свой плащ, и, до того как аплодисменты стихли, убежала с арены, и стала быстро пробираться между лужами к фургончику, где она жила вместе с мадам. Она знала, что мадам останется в кассе подсчитывать выручку. Лорел могла надеяться на несколько минут одиночества. Она проверила, плотно ли задернуты занавески, сорвала с себя трико и швырнула его, как всегда, на пол, чтобы мадам потом убрала. Затем, не останавливаясь, чтобы смыть или стереть грим, втиснулась в походную одежду. Она залезла под туалетный столик, чтобы достать сумку, которую спрятала перед представлением, сунула туда комплект для метания ножей и стремительно направилась к задним воротам лагеря.
Держась в тени, Лорел кралась вдоль ряда повозок и уже завернула за последнюю из них. И тут, когда до ворот оставалось несколько шагов, ей внезапно преградила путь крошечная фигурка мадам Констанцы.
— Мадам, я просто… — заикаясь пробормотала Лорел, но старая дама перебила ее:
— Я знаю, дитя мое. Ни слова больше. Завтра тебе исполнится семнадцать, и цирк не сможет больше держать тебя. В душе я надеялась, что ты решишь остаться с нами, ведь у тебя большой талант к нашему делу, но, по правде говоря, ты всегда была сама себе хозяйка.
Она пристально посмотрела на девушку. Внезапно Лорел почувствовала, что вот-вот расплачется.
— О мадам, я не хотела, чтобы мы расставались вот так. Но я никогда не была здесь счастлива, я ничего не скрываю от вас, но…
— Тише, дитя, тише. Ты должна делать то, что считаешь правильным для себя. Знай, что ты всегда найдешь здесь свой дом, если пожелаешь вернуться, но сегодня и в другие ночи перед тобой лежит длинная дорога. Так что иди быстрее, пока не передумала. И пусть удача сопутствует тебе.
И, не сказав больше ни слова, старая дама повернулась и, прихрамывая, побрела назад.
Мгновение Лорел колебалась. Она оглянулась на знакомые огни цирка, затем посмотрела вперед на неровную дорогу, круто поднимающуюся вверх по холмам. Возможно, там ей встретятся дикие животные. Она сунула руку в сумку, нащупала кривое лезвие ножа и почувствовала быструю теплую волну, приливающую к животу. С этого момента ее друзьями станут ножи. Другие друзья ей не нужны.
Затем, шмыгнув носом и прогоняя подступившие слезы, Лорел завернулась в плащ и зашагала в ночь.